Ага, ага. Были мы казаки вольны…

Каборановск остался позади, и теперь мы ехали быстрее. Хочется домой, понятно. Всем хочется. И водителю «Чайки», и милиции, и мне тоже.

Вот «Чайка» прибавила скорость сверх условленного. Отчего б и не прибавить, дорога хорошая, дорога свободная, дорога чистая, мощные фары светят далеко. И милицейская «Волга» как рыба-лоцман.

Но я на провокации не поддаюсь, держу упорно шестьдесят, и «Чайке» поневоле приходится унимать резвость. Но через десять минут маневр повторяется. И ещё. Конечно, если под капотом двести лошадок, хочется показать превосходство и укорить хозяина, мол, зачем ты пересел на старую клячу, когда есть я, такая красивая, такая мощная, такая резвая.

И Стельбов говорит:

— Миша, ты можешь прибавить немножко?

Я сначала убираю музыку до минимума, и лишь потом отвечаю:

— Андрей Николаевич, если я разгонюсь до девяноста, то мы выиграем четверть часа или около того, но вероятность аварии с серьезным исходом возрастёт в восемь раз. Оно нам нужно? Оно нам не нужно! У нас тепло, у нас музыка хорошая, у нас прекрасная компания — куда торопиться, зачем? Жизнь, она здесь и сейчас!

И продолжал держать шестьдесят.

— Не отвлекай Чижика, папа, — скомандовала Пантера. — Он знает, что делает. Он всегда знает.

И Стельбов успокоился.

А водитель «Чайки» нет. Опять устремился вперёд.

Я возвращать громкость не стал. Чуть-чуть слышно, и довольно.

Еду, смотрю на дорогу, не перебежит ли её заяц на беду. На свою заячью беду, не на мою. Нет, зверюшек я жалею, но твердо заучил правило: моя жизнь дороже. И потому ни резко тормозить, ни сворачивать в кювет не стану. Заторможу обычно, и попытаюсь объехать в пределах дороги без выезда на встречную полосу. Невозможно? Значит, бедный зайчик…

Пока я размышлял о судьбах зверушек, «Чайка» ушла далеко вперед. Улетела, это же птица. И вдруг что-то случилось: дальний свет её мощных фар погас. А несколько мгновений спустя раздался непонятный звук, будто кошка что-то сбросила со стола.

Я медленно сбавил скорость до тридцати. Медленно — чтобы в нас не врезались милицейские «Жигули», что двигались в арьергарде.

— Что там, Чижик? — спросила Ольга.

— Подъедем — узнаем.

Через минуту стало видно: «Чайка» столкнулась с грузовиком. И крепко столкнулась.

Я остановился, вышел.

Очень крепко столкнулась. Водитель собою выбил переднее стекло и вылетел наружу, прямо на капот грузовика.

Никаких признаков жизни. Да и откуда им быть, признакам, если, как говорят деревенские фельдшера, «все мозги наружу». Может, и не все, но наружу.

Заглянул в кабину грузовика, «Газ-51».

Тоже безрадостная картина. Совсем.

Тут и милиция подоспела, арьергардная.

Майор первым делом подбежал к «ЗИМу», убедиться в целости и сохранности Стельбова. Но Стельбов и сам выбрался наружу. Вышел. Из «ЗИМа» очень удобно выходить.

— Что там?

— Ничего хорошего. Травматические повреждения, несовместимые с жизнью.

— И Степан…

— Если Степан — водитель «Чайки», то и Степан, да. И второй, водитель грузовика, тоже да.

— Но как? Почему?

— Это не ко мне.

Подал голос майор:

— Будем разбираться, товарищ Стельбов. Будем разбираться…

— Товарищ майор, — обратился я. — Каков протокол действий при покушении на охраняемую персону?

— Что?

Я повторил.

— Какое покушение? Обычное дэтэпэ!

— Это будет ясно после расследования. А пока выводов нет, следует действовать так, как будто имеет место покушение! Ну, так положено было прежде, как сейчас — не знаю. Вы тут главный от милиции.

— Сейчас подъедет полковник Викторов, он и решит, — ответил майор.

— А вы, стало быть, не решаете?

— Вот что, Миша. Садись в машину и вези девочек в город, — скомандовал Стельбов.

— Непременно, Андрей Николаевич. Но только вместе с вами.

— Я останусь здесь.

