— Я не лгал…

— Согласитесь, господин Утткер, человек, проживший большую часть своей жизни обласканным, в уютном доме, имея виды на будущее, при вопросе о самом ярком воспоминании, не станет слишком долго мешкать с ответом. Для того, кто прошел путь от преследуемой жертвы, через воровство на борт корабля, ярким воспоминанием становится его беззаботное и счастливое прошлое. Как отец учил ездить на лошади, или взял на охоту, или же матушкины сказки. А вы не смогли ответить. Мне думается, что воспоминания у вас имеются, но не те, которые вы могли бы предъявить в контексте своей истории. — Вздохнув, я накрыла подлокотники ладонями: — И если вы показали, что можете умело лгать, то как же мне верить в вашу версию о невиновности?

Утткер не ответил. Сейчас он был занят размышлениями, как повернуть сложившуюся ситуацию в свою пользу. Но у меня был еще вопрос, который напрашивался уже давно, однако я сознательно медлила с ним. Мне хотелось, чтобы Утткер отвлекся, а Стиренд потерял бдительность. И теперь, когда арестант пребывал в поисках выхода, я спросила:

— За что вас ненавидит капитан?

— Обрюхатил его дочурку, — машинально усмехнулся матрос и вскинул на меня взгляд. — Я не то хотел сказать! — воскликнул он… а дальше события понеслись.

Капитан Стиренд сорвался с места. Это было ожидаемо, но все-таки неожиданно. Его бросок был порывист и стремителен. Капитан сбил Утткера с ног, навалился на него и стиснул горло.

— Заткнись, мразь, заткнись! — заорал он в лицо побагровевшему матросу. — Закрой свою мерзкую пасть и сдохни!

Не сдох. Гвардеец обрушил удар на затылок Стиренда. Глаза того закатились, и он повалился на хрипящего арестанта. Мой телохранитель стащил бессознательного капитана с Утткера и поднял на меня взгляд.

— Пусть его милость вынесут и оставят под надзором неподалеку, — велела я. — Да, пришлите к нему кого-нибудь, пусть помогут прийти в себя. После я хочу с ним побеседовать, и мне нужен собеседник в добром здравии и трезвомыслящий.

— Слушаюсь, — кивнул гвардеец и направился к двери.

Успевший сесть Утткер, порывисто обернувшись, кинул взгляд вслед моему телохранителю, а после вскочил на ноги и бросился к моему столу. Он навалился на столешницу, обхватил мою голову ладонями и впился взглядом в глаза.

— Поверь мне, — произнес он, не выпуская меня из ловушки своего взгляда. Голос его прозвучал как-то особенно проникновенно. — Я невиновен. Поверь. Я неви…

Большего он сказать не успел. Повинуясь сильным рукам моего телохранителя, матрос отлетел в сторону, едва не сбив своим телом графа Нестдера, спешившего мне на помощь. Я в оцепенении смотрела на то, как Утткера перехватил второй гвардеец и снес его с ног ударом кулака в лицо.

— С вами всё хорошо, ваша светлость? — с тревогой спросил первый телохранитель.

— Да, — ответила я и, наконец, стряхнула оторопь. — Капитана вынести, арестанта поставить на ноги, мы еще не закончили, — приказала я.

Гвардейцы слаженно кивнули, а я откинулась на спинку кресла и покачала головой. С ума сойти! Что это вообще было? Жест отчаяния?

— Ваша светлость, — наместник приблизился к столу, — может, воды? Вы сильно испугались?

— Не успела испугаться, — немного нервно усмехнулась я. — Да, воды можно. Благодарю, — улыбнулась я и, пока Нестдер наливал воду в стакан, устремила взгляд на приговоренного.

Стало быть, матрос соблазнил дочь капитана, более того, она забеременела… Раз Стиренд бесится, значит, дочь не замужем, значит, была девицей, пока сладкоголосый красавец, не перешел ей дорогу. Честь семьи погублена, жизнь баронессы тоже. Это достойно ненависти и жажды мести. Однако закон не может опираться на такие доказательства вины…

И все-таки прецедент есть. Соблазнение девицы – деяние, имеющее наказание, но для этого нужна огласка. Капитан на это не пойдет, я тоже. Ни к чему уничтожать репутацию девушки из-за очередной порки блудника у позорного столба и его клеймения. Он отряхнется и пойдет дальше, а путь баронессы на этом будет окончен. Остается подстрекательство к бунту.

