— Боги, — донеслось до меня. — Боги…

Наконец, он снова посмотрел на меня и выдавил сиплое:

— Шанни…

— Уйди, — со слезами в голосе простонала я. — Я прошу тебя – уйди-и.

Монарх кивнул, однако уйти не спешил. Он, покачиваясь, добрел до другой скамейки, тяжело на нее опустился и, уперев локти в разведенные колени, скрыл лицо в ладонях. Так он просидел какое-то время, а когда распрямился и посмотрел на меня, я услышала:

— Ты должна знать, что я не оставлю тебя. Сейчас более не трону и не заберу с собой. Оставайся здесь, пока не приведешь мысли в порядок. Более того, я не стану чинить препятствий в твоих делах, занимайся ими и далее. Я не потревожу тебя какое-то время, мне тоже надо прийти в себя…

— Певичка тебе поможет, — издевательски усмехнулась я.

Король поднялся на ноги, поправил одежду и пригладил волосы, после произнес:

— Ее уже нет в столице и более никогда не будет. Никто не встанет между нами.

И я расхохоталась. Это была истерика в чистом виде. Я виновна в том, что он изменил, она виновна в том, что встала между нами, придворные виновны в том, что он дал им повод потешаться надо мной, и только король ни в чем не виновен. Как же хорошо быть королем! Чтобы вокруг не происходило, он всегда останется чистым, даже если сам развел грязь.

Король подошел ко мне, присел на корточки и, достав платок, осторожно стер уже подсыхающую кровь с лица.

— Я пришлю Элькоса, — сказал он. После провел по щеке тыльной стороной ладони, я покривилась, и монарх поднялся на ноги: — До скорой встречи, душа моя.

— Прощай.

— Нет, — Ив отошел к выходу из беседки, обернулся и отрицательно покачал головой: — Я не откажусь от тебя, Шанни, — и повторил: — До скорой встречи.

Он ушел, а я снова повалилась на скамью, ощущая бессилие.

— О, Хэлл, — прошептала я, — дай мне сил…

— И как нынче чувствует себя мой пациент? — преувеличенно бодрым голосом вопросил магистр Элькос, войдя в родительские комнаты, которые теперь занимала я. — Оу, — издал он восклицание и усмехнулся: — Щечки порозовели, в глазах решительный блеск, хороша, как вешняя заря, и уже вновь рвется в бой. Девочка моя, как вы себя чувствуете?

Он навещал меня уже третий день. После визита монарха, оставившего меня растерзанной в беседке у пруда, маг прибыл спустя час с небольшим, должно быть, король отправил кого-то из гвардейцев первым, чтобы призвать мага. Элькос был сильно взволнован, но когда увидел меня, помрачнел. Поняв, что я не желаю разговаривать, магистр сделал свое дело, дал рекомендации Тальме, и ушел. Камеристка отправилась проводить мага, думаю, тогда и рассказала ему обо всех моих злоключениях.

На второй день Элькос прибыл с раннего утра, но опять не стал вести беседы о том, что произошло между нами с королем. Вновь врачевал быстро желтевшие синяки и разбитую губу, припухлость которой за ночь заметно уменьшилась. Маг посетовал только на то, что не может, как древние целители, вылечить меня за один раз.

— Была бы магия, я бы справился быстро, а телесные раны… — прервав самого себя, он вздохнул, а потом, погладив меня по волосам, подобно заботливому отцу, присел на скамеечку у кровати и просидел так некоторое время, храня молчание.

Меня тяготил его визит. Я всё еще нуждалась в уединении, оно помогало мне собирать воедино осколки, в которые обратилось мое сердце. В тишине и умиротворении родного дома, я искала себя и размышляла о будущем, в котором не желала видеть лжеца и предателя. Понимала, что он не оставит меня в покое. И чем раньше вернусь к любимому мною делу, тем быстрей он может решить, что я готова к новой встрече. Можно было написать дядюшке и передать ему в руки полное управление, однако тут воспротивилась моя душа. Я не желала оставаться в стороне. Теперь у меня были только мои устремления. В них была моя суть и сила.

