— Ваше величество, у меня есть для вас предложение, кроме того, я бы хотел поделиться с вами информацией.

Зарика искоса бросила на меня любопытный взгляд.

— Я вас слушаю, — сказала она.

— Разрешите мне, ваше величество, начать с нескольких вопросов. Можно?

— Да.

— Вы знаете, почему взбунтовались горожане?

— Причин несколько, баронет. Вербовщики — необходимое зло во время войны. Меры, оправданные меры, принятые против безответственного насилия. Ну и еще огорчительные условия, в которых они живут.

— Да, — ответил я. — Давайте рассмотрим безответственное насилие. Была бы резня — а я использую столь резкое слово совершенно обдуманно, ваше величество, потому что никакое другое не подойдет для данной ситуации — необходима, если бы горожане не продемонстрировали то, что вы назвали «безответственным насилием»?

Зарика задумалась.

— Вероятно, нет, — ответила она.

— Ну, тогда давайте предположим, что сторожевой пост в Южной Адриланке уничтожен не горожанами — кстати, я подозреваю, что свершено несколько аналогичных актов, — а некими джарегами, которые хотели наказать людей с Востока.

Зарика застыла на месте и пристально посмотрела на меня:

— У вас есть доказательства?

— Один из них сказал мне об этом.

— Вы готовы дать клятву?

— Под Державой.

Она зашагала дальше.

— Понимаю. — Я дал ей возможность обдумать мои слова. Вскоре она добавила: — А вам известно, что по закону, если вы приносите подобную клятву, вы обязаны сделать это публично?

— Да.

— И вы готовы?

— Да.

— Когда?

— Когда мы вернемся в тронный зал, ваше величество.

— Очень хорошо. Однако я должна заявить, что факты, которые вы мне открыли, не освобождают вашу жену от ответственности за то, что она возглавила восстание.

— А теперь, ваше величество, я хочу сделать вам предложение.

— Что ж, говорите.

— Ваше величество, я лично заключу мирный договор с Гринери и Элде, причем Империи это ничего не будет стоить, а вы без всякого риска освободите мою жену.

И снова Зарика остановилась, чтобы взглянуть на меня. Потом зашагала дальше.

— Почему вы полагаете, что сумеете добиться мирного договора?

— Мне кажется, я знаю, чего они хотят и почему начали войну, и я надеюсь, мне удастся решить их проблемы.

— Расскажите.

— Нет, ваше величество.

И снова она бросила на меня косой взгляд и негромко рассмеялась:

— А вы сумеете убедить ее прекратить устраивать неприятности в Южной Адриланке, не говоря уже об остальной части города или всей стране?

— Скорее всего нет, — ответил я.

Зарика кивнула и пожевала нижнюю губу — совсем не по-императорски.

— Очень хорошо, милорд джарег. Да, если вы сумеете сделать то, что обещаете, я освобожу вашу жену.

— И ее друзей?

Она пожала плечами:

— Я не могу отпустить одного, не освободив всех. Да, если вы публично поклянетесь под Державой, что насилие сознательно причинено джарегами, и если вы лично заключите мирный договор с Гринери и Элде, который ничего не будет нам стоить, я дарую свободу вашей жене и ее соратникам.

— Хорошо. Благодарю вас, ваше величество.

Императрица в третий раз остановилась и коснулась рукой моего плеча. Держава у нее над головой стала белой. Императрица увидела, что я на нее смотрю, и сказала:

— То, что я сейчас скажу, не останется в памяти.

— О!

— Лорд Талтош, вам известно, что Организация убьет вас, если вы ее предадите?

— Наверное, — ответил я. — Во всяком случае, они попытаются.

Зарика покачала головой. Держава вновь приобрела розоватый оттенок, и Императрица зашагала обратно в тронный зал, где тут же объявила, что сейчас будет дана клятва под Имперской Державой.

