– Совести у вас нет! Штрейкбрехеры! – визжала она. – Хлеб отбиваете у бедной старушки! Без работы оставить хотите?

– Бабуль, – взмолился Кирилл, – какая работа в твоем-то возрасте? Иди домой, на печку, сухариков погрызи… – Герой опять чуть не подавился слюной. – А зубов нет – в молочке размочи. Мы тут серьезным делом заняты. Нечисть вызываем…

– Да кто ж так вызывает! – Из савана высунулась сухая, костлявая рука и выразительно постучала Кирилла по лбу. – Я тут с полчаса вашу капеллу переорать пытаюсь, все заклинания из-за вас перепутала.

– А ты кто?

– Баньша.

– Да ну, – не поверил Кирилл, – врешь!

– Он что, больной? – повернулась баньша к мужикам.

– Насчет этого – не знаем, – выступил вперед староста, – но есть подозрение, что герой.

– Ну, это, почитай, одно и то же… – Фигура в саване опасливо отодвинулась от Кирилла метра на три. – Почему не веришь-то?

– Насколько я знаю, баньши нечисть не зовут. Они смерть предрекают.

Мужики тихо охнули и начали тихонько пятиться.

– Какой ты умный! – изумилась баньша. – Грамоте, наверное, обучен?.. Так и было когда-то, – призналась она, – а теперь старая я стала. Заслуженный пенсионер всеэвританского значения. Имею медали за особые заслуги темные да пакости мелкие… – Старушка ностальгически вздохнула. – А сейчас так… Помогаю родне по старой памяти. Из любви к искусству.

– И кому помогаешь?

– Внучатому племяннику знакомого гоблина, который лет триста назад подрабатывал у моей тетки семиюродной по дедовой линии. Родная кровь, короче. Он сейчас с дружком своим десятину с аборигенов молотит.

– Короче, все – как у нас, – загрустил Кирилл, выдергивая катану, – сплошной беспредел. Ну и долго мне их ждать? Кушать же хочется.

– Сейчас позову, – пообещала баньша, – только вы не мешайте своими руладами. – Фигура в саване набрала в грудь побольше воздуха, но тут со стороны леса затрещали кусты. – Ой, – расстроилась старушка, – сами пришли. Без вызова. Тоже, видать, проголодались.

Над площадью воцарилась тишина. Кирилл насторожился. Топало что-то очень большое и тяжелое. Метров трех-четырех высотой. Рядом ступало существо чуть ниже. Метра на два с половиной. А между ними вприпрыжку бежало что-то совсем маленькое и громогласно шептало:

– Вы его, главное, пуганите как следует, а то он всю малину нам изгадит!

На площадь вышла огромная обезьяна, поросшая белоснежным мехом, в сопровождении зеленого тролля. Из-за его ноги выглядывал тот самый плюгавый мужичонка. Обезьяна раскрыла пасть и грозно зарычала, стуча себя кулаками по груди. Чем-то она напоминала Кинг-Конга-альбиноса.

– А чего это ты так побелел? – выдавил из себя слегка струхнувший Кирилл. – Испугал кто?

От домового не ускользнуло, что его герой и сам слегка изменился в колере. Выскочив вперед, он закрыл грудью «короля» и принялся молотить короткими ручками по своей мохнатой голове. Все с любопытством уставились на него. Закончив самоистязание, Кузя задрал мордочку кверху и испустил такой великолепный вой, что все присутствующие оказались на пятой точке. Кирилл приземлился удачнее всех. Прямо на дастархан. Аромат жареного барашка ударил в ноздри. Отодрав без помощи ножа солидный кусок от ляжки, «герой» с наслаждением вонзил в него зубы и начал яростно жевать. Все облегченно вздохнули. Когда Кирилл пришел в себя, пир уже кипел вовсю.

– Свой мужик оказался! – рычал альбинос. – А вы – герой! Герой! Ну, за знакомство!

Мохнатая рука сунула «герою» огромную чару чачи. Отказать трехметровому Кинг-Конгу в уважении было трудно…

Что было дальше, герой Эвритании помнил смутно. В памяти остались лишь отдельные фрагменты разудалого застолья.

…Вот жутко разобиженный Конг втолковывает ему, что никакая он не обезьяна, а самый обыкновенный снежный человек из племени йети. Рядом в унисон ему вторит тролль, яростно доказывая, что не знает он никаких «Шреков» и что живет он не на болоте, а в пещере. И никого к нему не подселяли, а просто нахально выкинули из родного дома, элементарно набив морду. В качестве доказательства бездомный тролль тыкал пальцем в свернутый на левый бок нос.

