Аквамер радостно закивал головой, похлопал себя по карманам, о чем-то задумался и нырнул в трюм, захватив с собой пару матросов.

– Куда это они? – волновался Кузя. Недолго.

Аквамер, пыхтя от натуги, выволакивал на палубу приличного размера сундук.

– Это что, тоже презент Литлеру? – засмеялся Кирилл.

– Нет, – пояснил боцман, – это добровольное пожертвование Литлера вольному братству Черной Звезды.

– Согласно накладной, – добавил Сильвер, показывая расписку Тараха.

Радостный смех короля Кирении сообщил пиратам, что она ему понравилась. Аквамер откинул окованную железными полосами крышку. Сзади раздался стук. Кирилл повернулся. Домовой лежал на спине, прижимая к груди гусиное перо и перепачканный чернилами свиток. Глаза его бездумно изучали проплывающие в небе облака. Рот растянулся до ушей в блаженной улыбке.

– Что с ним? – полюбопытствовал Аквамер.

– Ничего страшного, – успокоил Кирилл, поднимая домового. – Думаю, ему понравился энтузиазм масс. Он у меня впечатлительный. За партию жизнь отдаст, не задумываясь.

– Молодец, – уважительно кивнул головой Аквамер, – мне для хорошей партии тоже ничего не жалко! – Боцман «Пенителя пива» зачерпнул из сундука горсть сверкающих на солнце рубинов и кинул их в «кассу».

– Партийный взнос. Отметь.

Кузя начертал что-то наподобие крестика и сел на пятую точку, судорожно вцепившись в котомку. Пришлось за дело взяться Кириллу, так как вся команда «Пенителя пива» горела желанием заплатить очередные, внеочередные и вообще какие угодно взносы. В связи с тем, что котомка Кузи была не бездонна, партийную кассу временно пришлось перенести в опустевший бочонок, что основатель новой партии и сделал, не без труда отодрав от котомки офигевшего от счастья домового. Содержимое сундука начало быстро перекочевывать в бочку.

Тем временем Гарри Вениаминович сумел оправиться от первого шока, взгромоздился на крышу капитанской рубки и воззвал к своей бывшей пастве:

– Товагищи! Не вегьте всяким пгоходимцам! Пагтия любителей пива – это тупиковая ветвь анагхизма! В своей габоте «Один шаг впегед, два шага назад», полемезигуя с Батькой, я убедительно доказал всю пагубность этого напгавления!

– То-то Батька за тобой второй год по всем морям гоняется! – хохотнул Аквамер.

– Товагищи, настоящие анагхисты…

– А мы уже не анархисты! – непочтительно перебил его юнга, кидая в «кассу» горсть золотых.

– А как мы поступаем со своими политическими противниками? – заржал Аквамер, переваливая в бочку остаток партийных взносов.

– За борт! – обрадованно зашумела его команда.

– Кто сказал, что пагтия любителей пива и пагтия анагхистов являются политическими вгагами?

– Мы! – дружно объяснила партия экс-анархистов. – Раз, два…

На счет «три» тело Гарри Вениаминовича взлетело и с шумным всплеском ушло под воду.

– Господа, – возопил испуганный Кирилл, – надо же знать меру!

Герой кинулся к борту.

– Да ну его! – махнул рукой Сильвер. – Надоел хуже горькой редьки. Киньте ему плот, – распорядился он, – и пусть проваливает!

Юнга тщательно прицелился, и спасательный плотик полетел следом. Теоретик анархизма едва успел увернуться.

– Вы об этом еще пожалеете! – пригрозил он своим бывшим соратникам, заползая на плот. – Я объявляю о создании новой пагтии! Пагтии любителей гома! Вы еще на кагачках пгиползете ко мне, в ногах будете валяться!

Бормоткин отодрал от плотика дощечку и принялся грести в сторону едва виднеющегося на горизонте острова. Отплыть от Тория далеко пиратам не удалось. Флагманский корабль Литлера отличался великолепными мореходными качествами.

Знал бы отец Бимен, насколько успешным окажется внедрение спецагента Дельгийского ордена на Соломею, непременно разбудил бы его для проведения подробного инструктажа! Но он этого не сделал, а Саркат, как правильно заметил отец Наин, был не обычный магистр. Он был философ. Философ с большой буквы.

– О посланец богини, – робко обратилась к нему Алфея, – позвольте предложить вам…

– Ну-ка, ну-ка? – заинтересовался посланец.