Весь двор молча наблюдал. Держава парила над моей головой, готовясь одним ей известным способом отличить правду от лжи. Я очень тщательно сформулировал свое обвинение, чтобы сомнений относительно его правдивости или виновности преступников не могло возникнуть. И все время, пока я говорил, я следил глазами за графом Соффта, который изо всех сил старался сохранять невозмутимость.

А я улыбался.

Я вернулся в Черный Замок и стал обдумывать последствия.

Теперь моя жизнь стоит меньше, чем несколько медяков в моем кошельке, и если все пойдет хотя бы наполовину так, как я себе представляю, то я лишу Организацию удовлетворения покончить со мной собственными руками. Вернувшись отдохнуть в свою спальню, я не отказал себе в удовольствии и несколько минут занимался анализом своих действий и побуждений.

Речь идет не о фатализме, овладевшем неким лиорном, слишком серьезно воспринимавшим жизнь, или о самоубийственном безумии, которое ненадолго охватило меня после того, как я не выдержал пыток. Просто обстоятельства складывались так, что у меня оставалось все меньше и меньше возможностей для выбора — в результате последняя и оказалась единственно верной.

И тут вставал следующий вопрос: когда я вдруг решил, что нужно совершать правильные поступки, а не руководствоваться практическими соображениями? На улицах Южной Адриланки? Или в лавке деда, когда он просто и прямо сказал, что мне не следует делать то, что я делаю? Или это случилось в тот момент, когда я окончательно понял, что женщина, на которой я женат, потеряна для меня навсегда, и что новой Коти я больше не нужен? Или причина в том, что я столкнулся с проблемой, решить которую невозможно, прикончив определенного человека? Более того, получить необходимый результат я мог, лишь оказав услугу Империи, которую ненавидел.

И тут я неожиданно понял, что произошло с Коти: она свою ненависть к драгейрианам перенесла на Империю. Есть глупцы, которые думают, будто можно прожить жизнь без ненависти, они полагают, что человек не должен ее испытывать, — у меня никогда не возникало подобных проблем. Но иногда ненависть может обмануть вас в такой же степени, как любовь, и результат будет таким же страшным. По меньшей мере несправедливо считать, что я ненавижу драгейриан, ведь все мои близкие друзья принадлежат к этой расе. Возможно, ненависть к Империи Коти, которую я теперь по-своему разделял, была более осмысленной, но в конечном счете разочаровывающей. Нойш-па прав: ненависть неизбежна, однако нельзя позволять ей взять над тобой верх.

Уж не знаю, как мне следовало оценивать свое нынешнее положение, но я признал, глядя в потолок и скрыв свои мысли от Лойоша, что все это не имеет значения. Приняв решение поступать «правильно», а не «практично», я внес в свою жизнь необратимые изменения. Однако как только ты позволяешь себе увидеть необходимость, обнаруживаются две вещи: первое, возможность выбора настолько ограничена, что образ дальнейших действий становится очевидным; и второе, тебя охватывает чувство поразительной свободы.

Завтра Влад Талтош, джарег и убийца, так или иначе будет мертв. Я позаботился о том, чтобы привести все свои бумаги в порядок, и решил, что время, отпущенное на анализ собственных действий и побуждений, истекло.

Однако я отчаянно надеялся, что у меня еще будет возможность поделиться своими соображениями с Богиней Демонов перед тем, как все будет сказано и сделано.

Поздним утром меня позвали в нижнюю мастерскую Маролана, где он обычно производил свои эксперименты с магией. Я ужасно нервничал. Иными словами, меня охватил страх.

По пути я зашел за Айбином. Сетра, Деймар и Маролан уже собрались в мастерской, рассматривали черный камень и обсуждали какие-то проблемы. Они посмотрели на нас, и Сетра сказала:

— Эй, Влад, лови. — И бросила мне камень. — А теперь попробуй что-нибудь сказать псионически. — Я попытался, но получилось так же, как на Гринери, — никого не оказалось дома.

Я пожал плечами.

— А теперь, — предложила Сетра, — смотри. — Она сделала жест рукой, и моя рапира начала вылезать из ножен. Сетра остановила руку, и рапира скользнула обратно.