— Поговорить мы будем вот о чём, — сказал Гамаюн. — Кто ты такой будешь, а, гражданин Готлинд? Совсем с тобой всё непонятно. Откуда ты взялся? Куда летел на своём аэроплане? Кто его прострелил тебе?

Сколько вопросов. И как на них ответить. Конечно же, сложнее всего будет отвечать на самый первый. Остальные намного проще. Хотя вся моя авантюра словно сошла со страниц дешёвого приключенческого романа. А ведь мне, как и героям подобных романчиков, удалось выжить каким-то чудом. Или невероятным стечением обстоятельств.

Оказавшись на пороге домика, я глубоко вздохнул – и ударом ноги вышиб хлипкую деревянную дверцу. Радист, сидевший внутри него, удивлённо обернулся ко мне. Увидев на пороге человека с парой револьверов в руках, радист, к его чести отреагировал быстро. Но недостаточно. Он ещё только тянулся к кобуре, а я уже сделал шаг к нему – и приставил ствол револьвера к шее. Ногой захлопнул дверь, чтобы не болталась.

— Медленно вынимай оружие, — тихим, но достаточно убедительным тоном произнёс я, — и кидай его в угол.

Радист явно героем становиться не стремился. Собственно, я его отлично понимал. Как-то пересматриваешь свои взгляды на жизнь, когда в шею тебе уткнулся ствол револьвера. Он выбросил свой револьвер. Тот стукнулся о деревянный пол и отлетел в угол небольшого помещения.

— А теперь передавай то, что я тебе говорю. Хочешь жить, передавай.

— Куда передавать? — поинтересовался тот.

— Народникам, — ответил я. — На ближайшую их радиостанцию.

Радист вскинулся было, но я сильнее упёр ствол револьвера ему в шею. Он отвернулся. Но мне показалось, что я слышу, как он скрипит зубами. Он недолго искал нужную частоту. Покрутив ручки, быстро кивнул мне.

— Уничтожить Баджей, — принялся диктовать я радисту. Тот передавал. — Немедленно уничтожить Баджей. Большие запасы психотропных веществ. Немедленно уничтожить Баджей. Угроза для всего Народного государства. Повтори трижды. Понял меня? Трижды, — радист послушно повторил. — И моли бога, чтобы народники пришли.

— Это ещё почему? — не оборачиваясь, злобно спросил у меня радист.

— Дай-то бог, — что-то часто я стал вспоминать о боге, — тебе об этом никогда не узнать.

И ударил радиста рукояткой револьвера по голове. Тот дёрнулся и свалился со своего стула. Ещё двумя ударами я разбил радиостанцию. Надеюсь, что испортил её надёжно.

А вот теперь для меня встала во весь рост проблема. Что же делать дальше? Я ведь не думал об этом. Совсем не думал.

Сдаваться офицерам Добрармии у меня желания не было. Значит, остаётся только одно – продолжать эту безумную авантюру. А из окна на меня так призывно глядели аэропланы. Всё-таки небо – моя стихия. Если уж гибнуть, то как положено летуну, в небе!

— Значит, ты ту радиограмму нам передал, — потёр внушительный подбородок Гамаюн. — А ведь не врёшь, наверное. Текст слово в слово повторил. И вещества эти, будь они неладны. И что три раза передано. И кто же такой выходишь, гражданин Готлинд? Спаситель Народного государства. А может, шпион очень хитрый? Может, кончил ты настоящего спасителя и сейчас под его видом к нам прокрасться желаешь?

— Может и так, — пожал плечами я. — Ведь, всё равно, я не смогу одними словами доказать вам, гражданин Гамаюн.

— А ты здесь не для того, чтобы мне что-то доказывать, гражданин Готлинд. Я тебе не царёва охранка, чтобы допрашивать. Пойми, я – представитель новой, народной, власти. И караем мы только врагов нашего государства и народа.

— Так для чего же я тут? Если не доказывать свою невиновность перед народной властью.

— А для того, гражданин Готлинд, — Гамаюн хлопнул кулаком по раскрытой ладони, — чтобы выяснить, что же такое произошло в Баджее? Для чего тебе надо уничтожать его? Понять мы должны, в толк возьми, что не могу я тебя просто так взять – и к стенке поставить. Разобраться я должен, что ты за птица. И если враг, то – к стенке поставить. А если нет, то – гуляй на все четыре стороны.