В кувшине был виноградный сок. Свежий и вкусный – ничего не скажешь. Саркат вздохнул.

– Над чем вы работаете сейчас, о великий пророк? – благоговейно спросила Пантейя.

Философу отвели лучшие апартаменты во дворце царицы. Пророк сидел в позе лотоса среди гор подушек в окружении гурий, которые оказывали ему все услуги – за исключением самых пикантных. Его амурные поползновения после окончательного протрезвления успеха пока не имели.

– Для серьезной работы, – задумчиво пожевал губами Саркат, – нужно особое состояние души. Она должна оторваться от тела и витать в облаках, общаясь с богами… Слушайте, а в ваших подвалах не найдется такого же вкусного, – философ удрученно тряхнул кувшином, – но не такого свежего?

– Испорченный сок мы обычно выливаем, – удивилась Антиопа.

– Найти! – распорядилась царица.

Расторопные амазонки метнулись исполнять приказание.

– Богиня явила нам свою милость, послав тебя на Соломею, о великий пророк, в канун нашего главного праздника! – торжественно продолжила Пантейя. – Наступает ночь Великой луны. Юные девы будут вызывать единорога. Это ночь посвящения в воины. Ты – единственный мужчина, который удостоится чести присутствовать на этом ритуале.

Саркат посмотрел в окно. На небе уже высыпали первые звезды.

– Да, – ответила на его немой вопрос царица, – скоро взойдет луна. Прости, но мне нужно ненадолго покинуть тебя, чтобы облачиться в ритуальный наряд. Встретимся на поляне. Мои воины отведут тебя туда.

– Нашли! – радостно сообщила запыхавшаяся Алфея, влетая в комнату с двумя кувшинами вина. – Сок, правда, кислый, – доложила она, – но пить можно. – Глаза у амазонки смотрели в разные стороны.

– Нашли! – следом за ней ворвалась не менее радостная и косая Антиопа. – Ну до чего ж оригинальный вкус…

– Девочки, – нахмурилась царица, – отдайте кувшины пророку и марш переодеваться!

Личная охрана пророка, а он уже ею успел обзавестись, не без труда выдрала из рук подружек Пантейи кувшины и выпроводила их за порог. Саркат жадно приник к «испорченному» продукту. Вино было молодое и игристое. Философ начал быстро входить в привычный ритм и так увлекся этим процессом, что не заметил, как его личная охрана надела на себя праздничные наряды. Оставлять пророка без присмотра им было строжайше запрещено, а потому переодевание они устроили прямо в его личных апартаментах.

– Луна уже взошла, о божественный! – промурлыкала Зирка, которую Пантейя назначила начальником охраны. – Пора на священную поляну.

Философ откинул в сторону опустевший кувшин и потянулся за вторым. До нирваны было еще далеко, и пророк не собирался останавливаться на достигнутом.

– Мы возьмем это с собой… – успокоила его амазонка.

Саркат сделал еще один длинный глоток, поднял глаза и чуть не поперхнулся. Праздничный наряд воинственных дев состоял из двух гирлянд пахучих тропических цветов. Один располагался на шее, другой на талии. Было, правда, еще по одному цветочку, кокетливо торчащему в пышных волосах амазонок.

– А-а-а… – только и смог сказать философ, впадая в ступор.

По сану он был, конечно, монах, но по жизни…

– Наш пророк устал! – расстроилась Зирка, неправильно истолковав отвисшую челюсть Сарката. – Девочки…

Ее поняли с полуслова. Философ не успел и глазом моргнуть, как оказался на нежных женских плечиках. Амазонки торжественно внесли офигевшего пророка, судорожно прижимавшего к груди кувшин, на священную поляну. Посланника бога посадили на шелковую подушку под стволом гигантского баобаба и пали ниц перед ним. Саркат боялся вздохнуть. Их было не менее тысячи. Соблазнительные изгибы тел юных красавиц в свете полной луны отливали голубовато-серебряным светом.

– О великий пророк! – склонилась перед ним Пантейя, парадно-ритуальная одежда которой отличалась от наряда ее подданных лишь наличием амулета, пристроившегося в ложбинке меж юных упругих грудей. Он холодно поблескивал в свете полной луны желтоватыми бликами. Изображенный на нем единорог, гордо выгнув шею, в упор смотрел на Сарката. – Кому, как не тебе, посланцу небес, – продолжила царица, – открывать наш праздник. Юные воины ждут единорога.