— Это зачем? Вы не врач, да врачу тут делать уже и нечего. Вы не гаишник, вы не из КаГеБе, что вам тут оставаться? Вам уезжать нужно. Немедленно. Мало ли что случится.

— Садись в машину, папа! — это подошла Ольга. — Мы без тебя не поедем.

— Нужно дождаться полковника Викторова! — подал голос майор.

— Странно, где же этот полковник? В решающий момент его почему-то нет! — сказала Ольга и повела Стельбова в «ЗИМ». Тот неохотно, но пошёл.

— Действительно, где же полковник? Вы можете с ним связаться?

— У нас рация не… нет связи, в общем, — ответил майор.

— Как вовремя! — и я поспешил к «ЗИМу».

Сел, выключил приёмник, тронул со второй, объехал сцепившиеся автомобили и — в город. Строго на шестидесяти.

Через два километра поравнялись со стоящей на обочине милицейской «Волгой».

— Остановись, Миша, — распорядился Стельбов.

— Нет, Андрей Петрович. Нельзя. Взрослые мальчики, ваш полковник и водитель. Отобьются, если что, — и, не снижая скорости, я миновал автомобиль.

— Никто из него даже не вышел. Странно? Здесь много странного… У вас, Андрей Николаевич, пистолета, часом, нет?

— Зачем мне пистолет? — вопросом на вопрос ответил Стельбов.

— В стародавние времена, при царском режиме, чиновникам полагалось оружие. Шпага. Как элемент парадного вицмундира. Больше для красоты. Никакой надворный советник фехтовать не учился. А всё же приятно, когда есть шпага.

— Сейчас не прежние времена, — ответил Стельбов.

— Именно. Шпага сейчас и совсем ни к чему. А вот пистолет бы пригодился. У меня «беретта» есть, да жаль, в Триполи осталась.

Но вот что я нашел на снегу около «Чайки», — я поднял левую руку и показал, не оборачиваясь. На дорогу смотрю.

— Пистолет?

— «Макаров», да. У вашего водителя был «Макаров»?

— Да.

— Видно, вылетел из автомобиля в процессе столкновения.

— Ты должен был его отдать…

— Кому?

— Майору.

— В ситуации неопределенности следует действовать по обстановке, полагаясь на опыт и здравый смысл, — сказал я.

— Это откуда?

— Каддафи написал наставление для Капитанов Ливийской Революции.

— Мы не в Ливии.

— Но в ситуации неопределенности. Майор самоустранился, иначе его поведение трактовать нельзя. Полковник… чёрт его знает, что делает полковник. Со мной две женщины и кандидат в члены Политбюро. «В этой ситуации я решил, что нельзя оставлять оружие бесхозным, и изъял его с места происшествия с тем, чтобы впоследствии передать представителям власти, — сказал я нарочито протокольным голосом.

— И ты передаёшь пистолет мне?

— Как представителю власти. По первому требованию, да. Но лучше он пока побудет при мне. До прояснения ситуации.

— Прояснение ситуации… Ты хоть стрелять-то умеешь, Чижик?

— Чижик очень хорошо стреляет, папа, — сказала Ольга.

— И в человека сумеет выстрелить?

— В хорошего человека почему не выстрелить, — ответил я. И убрал пистолет в перчаточный ящик.

Не забрал его Стельбов. Не забрал.

Никто не догонял, никто не ехал навстречу. Мы молчим, только мотор урчит.

Доехали до поворота на Сосновку.

— Едем в город, — опять начал командовать Стельбов.

— Если вас поджидают, то как раз у города, — возразил я. — Едем домой, там вы сможете вызвать хоть роту милиции. И в Москву позвонить.

— В Москву?

— Ну, я не знаю, как там у вас положено. Но покушение на первого секретаря обкома — дело союзного значения, мне так думается.

Доехали до поселка. У ворот охраняемой территории нас никто не встретил. Пришлось выйти. Охранник дремал в будке. Хоть живой, а то всякие мысли приходят.

Разбудил невежливо.

Нет, расслабились все, распустились. Не верят в плохое. А оно рядом, на расстоянии вытянутой руки, плохое.

— Девочки идут со мной, — не терпящим возражения тоном сказал Стельбов.

А я опять поперёк:

— У вас опасно, Андрей Николаевич. А у меня — нет. Кому нужен Чижик? Они же не в «ЗИМ» врезались, а в «Чайку». Если идёт охота, то за вами.