Личико у Рисы в её уравновешенном состоянии было очень даже красивым, а тёплая улыбка запросто пленяла душу своё милотой. Вот только в момент нашей первой встречи на нём столь ярко отпечаталась жгучая похоть, что это зрелище уже не могло одни лишь эстетические чувства вызывать. Глаза энесты плотоядно сверкали, ноздри возбуждённо раздувались, улавливая мой запах, миленький тонкогубый рот приоткрылся, и из него вытекла слюнка. Неолетанка с такой жадностью смотрела на меня, что у меня даже коленки стали подгибаться от внезапно нахлынувшей слабости и острого желания, чтобы эми меня растерзала.

Не заметить то, что происходило между нами, мог, наверное, только слепой. Мариша размышляла не более секунды.

«Амоса есть, потенциала зачатия нет. Она Диму хочет, он от неё тащится. Четыре плюса, ни одного минуса, и эффект тренировки ничуть не хуже», — так, вероятно, могла думать она. А вслух магесса спросила:

— Ну что, Риса, хочешь его?

— Очень, — прошептала эми, пожирая меня глазами. Розовые слюнки стали скапливаться в уголках её губ, капать на пол, и в комнате явственно потянуло амосой. — А можно? — робко спросила энеста.

— Да, — коротко ответила Мариша.

И в следующую секунду неолетанка метнулась ко мне и схватила, цепко сжав в объятиях, как хищница, поймавшая добычу. Последовавший за этим жадный и глубокий поцелуй по молниеносности своей был подобен ядовитому укусу и последствия имел очень похожие: всё тело моё стремительно наполнилось жаром и буквально парализовало от вспыхнувшего в каждой клеточке желания. Крепко удерживая меня верхними руками, эми вовсю ощупывала моё тело нижними. Одна скользила и царапала ноготками по ягодицам и спине, другая — мяла живот, оставляя на нём следы влаги, и подбиралась к паху.

— Так, стоп, но не здесь же! — возмутилась Мариша, и Риса замерла на пару секунд, а потом оторвалась от меня с большой неохотой.

— А где?

— Пойдём за мной.

Неолетанка легко подхватила меня на руки и понесла, следуя по пятам за хозяйкой дома. Эта дылда только внешне казалась хрупкой, а на деле была довольно сильна. Да и темперамента ей было не занимать. Всё время, пока мы шли к спальне, она не прекращала гладить меня и целовать, подбрасывая дровишек в горнило, пылающее в моём теле. Так что когда мы уединились в спальне и спина моя ощутила постель, я уже просто изнемогал от желания. И неолетанка, судя по всему, была полностью со мной солидарна.

Она рывком стащила с меня штаны, спуская их до колен, и нависла сверху, расстёгивая пуговицы на рубашке и покрывая мою грудь и плечи жаркими поцелуями. Когда эми успела снять с себя намокшие трусики, заметить я не успел. Увидел только, как они шлёпнулись смятой кучкой сантиметрах в десяти от моего лица, и почувствовал исходящий от них сладковатый пряный запах.

Нижняя рука неолетанки скользнула под подол платья, лежащий на моём животе, тонкие гибкие пальчики нащупали эрегированный до железной твёрдости член, ухватились за него и прошлись вдоль ствола, покрывая его скользкой влагой. И всё это время на живот и пах мне капал тёплый дождик.

Постанывая от нетерпения, неолетанка прижалась ко мне сверху, отогнула моего бойца вниз, окуная его головкой в горячий омут, а пото́м резким толчком бёдер вогнала до самого основания в тугую пещеру. Словно ловкая диверсантка молниеносно надела мокрый мешок на часового и туго затянула его.

Риса всхлипнула, задрожала и крепко сдавила меня. Ну очень крепко. Это было даже немного больно, но то была сладкая боль. Эми постанывала, улыбалась и тисказа моего приятеля в своём плену, а её гибкий и мокренький язычок непрерывно лизал мои губы. Потом хватка немного ослабла, ну разве что самую малость, чтобы позволить пленнику двигаться, и энеста стала трахать меня, порыкивая от удовольствия и совершая резкие движения бёдрами.

«Одна, две, три… пять… девять», — мысленно считал я, чтобы не сойти с ума от импульсов наслаждения, пронзавших моё тело с каждой фрикцией.

