– Ты будешь жить у нас месяца полтора-два, пока у тебя не пройдет кризисное состояние. Не стесняйся. Располагайся, как дома, – сказал Баяну Наркес и, чтобы юноша не чувствовал себя отчужденно в новой для себя обстановке, повел его в другие комнаты.
Дверь соседней комнаты была из толстого резного стекла, Наркес открыл ее, и Баян попал в какой-то неведомый, фантастический мир. Все четыре стены в комнате были облицованы зеркалом. В каждом углу стояло по черной прекрасной статуе в рост человека. Сделаны они были, вероятно, из мрамора или из черного эбена. Посреди комнаты возвышался небольшой фонтан, сложенный из редчайших цветных камней. Невысокий серебристый султан воды, рассыпаясь мельчайшими брызгами, омывал камни, заставляя их сверкать всеми цветами радуги. Зеркальные стены, отражаясь друг от друга, создавали иллюзию бесконечности размеров комнаты, множественности фонтанов и черных высоких статуй.
С немым восхищением смотрел Баян на зеркальную комнату, не в силах скрыть своего изумления. Затем Наркес повел его дальше. В другой комнате вдоль двух стен тоже стояли книжные шкафы из красного дерева. В них покоились огромные фолианты, насколько заметил юноша, по медицине, истории, философии. У окна стояли письменный стол, стул и невысокая стеклянная витрина. У стены рядом с входом – тахта. Поодаль от нее – два кресла. На полу лежал большой и толстый светло-голубой ковер со сложным и красивым рисунком. Видимо, это был кабинет.
– Здесь ты и будешь жить, – сказал Наркес. Дверь на другой стороне коридора он открывать не стал. «Комната мамы», – коротко сказал он. Затем провел юношу в другую комнату. Она была довольно большой. Вдоль трех стен стояли темно-коричневые книжные шкафы со статуэтками Гиппократа, Галена, Авиценны, Вольтера и Аристотеля. На полу на красном ковре лежало седло с высокой лукой и сбруей, богато инкрустированное серебром. Повсюду на ковре стопки книг и журналов. Письменный стол, два кресла. В углу комнаты горизонтальная и узкая вертикальная витрины из стекла. На нижней, свободной от книг полке шкафа Баян увидел саблю в богато инкрустированных ножнах. На полке сверху лежали старинный дугообразный пистолет и' кинжал с чеканной резьбой на ножнах. Это «второй кабинет», – пояснил Наркес.
Дверь в последнюю комнату он снова открывать не стал. «Спальня», – понял Баян. Они опять вошли в гостиную. Через некоторое время пришла Шаглан-апа и позвала их к столу. Стол был сервирован в огромной кухне. Стены ее на высоту человеческого роста блестели от светло-синего расписного чешского кафеля. Когда все принялись за еду, Наркес обратился к матери:
– Мама, Баян поживет у нас месяца полтора-два. Я должен наблюдать за состоянием его здоровья.
– Конечно, Наркесжан. Баянжан будет мне как сын. Ему не будет плохо у нас, я позабочусь о нем.
За чаем Шаглан-апа расспрашивала юношу об учебе, о родителях.
– Ну вот и хорошо, – радостно произнесла она в конце разговора. – Они будут приходить к нам и не будут беспокоиться за тебя, Баянжан… Пей чай, айналайн, не стесняйся, – приговаривала она, пододвигая Баяну разную снедь.
Наркес взглянул на часы и встал из-за стола. За ним поднялся и юноша.
– Баянжан, ты не торопись. Посиди, попей чаю, – ласково остановила его Шаглан-апа.
– Спасибо, апа, я уже напился.
– Тогда отдохни, если хочешь. Ты показал Баянжану его комнату? – обратилась она к сыну, убирая со стола посуду.
Наркес утвердительно кивнул.
– Ну давай, старина, отдыхай. Чувствуй себя как дома, – сказал он юноше, выходя в коридор.
– Я, наверное, приеду сегодня пораньше.
Баян прошел в комнату, отведенную для него. Отдыхать не хотелось. Пораженный художественной фантазией Наркеса, он был очень возбужден. Прежде всего, он начал разглядывать витрину. В левой части ее, под стеклом, лежал раскрытый диплом и золотой значок лауреата Ленинской премии. Текст диплома гласил о том, что Ленинская премия в области медицины и физиологии присуждается Алиманову Наркесу Алданазаровичу, академику, доктору медицинских наук за монографию «Опыты по усилению доязыкового мышления у животных».