Что я мог на это сказать. Пожелать удачи в его разбирательстве разве что.

— Вот ты мне скажи, гражданин Готлинд, — вновь насел на меня Гамаюн, — как же тебе удрать с лётного поля удалось? Там ведь солдат полно. И вашего брата летуна – тоже.

— Немало, — кивнул я. — Но наглость, гражданин Гамаюн, иногда помогает намного лучше любой конспирации.

Я шагал по лётному полю, будто по родному огороду. Отвечал на приветствия попадавшихся летунов, которые не знали меня. Механики тоже приняли меня за своего. Хотя никто в лицо меня не знал.

— Готов аэроплан? — спросил я, нетерпеливо похлопывая ладонью по бедру и указывая на первую попавшуюся машину.

— Так точно! — вытянулся передо мной старший механик. — Полностью заправлена. Только без патронов.

— Они мне и не нужны, — отмахнулся я, направляясь к весьма удачно выбранной машине.

— А, прощения просим, ваше разрешение на взлёт? — поинтересовался механик. — И полётную карту можно?

Видимо, не так прост он был, как хотел показаться.

— Сейчас, конечно, — кивнул я, засовывая руку в сумку, где лежало оружие. — Жара всё проклятая. — Левой рукой я потёр вспотевший лоб. — Тут имя своё забудешь, не то что бумажки эти.

— Понимаем, — покивал в ответ старший механик с самым внимательным видом. Однако по его едва заметному жесту некоторые механики начали обступать меня. Двое весьма грамотно отрезали путь к аэроплану.

Выходит, эти ребята тут ещё и охраной машин заведовали. Умно. Ведь охранников от настоящих механиков с первого взгляда не отличить. А при оружии на лётном поле принято ходить всем.

Я выхватил из сумки котсуолдский револьвер. Первая пуля досталась старшему механику. Того отбросило на несколько шагов. Я развернулся – и всадил почти весь барабан в отрезающих меня от аэроплана механиков. Те успели достать свои револьверы, но я всё-таки опередил их. И бросился со всех ног к машине.

Мне в спину несколько раз выстрелили, но ни одна пуля не попала. Стрелять в ответ я не стал. Сразу запрыгнул в кабину, пожалев о том, что он не заправлен патронами. Мне не хотелось расстреливать людей на земле, как в том комплексе на Урдском севере. Однако вслед за мной вполне могли взлететь другие аэропланы – и тогда мне предстоял воздушный бой. В котором я оказался безоружным.

Однако сбили меня с земли. И даже не зенитчик, стоявший на вышке с пулемётом. Побежавшие вслед за моим аэропланом солдаты принялись палить из винтовок. пули застучали по дереву корпуса. Ни одна из них не задела меня самого, а вот двигателю аэроплана всё же досталось. Он заискрил. Брызнул смазкой, обжигая мне лицо и руки. Я пожалел, что не надел маску и очки. Всё-таки стоило это сделать.

Я потянул штурвал на себя – до упора. Аэроплан задрал нос, пошёл вверх. Дал полный газ. Двигатель аэроплана заработал на всех оборонах. Горячая смазка струёй ударила мне в глаза. Выругавшись сквозь зубы, я стирал её с лица. Смаргивал с ресниц. Пальцами тёр глаза. Их отчаянно жгло. Хотелось зажмуриться. Тем более, что в лицо мне светило солнце. От бликов его было больно смотреть.

И всё-таки я тянул аэроплан вверх и вперёд. Внизу простучали несколько длинных очередей. Пули врезались в корпус. Жалили аэроплан, будто злобные осы. Он покачнулся. Вряд ли мне удастся долго держаться на крыле. Теперь надо не дать ему скапотировать. Посадка будет жёсткой, но во время войны бывало и хуже. Степь подо мной ровная, будто стол. Значит, сажать машину будет проще, чем на крошечный аэродром, затерянный в глухих лесах на границе между империей и Нейстрией.

— Значит, вот оно как было, — снова снял бескозырку Гамаюн. Помял мощными пальцами. Водрузил обратно на стриженую голову. — Да уж… Вот чего я в толк не могу взять. Никакой шпион ничего подобного придумывать не станет. Слишком уж оно как-то, — он сделал неопределённый жест, — неправдоподобно.

— Другой истории у меня нет, — пожал плечами я. — Хотите, верьте – хотите, нет. Но дело было именно так.

— Ох и задал ты задачку, гражданин Готлинд!