Поливочная машина медленно шла по двору. Из бокового крана вырывалась сильная струя воды, она распускалась сверкающим на солнце серебряным веером и падала светлым дождем на листья деревьев заводского сквера.

В раскрытые вахтером ворота бесшумно скользнул директорский ЗИМ. Он промчался, шипя резиной, по мокрому асфальту и застыл у клубного корпуса. Из машины вышли Иван Авдеевич и двое юношей. Они несли большие пачки книг, аккуратно перевязанные бечевкой, с подложенными на углах кусочками картона.

Иван Авдеезич шел впереди и беспокойно оглядывался:

— Осторожней, осторожней, молодые люди, не оцарапайте переплеты.

Один из пареньков — тот самый, что читал свои стихи на литкружке, — весело тряхнул головой:

Не беспокойтесь, донесем Мы книги с Петею вдвоем.

В библиотеке Иван Авдеевич сам распаковал книги и вынул из портфеля список,

— Вот, Вера Васильевна, помните, я вам говорил, что у меня есть несколько одинаковых книг в разных изданиях, — он смущенно потер руки, — здесь восемьдесят три названия. Мне они совершенно ни к чему.

Библиотекарь пробежала глазами список и, мельком взглянув на книги, повернулась к Ивану Авдеевичу:

— Спасибо, спасибо вам, Иван Авдеевич, от всех наших читателей!

В глазах женщины светилась такая радость, что старый бухгалтер не нашелся, что ответить. Он подобрал с пола бечёвку и, свернув ее в колечко, хотел убрать в портфель, но потом махнул рукой и положил ее на стол.

— Я сейчас же пойду в завком, — продолжала Вера Васильевна, — вам немедленно будет оплачена стои-ллость этих великолепных книг.

Иван Авдеевич покраснел:

— Это не к спеху. Выдавайте книги, пусть читают… Уходя, он слышал, как Вера Васильевна сказала:

— Нужно для этих книг, Вася, сделать суперобложки. А Вася ответил:

Мы их в бумагу обернем, Мы их в каталог занесем; Иван Авдеич, наш главбух, Библиотеки лучший друг.

Иван Авдеевич снял очки и долго протирал их носовым платком, потом улыбнулся и стал спускаться с лестницы.

Во дворе он увидел своего заместителя. Тот радостно всплеснул руками:

— Наконец-то! Я ищу вас битых два часа!

— А что там, право, пожар, что ли?

— Да нет, не пожар, конечно, но неотложное обстоятельство: Софья Аркадьевна срочно уезжает, она уже оформляет расчет. Я думаю, дать объявление по радио?

— А я думаю, что объявлений давать не надо. Разве Прохорова не справится с этой работой?

Заместитель всплеснул руками:

— Прохорову? Бухгалтером расчетной группы? Да ведь она всего два года работает, совсем еще девочка!

— Девочка? — Иван Авдеевич нервно потер руки. — А позвольте спросить, что вы знаете о ней, кроме того, что она работает всего два года? Что?.. Я так и думал. А скажите мне, почему литейщик Анфиногенов получает зарплату больше, чем директор завода? Вы его видели когда-нибудь в глаза? Вы двадцать лет работаете на этом заводе, ходите по цехам, а людей не видите. А что вы вообще видите, кроме цифр? Оглянитесь, у нас вагон хорошей грамотной молодежи, а вы — объявление!

Иван Авдеевич отстранил своего заместителя и, распрямив узкие плечи, быстро зашагал по широкому заводскому двору.

Самый удобный и просторный «дом» в нашем городе — это палатка Нади и Антона Петровича, и не удивительно, что мы чаще всего по вечерам собираемся здесь. И хотя наш комсорг Федя Cyxapss, который временно оставил свой токарный станок и стал каменщиком, заявил, что «по плану еще до холодов переселимся в новью дома», — Антон Петрович все же оборудовал палатку так, словно собирался жить в ней еще долго: настелил пол, отеплил палатку. Понятно, все помогали. «Крошка» Кирилл — как самый длинный — возился с электропроводкой; я и Жора Корягин сделали плотную земляную засыпку вокруг палатки; печку из кирпича собственного производства клал, конечно, Федя Сухарев. А моя Лена принесла фикус, поставила его в изголовье Антошкиной кроватки и сказала: «Здесь живет самый молодой гражданин нашего города. Надо озеленить его угол. Пусть дышит озоном». Правда, мне было немножко жаль отдавать фикус; я же привез его за сотни километров из Кустаная специально для Лены. Но спорить с моей женой все равно что порожняком ездить на грузовике — только зря пережигаешь бензин.