В правой части витрины лежал раскрытый Нобелевский диплом. На левой стороне его под изображением золотого лаврового венка большими золотыми латинскими буквами оттиснено: «SVENSKA AKADEMIEN» и под тремя мелкими строками текста буквами поменьше – «Alfred Nobel». На правой стороне диплома под изображением моря и бороздящих его кораблей, символизирующих жизнь морской державы, – какой является Швеция, крупными золотыми латинскими буквами оттиснено: «NARKES ALIMANOV» и небольшой текст, свидетельствующий о присуждении Нобелевской премии. Рядом с дипломом в футляре лежала Большая золотая Нобелевская медаль. Баян прочитал текст диплома. Он был на английском языке. Нобелевская премия была присуждена Наркесу за труд «Биохимическая индивидуальность гения». Тут же стояла дата – 2008 г.
Осмотрев витрину, Баян подошел к полкам с книгами и не спеша стал разглядывать их. Вот книги Наркеса, изданные на разных языках. Они занимали четыре полки одного шкафа. Две полки шкафа занимали переводы их на языки братских республик, а также монографии, посвященные научным трудам Алиманова. Баяна утомили мудреные названия фолиантов, и он ограничился их беглым осмотром.
Отдельно стояла литература о мозге. Здесь же находились научные труды по проблеме гениальности, написанные за всю историю человечества. Их было всего семь.
Помимо трактатов по медицине здесь были монументальные монографии о классиках науки. Полностью была представлена вся мировая философия, начиная от мыслителей древности и кончая философами современности.
Закончив осмотр книг в своей комнате, Баян перешел в зал. Шаглан-апа, сидя на диване у окна, занималась рукодельем. Она была задумчивой. Спицы медленно выводили вязь кружевов. Так же медленно, как спицы, нанизывались одна на другую мысли… Стараясь не отвлекать ее, Баян тихо прошел к книгам. В шкафах, занимавших треть стены, было около тысячи томов серии «Жизнь замечательных людей». Рядом находилось шеститомное издание «Великие люди всего мира», представлявшее библиографическую редкость.
Вторую треть стены занимали сотни томов «Библиотеки всемирной литературы». С книгами этой серии соседствовало многотомное издание «XX век. Открытия и находки», Последнюю треть стены занимали тома Большой медицинской энциклопедии, Большой советской энциклопедии и Казахской советской энциклопедии. Баян перевел взгляд на статуэтки. Коленопреклоненная богиня, всевозможные толстые и тонкие восточные божества. Юноша стал разглядывать огромное по величине творение скульптора. Мраморная голова передавала состояние Наркеса в момент наивысшего творческого напряжения. Величественные и благородные черты лица заметно напряжены. Взгляд устремлен вверх. Это был гений, страдающий от мощи своего познания. Титан, рождающий в собственных муках величайшую науку человечества. Длинные вьющиеся волосы придавали Наркесу сходство с великими музыкантами и поэтами прошлого. На цоколе на светлой металлической пластинке было выгравировано: «Наркесу Алиманову – Сергей Антокольский». Это был самый известный скульптор Союза, скончавшийся недавно в возрасте девяноста пяти лет.
Обернувшись назад, юноша чуть не споткнулся о красный, затейливо орнаментированный узорами кожаный пуфик. Поодаль на ковре лежал голубой пуфик с индийскими рисунками. «Хорошо, что Шаглан-апа занята и ничего не заметила, – подумал Баян. – Вот было бы неудобно, если б споткнулся и упал, как самый последний дикарь».
Выходя из зала, он снова посмотрел на золотое изображение танцующего четырехрукого Шивы на стене. «Это, конечно, из Индии», – подумал он.
Кабинет Наркеса не переставал поражать его воображение.
В узкой вертикальной витрине из стекла в рост человека на плечиках висели мантии докторов наук зарубежных университетов. На специальные приспособления над ними были одеты головные уборы.
На горизонтальной витрине под стеклом лежали дипломы докторов наук тех зарубежных университетов, традиционные мантии которых он уже видел. Это были дипломы Эдинбургского, Кембриджского, Софийского, Токийского университетов. Рядом с дипломами лежали медали, полученные Наркесом на международных симпозиумах, конгрессах, съездах.