Монарх обещал не мешать мне. Впрочем, его обещания – пустой звук, если в них нет выгоды для него. А сейчас он хотел вернуть меня во дворец, значит, выгода есть, и помех и вправду не будет. Может быть новая взятка, которая для меня уже мало что изменит в отношении к нему. Но хуже всего, что он имел рычаги давления. Я зависела от него. Пока он готов был идти навстречу, чтобы загладить вину, но что если я стану упорствовать? Что он пустит в ход? Угроза моему делу или роду? А еще Тибад оставался под его властью, хоть и принадлежал мне, но лишь номинально.

— Нельзя выжидать, надо действовать, — сказала я себе вечером второго дня. — Нужно успеть себя обезопасить, насколько это возможно… Проклятье, — выругалась я, ощущая бессилие. И хоть сделано было уже немало за эти годы, но еще недостаточно, чтобы вынудить монарха считаться с нами. Похоже, настало время для сбора совета рода. — Да, завтра же отправлюсь к дядюшке.

В тот же вечер я окончательно вернулась. Запретила себе думать о том, что причиняло боль, и постаралась сосредоточиться на более приятных хлопотах. Для начала сожгла порванное платье и белье, которые ждали своей участи, и в этот костер полетело письмо монарха, которое доставили за день до этого. Я не хотела его даже вскрывать, однако подумала, что там может быть нечто важное, что нельзя упустить, иначе это пагубно скажется в будущем. Однако, пробежав чуть кривоватые строчки глазами, я увидела лишь клятвы, заверения и просьбу о прощении за то, что он сотворил со мной в беседке. Так что сожгла я всё это пустое словоблудие без всяких сожалений.

На следующий день, оглядев себя в зеркало, я решила, что мой внешний вид позволяет покинуть поместье и явиться к его сиятельству. Кликнув Тальму, я велела приготовить мне платье. Еще вечером того дня, когда мне открылась вся правда о моем любовнике, из дворца вместе со сгоревшим после письмом доставили мою одежду, драгоценности, экипаж и даже Аметиста. Последнему я обрадовалась всей душой. Он был для меня лучшим лекарем.

И когда я была уже готова к выезду, появился магистр Элькос, сегодня более оживленный и заметно обрадованный тем, что я больше не лежу в постели безмолвной куклой.

— Как ваше самочувствие, Шанни? — повторил он вопрос.

Окинув себя последним взглядом в зеркало, я обернулась и ответила ему:

— Прекрасно, господин Элькос, вашими стараниями, разумеется. Синяки на моем теле исчезли, на лице не осталось следов королевской ласки, а порванную одежду я сожгла своими собственными руками, как и его письмо. Да, мне определенно лучше. Можете возвращаться к нему и сказать, что в целителе я более не нуждаюсь.

Маг подошел ближе и испытующе заглянул в глаза:

— А в друге?

— А вы мне друг? — спросила я чуть удивленно. — Разве у меня вообще есть при Дворе друзья? Там верноподданные короля, его приближенные и придворные, но друзья… Я таких не знаю.

— Зачем вы сейчас обижаете меня, Шанни? — помрачнел магистр. — Я был вашим другом и остаюсь им. Если вас оскорбляет мое молчание об интрижке короля, то мне об этом было неведомо. Никто не станет говорить мне о вас гадости, потому что я этого терпеть не стану.

— А если бы знали, то сказали бы? — полюбопытствовала я.

Элькос прошел к креслу, устроился в нем и ответил мне долгим задумчивым взглядом. Наконец, поерзал и произнес, чуть растягивая слова:

— Знаете ли, Шанриз… — он на миг поджал губы, явно подыскивая слова, и я усмехнулась, но маг поднял руку, останавливая меня, и продолжил: — Я бы не сказал вам, ваше сиятельство, но не потому что, не являюсь вам другом, а потому что им являюсь. Попытаюсь объяснить. Во-первых, зачастую в парах, где жена ослеплена любовью к супругу, или же попросту опасается глядеть правде в глаза, чтобы не потерять свое видимое счастье, всякая неприглядная правда оборачивается против того, кто принес дурную весть. Проще оправдать неверного супруга и возложить вину на «сплетника», чем принять удар. Мне бы не хотелось рисковать и терять ваше доверие и симпатию. Во-вторых, дорогая моя девочка, как бы там ни было, но вы прожили счастливо с государем три с лишним года…