Я в задумчивости потерла подбородок. Стиренд сам показал, что Утткер прямого участия в избиении офицеров не принимал. Это – факт, потому что на нем сошлись и обвинитель, и обвиняемый. Остальное можно толковать двояко. Показания нескольких свидетелей, которые служат под началом барона Стиренда, а значит, заинтересованы в том, чтобы угодить ему… Любопытно, а они знают настоящую причину неприязни?

— Господин Утткер, ваши сослуживцы знают причину неприязни капитана к вам? — спросила я, снова поглядев на матроса.

Он задрал голову кверху, пытаясь остановить кровь из разбитого носа, меня новый урон здоровью арестанта оставил равнодушной. Услышав мой вопрос, приговоренный ответил пристальным взглядом, я продолжала ждать.

— Они знают, что я сватался к баронессе, — наконец, произнес Утткер. — Подняли на смех.

— Еще бы, — криво ухмыльнулся Нестдер и поставил передо мной стакан с водой.

— То есть вы собирались жениться на опороченной вами девушке? — уточнила я.

— Как честный человек, — сказал матрос, но издевательскую нотку я все-таки расслышала.

— Значит, соблазнили ее с целью войти в семью вашего капитана? Хотели получить титул и его состояние? Только не говорите, что собирались дать баронессе свою фамилию.

— Мы любим друг друга, — заявил арестант. — Ильма готова была бежать со мной, но я отговорил. Решил, что Стиренд примет мое предложение…

— Почему? — спросила я. — Почему дворянин должен принять предложение своего матроса с сомнительной родословной? Из вашей прошлой жизни правдой является только то, что вас забрали из камеры. Что до родовитого родителя, то в этом имеются большие сомнения. Смею предположить, что эту историю вы выдумали, чтобы вызвать у капитана больше доверия. Молодой человек с полублагородной кровью, несчастной судьбы и с хорошими манерами – вы ведь сознательно выбрали этот образ? Быть может, и на флот пришли только из-за дочери барона, точней, из собственного меркантильного интереса? Декханд простодушен, а вы умеете внушать доверие и развязывать языки, верно?

Утткер промолчал, но теперь смотрел на меня, чуть прищурив не заплывший глаз. Усмехнувшись, я поглядела на стакан с водой. Мысли вернулись к приговору, и я покачала головой. Все-таки показания команды не могут считаться неоспоримым доказательством, они и вправду в подчинении у Стиренда и знают о его неприязни. Четверо драчунов могли использовать эту неприязнь, чтобы выпросить прощение, как и сказал Утткер, а обвинение в подстрекательстве мог состряпать и сам капитан, чтобы отомстить за дочь и избавиться от негодяя раз и навсегда. Тогда почему не привел приговор к исполнению немедленно, а дал возможность обратиться ко мне? Но это вопрос уже к самому капитану.

Вздохнув, я протянула руку к стакану и замерла. Глаза мои расширились от изумления, и я вопросила саму себя:

— Маг? — после вскинула взор на Утткера и спросила уже его: — Так вы маг?

Он сглотнул, а я снова посмотрела на перстень – камень помутнел, стал сероватым, будто покрытым пылью. Очень слабое воздействие, но оно было… Так вот же оно! Тот отчаянный рывок, взгляд в глаза, тембр голоса…

— Вот оно что, — хмыкнула я и повторила в третий раз, но уже уверенно: — Вы – маг. И ваш дар – управление сознанием, а управляете голосом, не так ли? На большее вас не хватает, потому что вы слабы. В этом кроется секрет того, что к вам прислушиваются. Хорошо подвешенный язык, приятный голос, приправленный выплеском магии, и вот вам уже верят, сочувствуют, готовы помочь. Но вы не можете долго удерживать свое влияние, поэтому чары ваши быстро исчезают. Вы пытались воздействовать на меня вначале, но не вышло, и вы рискнули усилить влияние, когда бросились ко мне.

— Но как… — начал Утткер и осекся.

— Значит, скрываете свою маленькую тайну, — удовлетворенно кивнула я. — Когда просили у Стиренда руки его дочери, надеялись на свой дар? Или не так уж сильно на него рассчитывали, раз соблазнили баронессу и допустили беременность? Отвечайте, господин Утткер, сейчас уже скрывать нечего.