– Что вы делаете? Остановитесь! – закричал Баян. – Вы же задавили человека!

Сузив глаза, Капан молчал и продолжал увеличивать скорость. Теперь «Жигули» виляли среди других машин на узком пространстве дороги, стараясь избежать столкновения с ними.

– Вы же задавили человека! Надо же оказать ей помощь! – с негодованием закричал Баян. От ярости, охватившей его, сонное оцепенение быстро проходило.

– А в тюрьму не хочешь? – с поразительным спокойствием спросил Капан. – За то, что мы задавили девочку.

Молнией мелькнула мысль, и Баян вздрогнул – настолько она была неожиданна. Сидевший рядом с ним человек и был тем, кто упорно мешал ему и Наркесу в дни гипноза, по воле которого он чуть не спрыгнул вниз с короны гостиницы, бросался под каждую идущую машину на шоссе Таргапа и из-за которого он получил столь сокрушительные и умопомрачительные удары рыжеволосого парня. Баян посмотрел на Капана, затем на его руки, лежавшие на баранке. Гнев медленно нарастал в нем, затемняя рассудок. Прилагая огромные усилия, чтобы не наброситься сразу на сидящего рядом человека, и, стараясь справиться с неимоверным напряжением, растущим в нем, Баян впервые в жизни стал заикаться:

– Во-т-т что-о-о, дя-я-дя. Или-и вы-ы ос-та-ановите ма-а-шину или-и я-а-а по-о-ломаю ва-а-шу то-о-лстую ру-у-ку… о-одним уда-а-ром…

Капан взглянул на свои худые руки интеллигента и, оценив иронию, усмехнулся.

– С-считаю до-о-о т-трех, – Баян уже почти не владел собой. – Ра-аз, два-а-а… – он начал поворачиваться к Капану.

Резко завизжали тормоза.

Баян выскочил из машины и только хотел побежать назад, к сбитой девочке, как острая боль сзади под правой лопаткой пронзила его. Дыхание мгновенно парализовало. Он присел на месте, не в силах шевельнуться из-за невыносимой боли, затем, с трудом дыша, поднялся и, шатаясь, пошел назад. Мало-помалу шаги стали тверже, но боль не отпускала. Еще издали, увидев большую толпу людей у того места, где машина сбила девочку, Баян направился к ней. Боль в груди мешала ему побежать.

С выражением лютой ненависти па лице Капан немного посмотрел ему вслед, затем рванул машину с места.

Баян теперь уже быстро приближался к месту происшествия. Боль наконец отпустила его. Пробравшись сквозь толпу любопытных, он приблизился к девочке. Маленькая девочка лет семи-восьми с пушистыми бантиками на косичках, сидела на асфальте, морщила личико от боли и плакала. Рядом лежал портфель с рассыпавшимися книгами. Лейтенант милиции быстро делал какие-то записи. Девочку подняли и взяли на руки.

– Кто сбил? Кто сбил? – слышалось в толпе.

– Ребенка сбили. Ирод какой-то.

– Когда же придет скорая, – вздыхали в толпе.

– Я знаю, кто сбил, – громко сказал Баян.

Милиционер положил бумаги в сумку и подошел к Баяну.

– Вы знаете, кто сбил? – спросил он.

Баян кивнул.

– Назовите его фамилию.

Баян немного помедлил.

– Я не знаю его фамилии. Но его зовут Капан. Он работает в Институте экспериментальной медицины.

– Вы видели, как он сбил?

– Я сидел с ним рядом, когда он сбил. Он посадил меня в машину обманом и насильно вез куда-то.

В толпе ахнули и стали громко переговариваться.

– А номера машины вы не помните? – спросил лейтенант.

– Номера не помню… Это красные «Жигули».

– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить номер. Это очень важно.

Баян закрыл глаза рукой, стараясь вспомнить, как он обходил сзади машину, выйдя из спортклуба. Он восстановил в памяти эту картину, затем, прилагая еще большие усилия, старался вспомнить номер. Выражение мучительной гримасы появилось на его лице. Перед глазами медленно возникли, сменяя друг друга, желтый, зеленый, оранжевый и синий цвета.

– АТД 27-31, – сказал он, отнимая руку от глаз. – Осторожно, это экстрасенс, – добавил он, все еще чувствуя ноющую боль под правой лопаткой, Лейтенант записал номер, взял трубку рации, висевшую на груди на тоненьком кожаном шнурке, и поднес ко рту:

– Алло, «Первый»!

– «Первый» слушает.

– Говорит «Двадцать пятый», В районе улиц Абая и Ауэзова водитель красных «Жигулей», АТД 27-31, сбил человека и скрылся. Он – экстрасенс.

– Сообщение принял.

Лейтенант опустил трубку. Она снова свободно повисла на груди. Из нее громко доносились слова:

– Всем постам ГАИ: преступник сбил человека и скрылся в красных «Жигулях». Номер машины АТД 27-31. Внимание: за рулем экстрасенс.

– «Четвертый» принял! «Десятый» принял! «Седьмой» принял! «Шестой» принял! «Восьмой» принял! – Один за другим быстро откликались посты ГАИ.

Подъехала «скорая помощь». Девочку увезли.

– Вы нам нужны, – сказал лейтенант Баяну. Они сели в милицейский газик и поехали в участок. Пока юноша давал свидетельские показания и все это тщательным образом заносилось на бумагу дежурным милиционером, события развивались стремительно.