Вообще я стараюсь не сердить Лену. Ведь у нее работа не то что у меня — сел за руль и покатил по степи, где нет даже автоинспектора, чтобы испортить тебе настроение. А у Лены на руках тридцать шесть малолетних пиратов, которые то вываляются в извести, то упадут в котлован, а однажды «покатались» было на стреле подъемного крана. Вот недавно Генка Крахмальников приволок в класс полный портфель мокрой глины и сагитировал ребят набить глиной пеналы. Испачкали пол и парты, сами перемазались с ног до головы. Мало того, что Лене пришлось скрести и мыть класс, так еще и от родителей досталось за то, что она «не в состоянии привить достойное поведение детям». Мать Генки прямо так и сказала: «Смотрите, что творится! Ну кем станет мой сын, когда вырастет?!»

После всех этих историй Лена как-то замкнулась. Я видел, что она думает-размышляет, мне хотелось ей помочь, но я не знал как. Я привык разделываться со всеми трудностями жизни только с помощью моей автомашины: когда в нашем городе еще не было электричества, я вечером подгонял автомобиль к палатке и протаскивал в окошко шнур с переносной лампочкой, чтобы Лена могла готовиться к урокам; когда нужна была горячая вода, я сливал ее из радиатора в ведро. Перед концом работы я закладывал за выпускной коллектор двигателя несколько картофелин — они пеклись ровно етыре километра по спидометру — и я привозил домой горячий ужин. Словом, я ломал голову, чем помочь Лене. А она вдруг сама сказала:

— Надо что-то придумать, Олешек, как мне справиться с ними? Неужели ты не можешь ничего посоветовать?

Я предложил:

— А что, если я буду в свободное время катать весь твой класс на грузовике? В виде премии за хорошее поведение.

Но Лена покачала головой.

— Ты ничего не понимаешь. Все это гораздо сложнее. — И заметив, неверно, что я огорчился, добавила виновато: — Я и сама еще не могу разобраться, что и как надо… Вчера на уроке сказала, что с таким поведением вас не примут в пионеры. А Генка Крахмальников спрашивает: «А какие бывают пионеры? Разве им нельзя играть?»… Ну как объяснить все это малышам, завлечь по-настоящему?..

Весь вечер Лена молчала и думала о своих пиратах, а я думал о ней: едва окончила техникум — и сразу в степь; первая школа, первый учебный год: она же и директор, и воспитатель, и учительница. Кто поможет, подскажет?.. И, наверно, Лена затаила в душе обиду: ведь это из-за меня ей приходится вместо городской квартиры жить в палатке, преподавать в каком-то бараке вместо школы.

С этими мыслями я и уснул, и проснулся, и пошел на работу.

Рано-рано, когда солнце встает из росистого ковыля и, точно после утреннего душа, свежее и чистое, легко взбирается на верхушку дальнего кургана, когда воздух над степью золотистый и такой прозрачный, что в нем не гудит, а звенит выхлоп мотора, и встречный ветер, залетая в кабину, выдувает из тебя остатки сонливости, а справа и слева идут машины твоих товарищей, — в такие минуты будто уносятся назад вместе с дымком бензина все плохие мысли. Приходит уверенность: наступающий день обязательно будет веселым и удачливым; в такой день не может случиться ничего скверного.

И действительно, работа в этот день досталась хорошая, чистая. Меня направили возить с Заозерных лугов камыш на стройку. Если в кузове известь, мел или шлак, такой груз всегда пылит. Чихаешь, кашляешь, поминутно сплевываешь, а вечером еще моешь машину целых два часа. Другое дело — камыш. Навалишь его высотой в четыре метра, словно плетеный дом везешь. Стебли зеленые, есть и желтые, точно восковые.