…Вот Кирилл, уже возомнив себя Гиппократом, клятвенно заверяет Шрека, который почему-то уже против нового имени не возражает, вылечить его. Причем клянется зубом Кинг-Конга, обосновывая это тем, что тот у него больше, а значит, клятва будет нерушимей. И что интересно – вылечивает великолепным ударом справа!..

Особенно запомнилась душевная беседа со старостой деревни, слезно молившим… не трогать родную нечисть… Он жалостливо покосился при этом на лежащего в отключке Шрека и чему-то жутко радующегося Конга.

– Мы ведь, – втолковывал староста, – так хорошо жить стали, как они к нам пожаловали. Раньше – то барон дикий нагрянет, оброком деревеньку обложить, то абреки пограбят… А теперь – тишь да гладь. Нечисти нашей боятся.

– Вам-то какая разница, Сема? – пьяно удивлялся Кирилл. – Что те грабят, что эти.

– Э-э-э, мил человек! Огромная! – тряс жидкой бороденкой староста. – Наша нечисть натурой берет. Выпить, закусить, повеселиться… Ну и мы с ними за компанию.

– Че ж тогда бабы ваши так убиваются?

– В том-то вся и фишка! – пояснил Семен. – Баба в страхе и почитании мужа жить должна. Пусть думают, что мы с нечистью поганой бьемся. Их, глупых, да детишек малых охраняем.

– Какая битва? Сплошной праздник!

– Да ты вокруг посмотри!

А вокруг уже и впрямь кипела битва. Упившиеся в зюзю мужички вовсю отводили душу, предаваясь чисто славянским, северным забавам.

– Наутро, опять же, приятно, – продолжал раскрывать тайны Полишинеля староста, – бабы как героев встретят, рассольчиком отпоят, стопку поднесут. Если б не Кузя… Слушай! Забери ты его с собой, ради бога. А мы тебе за такой героический поступок золотишка отсыплем.

Кирилл слушал его уже невнимательно, ибо гулянка вокруг набрала такие обороты, что у него зачесались кулаки. Маечка у героя Эвритании была короткая, рукава можно было и не засучивать. Последнее, что запомнил Кирилл, – испуганная физиономия Кинг-Конга, пятившегося от него в сторону леса. Зачем Его Величеству потребовался зуб йети, коль лечение прошло успешно, не могли понять ни Кинг-Конг, ни сам король Кирении.

Армада Литлера достигла Тория. Остров обложили со всех сторон. Гул набата плыл над ленивыми волнами. Последние жители окрестных деревень торопливо загоняли скотину за крепостные стены. Ворота захлопнулись вовремя. Прямо перед носом адмирала Бермуда и главного некроманта Цепсана, пытавшихся взять цитадель с ходу. По команде некроманта скелеты, гремя костями, подтащили к воротам и начали раскачивать бревно.

– Погоди, – остановил Цепсана Бермуд, – попробуем решить дело миром… – И, задрав голову, завопил что есть силы: – Повелитель Эвритании, солнцеподобный Литлер I предлагает вам сдаться и признать себя его вассалами!

– А что нам за это будет? – поинтересовались защитники со стен.

– Жизнь у вас хорошая настанет! – заверил их Бермуд. – Как говорится, плати дань и спи спокойно!

– И много платить?

– Брать будем по-божески. Семьдесят процентов нам, тридцать – вам.

– Ну нет! За такую сумму… Да лучше мы бессонницей мучиться будем!

– А за какую сумму вы согласны спокойно спать?

– Сто процентов нам, а если еще тридцать набавишь, готовы совсем не просыпаться!

– Соглашайся! – яростно зашипел Цепсан на ухо Бермуду. – Мы их потом сонными только так повяжем!

– Я бы согласился, – почесал затылок адмирал, – но у нас, понимаешь ли, денег нет.

Переговоры зашли в тупик. И тут Бермуда осенило:

– Эй! Кто там у вас за главного?

– Ну я! – свесился со стены губернатор Тория.

– Выходи, дело есть.

– Какое?

– Деловой разговор, не ясно, что ли?

Губернатор хмыкнул и спустился вниз. В воротах открылось окошко, и оттуда высунулась его плешивая голова.