Баян внимательно проглядел таблицы.

«Да… Даже в двух заметках на одну и ту же тему такая разноголосица… – задумчиво протянул он про себя. – Во все времена и во все века люди пытались понять тайну таланта и гениальности и на ощупь, вслепую искали пути к ней. Между прочим, составителям таблицы надо было обратиться к серии «ЖЗЛ» и многие цифры возраста матерей выдающихся людей были бы найдены…»

Читая тетрадь, страницу за страницей, Баян и не заметил, как настал вечер.

За ужином Шолпан с радостью сообщила: «Вот сегодня я могу сказать то, о чем не могла сказать вчера. Я договорилась и мне обещали достать леопардовую шубу…»

Баян чуть не поперхнулся кусочком мягкого и нежного бараньего легкого. Шаглан-апа и Наркес с удивлением посмотрели на Шолпан.

– Леопардовая шуба?.. – медленно переспросил Наркес. – Зачем она тебе?

– Как зачем? – в свою очередь удивилась Шолпан. – Леопардовую шубу носит Кози Латтуада, звезда номер один мирового кино. Во всем мире женщины следят за ее туалетом и мечтают сейчас о такой шубе.

– Да, но она звезда и ей можно допускать себе такие вещи, а ты… – начал было возражать Наркес, но Шолпан перебила его:

– Я хоть и не звезда, но зато мой муж самый известный из всех современных ученых, – гордо вскинула она голову. – И я должна одеваться соответственно своему рангу.

Наркес с сомнением покачал головой.

– У тебя же и так две шубы и обе неплохие. Зачем тебе еще одна? Да и зима уже кончилась…

– Эта зима кончилась, для новой зимы пригодится.

– Сколько она хоть стоит?

Шолпан наклонилась к уху мужа и тихо, чтобы другие не услышали ее, назвала цену.

Наркес снова с неодобрением покачал головой.

– Да ты не бойся, – лукаво улыбаясь, добавила Шолпан. – Может быть, и не удастся достать ее. Это же так, прожект.

Наркес не ответил ей. Он очень хорошо знал выдающиеся практические способности своей жены.

Шаглан-апа молчала. Она не перечила невестке, зная, что это бесполезно, и не желая поучать ее по всякому поводу.

После ужина Шаглан-апа, Шолпан и Расул стали смотреть передачи по телевизору. Баян читал книги в своей комнате. Наркес, как всегда, работал в кабинете.

Духовная жизнь Баяна стала необычно интенсивной, причем напряженность ее непрерывно росла. Юноша чувствовал себя так, словно из мира простых и привычных понятий он совершенно неожиданно и каким-то удивительным образом попал в мир с другим измерением, сложный, многозначный, в котором даже время протекало иначе.

В последнее время он стал ощущать странные изменения в себе. Если в первые дни после клиники он поправился и приобрел прежний вид, то теперь снова стал худеть и испытывать иногда какое-то смутное беспокойство. Он не мог понять причин этого нового своего состояния, но тем не менее аккуратно вел медицинские записи. Наркес не читал их. Находясь рядом с Баяном в свободное от работы время, он изредка глядел на него и думал о чем-то своем.

Вот и сегодня в субботний день, находясь дома, Наркес думал об очень похудевшем в последние дни юноше: «Физиологические изменения мозга на самом глубинном молекулярном уровне влекут за собой и постепенное изменение биологических процессов в нем. Сейчас у него наблюдаются явления сходные с явлениями экспериментальных неврозов перенапряжение процессов возбуждения и торможения и перенапряжение их подвижности. Под действием этих факторов, в его организме начали вырабатываться специфические токсические вещества, нарушающие химизм крови. От них он и худеет Наивысшее содержание этих веществ придется на период кризиса, после чего они снова станут уменьшаться и к нему опять вернется нормальное здоровье. Сейчас конец марта. Через месяц, или самое большее через полтора месяца, надо ожидать кризис…»

Мысли его так или иначе всегда переключались на проблему, изучению которой он посвятил всю свою жизнь. Это же случилось и сейчас. «Что такое гениальность? Что, в сущности, представляет собой это колоссальнейшее духовное явление, вызывающее восторг и восхищение у людей на протяжении всех веков человеческой истории? Что представляет она собой без романтического покрова, с точки зрения его, психоневролога и нейрофизиологии клинициста? – думал Наркес. – Гениальность – это, безусловно, особое психофизиологическое состояние организма, такое, как, скажем, дальнозоркость – особое состояние зрения. Но само по себе оно не страшно – организм довольно легко привыкает к нему. Гораздо страшнее те многочисленные неврозы, которые сопровождают его как явление – паразиты. Они возникают по разным причинам. С одной из них и, быть может, главной, является чрезмерно повышенная реактивность нервной системы, связанная с генетической индивидуальностью генов. Второй, столь же важной причиной, как он убедился в этом в более поздние годы, являются те или иные недостатки воспитания. Неправильное воспитание, собственно, способно убить самые блестящие способности. По справедливому замечанию Грея Уолтера, из всех выдающихся людей, которые предположительно составляют один процент населения земного шара, лишь малая часть достигает возраста та ответственных поступков, не будучи изуродована воспитанием. Большинство из них проявляют неполноценность в том или ином отношении и эта органическая неспособность часто оказывается фатальной. Да и не удивительно, что на всем пути своего становления, стремясь к великой цели и встречая величайшее множество препятствий, которые он преодолевает постоянным сверхнапряжением сил, выдающийся человек в конце концов заболевает одним из многих неврозов. Нет ни одного гения, который не заплатил бы за свои уникальные способности тягчайшей ценой. Ибо нельзя стать великим малою ценою. Великим можно стать только великою ценою. Гениальность возникает не только на фоне естественных и благоприятных факторов 'ее развития, но и на фоне длительного стрессового состояния, сопровождаемого усиленной и ненормированной умственной деятельностью. В этих случаях клинически почти всегда невозможно определить, возникла ли гениальность на фоне болезни или болезнь на фоне гениальности. Вариации этих сочетаний неисчислимы, они и определяют позднее бесчисленное разнообразие индивидуальных судеб выдающихся людей, в том числе скоротечность или долголетие их гениальности, а также конечный результат этого пожизненного рокового поединка: гениальность победит болезнь или болезнь победит гениальность.

Трудности, казалось бы, подстерегают гениальных людей с самого рождения. Многие из них в детстве были очень слабы физически: Ньютон, Кеплер, Декандоль, Галль, Аристотель, Наполеон, Шопен и другие. Растут такие дети болезненно самолюбивыми и необычайно впечатлительными и эта подвижность нервной системы сохраняется у них и в зрелом возрасте. Ампер чуть не умер от счастья, созерцая красоты Женевского озера. Найдя решение сложной задачи, Ньютон был до того потрясен, что не мог продолжать своих занятий. Гей-Люссак и Дэви после сделанных ими открытий начали плясать в туфлях по кабинету. Архимед, найдя решение задачи, в костюме Адама выбежал на улицу с криком «Эврика!», Лорри видел ученых, падавших в обморок от восторга при чтении сочинений Гомера. Живописец Франчиа умер от восхищения, после того как увидел картину Рафаэля. Найдя эпитет, который он долго искал, сошел с ума от радости Сантени.

Непомерное, грандиозное тщеславие гениальных людей придает им сходство с мономаниаками, страдающими горделивым помешательством. Даламбер и Менаж, спокойно переносившие мучительные операции, плакали от легких уколов критики. Лючио де Ланжеваль смеялся, когда ему отрезали ногу, но не мог вынести резкой критики Жоффруа. Ките умер после критики его стихов.

Никто не догадывается о всем объеме труда этих людей, – думал Наркес. – Они размышляют над интересующей их проблемой почти все двадцать четыре часа в сутки. В этом они напоминают автоматы. Паскаль как-то справедливо заметил, что «мы в такой же степени мыслящие существа, в какой и автоматы» – О Ньютоне рассказывали, что однажды он стал набивать себе трубку пальцем своей племянницы, и что, когда ему случалось уходить из комнаты, чтобы принести какую-нибудь вещь, он всегда возвращался, не захватив ее. Бетховен и Ньютон уверяли во время работы, что они уже пообедали. Джойя в порыве вдохновения написал целую главу на доске письменного стола, вместо бумаги. Аббат Беккария, во время служения обедни машинально думавший о проведенных накануне опытах, забывшись, произнес: «А все-таки опыт есть факт». Марини, когда писал «Adone», не заметил, что сильно обжег себе ногу. Мозг подобных людей как бы гигантская мыслительная лаборатория, продолжающая работать даже ночью во сне. Во сне задумал Вольтер одну из песен Генриады, Сардини – теорию игры на флажолете, а Секендорф – песню о фантазии. Ньютон и Кардан во сне разрешали математические задачи. Муратори во сне составил пентаметр на латинском языке. Во сне Лафонтен написал «Два голубя», а Кондильяк – лекцию, начатую накануне. Клопштока вдохновение часто посещало во сне. Во сне нашел стержень своей теории относительности Альберт Эйнштейн. Во сне впервые увидел свою периодическую таблицу элементов и Менделеев.