На четырнадцатом погружении Риса замерла в са́мой глубокой точке, и влагалище её снова стиснуло мой член. Очень крепко так стиснуло, и опять это было капельку больно, хорошо так больно, очень приятно, именно в той степени больно, когда это ощущение лишь подстёгивает кипящее в теле возбуждение. Улыбка растянула губы моей насильницы, язык бордовой ленточкой скользнул по её губам.

— Н-н-н-а-а-а! — застонала энеста, сотрясаясь от кайфа, а член мой пронзило ноющей болью.

Ох! Это оказалось существенно больней, чем с её матерью, но не настолько остро и длительно, чтобы прям невозможно было стерпеть. Думаю, что Риса, скорее всего, малость накосячила, поддавшисть острому желанию вонзиться, и сделала это слишком поспешно. Но уже́ в следующее мгновение она исправилась и замерла, позволяя мне к ней привыкнуть. Её усики вибрировали внутри меня от страсти и стремительно выделяли смазку, успокаивающую боль. А потом нахлынуло удовольствие и я застонал уже от блаженства.

И вот эми снова движется, но уже́ не только снаружи, но и внутри меня. Теперь её фрикции чувствовались просто суперприятно. Мара услужливо транслировала мне ощущения неолетанки, и я буквально изнемогал от мощных волн удовольствия, вспыхивавших в её теле и эхом отдававшихся во мне. Начав двигаться, энеста почти сразу вышла на финишную прямую и стремительно помчалась к своему личному раю. Но особенно приятно было видеть её лицо, когда она вплотную приблизилась к своему пику. Мимика эми отражала сладкое предвкушение, рот восторженно приоткрылся, глаза слегка закатились.

«Ещё-ещё», — словно бы шептала каждая чёрточка её лица. И только бёдра двигались с неистовой страстью, подстёгивая колесницу блаженства.

А пото́м Риса будто взорвалась: настолько сильно полыхнула её разрядка; из горла эми вырвался сладостный крик, и она, судорожно стиснув меня, стала вздрагивать, выплёскивая в меня жидкий эквивалент своего наслаждения, наполняя им, накачивая со счастливой улыбкой на лице и трепетно содрогаясь после каждого выплеска.

Оргазм энесты длился, казалось, даже дольше, чем предшествовавшие ему фрикции. Я чувствовал нарастающее во мне давление, которое постепенно превращалось в ноющую боль. А пото́м Риса выдернула из меня свои усики, и после этого с громким стонущим вскриком взорвался уже я, орошая лоно неолетанки своим, а может быть и её соком.

«Боже… Какой экстрим…» — томно подумал я, когда блаженство моё перешло в затухающую фазу.

Я чувствовал, как сонливое состояние стало мягко окутывать меня, и морально приготовился к прыжку в будущее на несколько часов, но у энесты были свои планы. Губы её вновь слились с моими, впрыскивая в меня новую порцию огня, и сонное состояние тут же испарилось.

«Р-р-р-р!» — нетерпеливо прорычала Риса и вонзилась в меня вновь. Казалось бы, она сделала это не менее резко и порывисто, чем в первый раз, но вот только организм мой отреагировал иначе, откликнувшись острым кайфом на агрессивное вторжение. Пото́м попка неолетанки начала свой размеренный ход, а я стал таять в её объятиях. Она будто насосом накачивала в меня блаженство и двигалась в этот раз неспешно и плавно, словно бы смаковала каждую секундочку обладания мной. В этот раз она трахала меня значительно дольше, восторженно повизгивая от переполнявших её чувств. А пото́м был новый взрыв и новое накачивание.

Данный цикл повторился не два и даже не три раза. Казалось, Риса навечно прикипела ко мне и не собиралась отпускать. Но вот после очередной крышесносной встряски она наконец расслабленно замерла и будто бы заснула. А вслед за ней и я уплыл в беспамятство, успев подумать напоследок: «Сколько же часов в этот раз продлится мой сон?»

Судя по тому количеству амосы, что была в меня влита, я вполне мог проспать до следующего утра. Ну что ж, чему быть, того не миновать.

* * *

Когда я проснулся, было ещё светло, но солнце уже клонилось к горизонту. Сев на постели, я долго смотрел в окно, а потом подумал:

«Это что же, я сутки с лишним продрых?»