Потеряв Баяна, озлобленный тем, что обдуманный, казалось бы, до мельчайших деталей замысел сорвался и волею обстоятельств он попал в отчаянное положение, Капан повел машину на предельной скорости, не обращая внимания на светофоры и лавируя среди машин, пересекавших улицу перпендикулярно. Через два квартала он услышал сзади сильный и непрекращающийся звук сирены. Он взглянул в боковое зеркальце. Быстро сокращая расстояние, к нему приближалась милицейская «Волга» с беспрерывно мигавшим фиолетовым фонарем. Сирена не умолкала ни на минуту. Движение на улицах временно приостановилось. И люди, и автобусы, и автомобили – все уступили трассу двум машинам, затеявшим отчаянную гонку.

Капан увеличивал скорость. 110, 120, 130… «Волга» заметно отстала. Не доезжая до улицы Саина, Капан скинул скорость и, насколько это было возможно, плавно повернул машину направо. «Жигули» сильно занесло на повороте. «За город, как можно быстрее за город», – лихорадочно билась мысль. Через пять минут Капан был у поворота Саина и 50-летия Октября. С огромным риском для жизни на высокой скорости развернул машину налево, чуть не сбив постового милиционера, уже ожидавшего его, и на бешеной скорости повел «Жигули» к границе города. Через некоторое время сзади снова замаячила «Волга». «За город, только успеть за город», – эта мысль, это единственное желание охватили все существо Капана. Вдоль дороги с лихорадочной быстротой мелькали деревья лесопосадок, столбики с цифрами, дорожные знаки. Вдали показался последний пост ГАИ. Дорога была свободной. «Не успели», – подумал Капан и снова нажал на газ. Красная лента спидометра достигла цифры 140 и застыла на месте. Пост стремительно приближался. До него оставалось метров двести» триста. Милиционеры бегали вдоль дороги, но в машину не садились. Дурное предчувствие внезапно охватило Капана: впереди его ожидала какая-то невидимая опасность. «Сетка с. шипами», – молнией мелькнула мысль. Раздумывать было некогда. Не доезжая до поста, пытаясь выскочить за невысокий бордюр дороги, Капан резко повернул руль направо. Послышался грохот металла, адская боль мгновенно прожгла грудь, и все погрузилось во мрак. Перевернувшись три раза, вся искореженная и покалеченная, за две секунды превратившаяся в металлолом, машина снова встала на колеса.

Быстро подбежали милиционеры. Человек за рулем был мертв… Подъехала «Волга». Из нее вышли четверо, осмотрели погибшего водителя и разбитую вдребезги машину. Один из них вернулся к «Волге», достал фотоаппарат и сделал несколько снимков места аварии. Постовые милиционеры провели соответствующие замеры, после этого вытащили труп водителя. В карманах костюма нашли документы. Капитан милиции, русый человек громадного роста с широченными плечами, развернул служебное удостоверение со сломанными толстыми корочками.

– Капан Ахметов. Институт экспериментальной медицины. Заведующий лабораторией исследований биополя человека, – прочитал он и сказал одному из рядовых милиционеров: – Увезите труп.

Приехавшие простились с постовыми дежурными. «Волга» развернулась и направилась в город.

В этот день Наркес находился дома и работал над монографией с раннего утра. Уже вечером, решив сделать короткую передышку, он встал из-за стола и подошел к книгам. Он любил рыться в книгах, к тому же смена занятий была хорошим отдыхом. Взгляд его упал на литературно-философские тетради. Давно он не заглядывал в них. Взяв с полки одну из них, он незаметно для себя углубился в чтение. Труды почти всех величайших философов, трактаты по искусству, по медицине, по проблеме гениальности, литература о мозге… Как непостижимо много он работал в юности, несмотря даже на то, что был очень болен. Сейчас было даже страшно подумать об этом. Он рассуждал в те годы таким образом: «Если умру-умру, если не умру, то знания пригодятся мне». Это была слишком странная философия, о которой раньше не слышал и не знал никто. И потому перед лицом нечеловеческих трудностей он изредка и с гордостью про себя думал: «Несмотря на то, что я знаю биографии всех выдающихся людей, в анналах человеческого духа я знаю мало воль, равных моей». Достоевский как-то однажды в юности заметил: «Мой шанс выжить в этой жизни – один из миллиона». Его шансы были неизмеримо меньше – один из десяти миллионов. И тем не менее он выжил, благодаря своей вере, которая сама по себе была чудом. И этой верой была вера в свое предназначение. Как некогда хилый, подслеповатый Иоганн Кеплер, родившийся недоноском, шестилетним мальчиком брошенный родителями в бреду оспы и в тридцать лет умиравший в третий раз, не мог, не хотел уйти из мира, не совершив предначертанного ему, так и он, Наркес, не мог уйти из этого мира, не выполнив свою миссию. Как и Кеплер, всю жизнь он словно слышал шепот своей злой судьбы: «Исчезни, сдайся перед обстоятельствами, умри от болезни, сойди с ума, ляг здесь, в эту придорожную канаву, сгинь», но он шел, полз, иногда на карачках, продирался сквозь этот шепот, тянулся из мрака к свету своей ярчайшей звезды. И так же, как и Кеплер, после открытия своего третьего закона, он может теперь повторить его слова: «Жребий брошен. Я написал книгу, мне безразлично, прочитают ли ее современники или потомки, я подожду, ведь ожидала же природа тысячу лет созерцателя своих творений». Его, изучавшего проблему гениальности и совершившего открытие формулы гениальности, природа ожидала неизмеримо больше.