— Прости, но что это было?

— Николь.

— Твоя бывшая жена?

— Почти.

— Почти бывшая или почти жена?

Антуан чмокнул меня в макушку и шепнул на ухо:

— Я потом всё тебе расскажу. После такого выступления ты вправе знать, кому наступила на ногу. А сейчас… Хочешь взглянуть на паука?

— Да уж непременно, — пробурчала я. Вот только ревнивых бывших мне в жизни не хватало.

_____________________

* Louboutin — марка обуви, которую прославила группа «Ленинград». По имени создателя марки, Кристиана Лубутена (но не Лабутена!)

** Nude — если кто вдруг не знает, это телесный цвет))

*** Brisez le silence (фр.) — разбейте молчание. Слоган известной ассоциации, помогающей женщинам уйти от жестокого обращения в семье.

**** Chandeleur (фр.) — празднуется 2 февраля в католических странах, когда все пекут блины

— Он такой восхитительно… омерзительный! — выдохнула я при взгляде на паука. В натуре за стеклом он был гораздо гаже, чем на фотографии в компьютере. Одна из лапок чуть погнута, бриллианты сверкают так, что глазам больно, а ярче всех — голубой, огромный. Сколько такой может стоить? Мой хамелеон, тот, что сидел в кольце на пальце Антуана, в подмётки этому не годился. Но… Даже если бы стоял вопрос об инвестиции денег, паука бы я не купила.

— Я полностью согласен с тобой, — выдохнул Антуан мне в волосы, наклонившись вместе со мной над витриной. — Знаешь, за что я люблю старинные украшения? От них исходит сильная энергия. Не одинаковые, не штампованные мастером на раз-два, а штучные, сделанные в единственном экземпляре, с любовью к кому-то.

— Интересно, это сама жена попросила ювелира сделать ей паука, или он придумал его, а ей пришлось согласиться?

— Этого мы никогда не узнаем. Я уверен лишь в одном — паук настоящий, подлинный, вывезенный немцами из оккупированной Белоруссии. Правда, историю его передвижений никому проследить так и не удалось, но теперь он в надёжных руках.

— Ты давно знаком с Лораном?

Антуан странно глянул на меня, потом пробурчал:

— С университета. Почти столько же времени, что и с его дочерью.

Я кашлянула и тактично промолчала, потянув Антуана к следующей витрине. Там лежал целый жемчужный комплект — серьги, колье, диадема и браслет. Маркиз усмехнулся:

— Примечательные вещицы. Любимые драгоценности Одри Хепберн… Мне страшно представить, сколько Лоран заплатил за них.

— Она знала толк в украшениях, — с уважением кивнула я. Жемчуг отличался исключительной чистотой и нежным изяществом. Но это не мои камни. Мне больше нравятся бриллианты. Поэтому я передвинулась к витрине справа.

— Какая прелесть! — воскликнула. — А почему только одна серёжка?

Она была в форме цветка и капли одновременно. Вытянутая и изогнутая, как хвост падающей звезды. Белое и жёлтое золото, маленькие алмазики в середине и массивная застёжка. Что-то знакомое, очень знакомое…

— Тут какая-то страшная история, — словно нехотя ответил Антуан. — Вторая была украдена при ограблении вместе с другими драгоценностями семьи. Убийство троих человек. Где-то в Польше, что ли…

— Космос… Да, это ужасно… — пробормотала я, отходя от витрины. Образ серёжки продолжал стоять перед глазами. Я точно где-то видела её, но пока не могла припомнить, где именно.

Остальные украшения, хоть и радовали глаз, но не были такими притягивающими, как паук и серёжка. Да ещё Николь маячила всё время в пределах видимости, раздражая своими убийственными взглядами. Чего добивается эта женщина? Хочет вернуть Антуана? При том, что говорит ему гадости? Странная логика, право слово.

— Коктейль, мсьё-дам?

С ума сойти, тут даже выпить предлагают! Официант во фраке с галстуком-бабочкой вежливо улыбался, поднос на ладони. Шампанское, коктейли всех цветов радуги… Антуан жестом предложил мне выбрать, и я взяла бокал наугад — весёленького оранжевого цвета с бумажным зонтиком на краю. Антуан ограничился шампанским.

— Ну как, мадемуазель Алекс, вам понравилась выставка?

Лоран подкрался незаметно, тоже с бокалом в руке. Я кивнула:

— Чудесные украшения! Особенно привлекает эта одинокая серёжка. Есть в ней что-то трагичное.

— Да, трагедия, это правда. Кровавое убийство целой семьи из-за денег и драгоценностей. В начале девяностых в пригороде Варшавы… — Лоран протяжно вздохнул и покачал головой. — Забрали всё, оставив после себя три изуродованных трупа. А эту малышку, — он указал на витрину с серёжкой, — вероятно, выронили в спешке. Я её перекупил.

— Кошмар какой…

Где я видела эту идиотскую «малышку»? Ведь не засну теперь, пока не вспомню! Не в интернете, абсолютно точно.

— Беседуете? Как мило!

Николь, как и папочка, подошла совершенно неслышно, улыбнулась, поманила официанта. Тот с подобострастием поднёс напитки, и мадам бывшая жена Антуана взяла бокал шампанского. Одним неловким движением опрокинув прямо на меня красный коктейль. Прямо на меня, офигеть какая точность! Мужчины замерли, а Николь притворно заахала:

— Боже, какая я криворукая! Прости, прости, пожалуйста!

— Она испортила платье, — с неожиданной обидой пожаловалась я Антуану, поднимая полы жакетика. Они тоже были обляпаны красным. «Кровавая Мэри» … Томатный сок не отстирать… Я убью её!

— Купишь новое! — бросила Николь, пока маркиз собирался с ответом. — С деньгами, которые ты зарабатываешь за ночь, раздвинув ноги, это не проблема!

В такие моменты в книгах пишут, что глаза заволокло туманом, что сразу не поняла, что делаю, что действовала в состояние аффекта, но я помнила всё и чётко осознавала холодную ярость, наполнившую меня с ног до головы. Одним быстрым движением я схватила девушку за гриву тщательно уложенных волос поближе к затылку, резко заломила назад и потянула вниз. Взвизгнув, Николь ожидаемо бухнулась на колени и вскинула руки, чтобы избавиться от моих пальцев. Несильным, но болезненным ударом я отбила её запястья и ловко зафиксировала оба. Делов-то умеючи… Тёмные глаза сверлили меня ненавистью и страхом. Пока никто не отреагировал, я тихо прошипела ей на ухо:

— Я не проститутка, это раз. А вы, законные жёны, хуже проституток, ибо тянете деньги с мужей, отказываясь раздвигать ноги, это два. Подумай о своём безобразном поведении и оставь уже Антуана в покое. Не позорься!

— Детка… Алекс… Всё, хватит…

Голос маркиза достиг моего сознания, и я с сожалением отпустила сучку, которая всхлипнула и подорвалась куда-то. Антуан приобнял меня за плечи и повёл прочь:

— Опять хочешь в полицию?

В его голосе я уловила лёгкий смешок и подняла голову. Он улыбался. Он. Улыбался.

— Не хочу, — отказалась я, чувствуя, как дрожат руки. Вот прямо так начали дрожать. И я поняла, как сильно переволновалась, хотя до того мне было наплевать на эту дуру, на людей вокруг, на всё.

Надо отдать должное Антуану — он быстро и ловко увёл меня с выставки к машине, посадил на переднее сиденье и даже сам пристегнул ремень. Потом сел на водительское место и, тронув джип, спросил задумчиво: