Гудки электрички все реже доносились из поселка, дождь перестал, за окном посветлело, в комнату заглянула луна. Зинаида Трофимовна спала и улыбалась во сне.
В несколько рядов тянулись дощатые столы. На них лежали пучки бело-красной редиски и моркови, горки молодого шелушащегося картофеля, сыроежки с лиловыми шляпками, снопы зеленого лука; в ведрах стояли цветы, плавали свежепросольные огурцы, в корзинках красовались тугие стручки гороха, мелкая лесная земляника и клубника; она пламенела на лотках, крупная, влажная, ароматная. Здесь, на поселковом рынке, ее продавали стаканами — так выгодней..
Зинаида Трофимовна пристроилась на свободное место в конце одного из столов. Поставила рядышком свои корзинки, но снять с них белую марлю, укрывавшую клубнику, медлила. Вокруг было многолюдно, шумно. Женщины с провизионными сумками сновали между рядами, переходили от лотка к лотку, оглядывали товар, ощупывали, приценивались. Слышались сердитые возгласы:
— Скинь маленько, хозяйка!
— Совесть твоя где? Этакую цену ломишь! Рыжая торговка живо обрезала:
— Не любо, не берите. Езжайте в город, там дороже заплатите.
— Эх, когда только вас, спекулянтов, выведут… Ладно, давай стакан…
Зинаиде Трофимовне сделалось неловко. Она оглядела толпу, надвинула платок на лоб пониже. Еще знакомые встретятся или кто-нибудь обругает, как вон ту рыжую толстуху, которая напротив за столом бойко торгуем клубникой. Если бы ее, Зинаиду Трофимовну, назвали спекулянткой, она бы, кажется, со стыда сгорела, а этой рыжей хоть бы что — знай себе запихивает деньги под фартук да еще зубоскалит: «Не любо, не берите…»
— Что у вас тут, хозяйка? Чем торговать собираетесь?
Это спросил пожилой мужчина в очках. Он постучал пальцем по корзинке.
Зинаида Трофимовна смутилась, ничего не ответила. Мужчина прошел мимо.
Проходили и другие дачники, посматривали на корзинки, шли дальше. И время шло. Начинало припекать солнце, толпа покупателей редела, а Зинаида Трофимовна все не решалась открыть свой товар. Прежде ей часто приходилось бывать на рынках, но тогда было совсем другое дело. Ей нравилось даже поторговаться из-за вилка капусты, попробовать на вкус соленый огурец, сбросить с весов порченое яблоко, поворчать насчет цены. Тогда она чувствовала себя хозяйкой. А теперь кто она?..
Ей вдруг захотелось уйти с рынка, но мысль о чудесных ягодах, которые к вечеру потеряют и цвет и вкус, заставила ее пересилить себя. Она сняла марлю с одной корзинки, достала чистый, специально припасенный носовой платок и решительно принялась протирать граненый стакан.
В это время к столу напротив подошли две девочки. Одна спросила у толстухи:
— Тетя, сколько стоит ваша клубника?
— А ты что, читать не умеешь?
Девочка взглянула на бумажку, лежащую поверх клубники, замялась.
— Так дорого! —сказала вторая звонким голосом. Стакан вздрогнул в руке Зинаиды Трофимовны. Она подняла голову, посмотрела на девочку — на ее лиловый бант в темных волосах.
Дети между тем принялись пересчитывать мелочь.
— У нас не хватит на стакан, Галка. Давай поищем, где подешевле.
Они начали оглядываться. У Зинаиды Трофимовны сразу похолодели пальцы. «Сейчас подойдут… Подойдет эта черненькая, узнает ее…»
Зинаида Трофимовна бросила стакан в клубнику, кинула на нее марлю, подхватила обе свои корзинки и почти бегом пустилась прочь, не разбирая дороги. Свернула в одну улицу, в другую, пересекла какой-то пустырь; ей казалось, что дети гонятся, она боялась остановиться. Тяжелые корзины оттягивали руки, во рту пересохло; рынок давно остался где-то далеко позади… Зинаида Трофимовна споткнулась, чуть не упала и с сильно бьющимся сердцем опустилась наконец на скамейку у чьих-то ворот…
В солнечный воскресный день по дороге шел молодой человек высокого роста. Неторопливо шагая, он посматривал влево и вправо на крытые толем домики, расположенные в глубине участков, среди зарослей вьюнков и малины. У одного участка он остановился, достал из кармана записную книжку, поглядел в нее, потом на фанерку, прибитую к изгороди.
За изгородью копошились мальчишки и девчонки, вооруженные лопатами, тяпками, садовыми ножницами. Ребята посыпали песком дорожки, пропалывали междурядья на грядках, обрезали сухие ветки с кустов и бросали их в костер, который дымил и потрескивал на площадке возле дома, свежевыкрашенного в канареечный цвет. Двое рослых мальчишек, грохоча молотками, ладили дощатую опалубку колодца, а в центре сада у врытого в землю стола хлопотала худенькая девчонка с лиловым бантом в черных волосах; она помешивала ложкой в тазу, стоявшем на керосинке, и поминутно облизывала пальцы, перемазанные ягодным соком.
Молодой человек пожал плечами, еще раз взглянул на фанерку и обратился к светловолосому мальчику, усердно копавшему яму неподалеку от калитки.
— Послушай, ведь этот участок шестьдесят четвёртый? Может, я перепутал номер? По моим сведениям, здесь должна жить Зинаида Трофимовна Глазова.
— Она и живет здесь.
— Здесь?.. Почему же на этой фанерке значится: «Опытный участок Друзей природы — юннатов 1-й поселковой школы»? Как же это?
— Это участок наш и Зинаиды Трофимовны, она — наша пионервожатая, мы её выбрали. — Мальчик воткнул лопату в землю.
— Ничего не понимаю, — сказал гость и озадаченно осмотрелся. — А где же сейчас Зинаида Трофимовна?
— Понесла малиновое варенье больной старушке. Да вы входите, товарищ, она скоро вернется. Эй, ребята, тащите-ка табуретку.
Гость присел возле садового стола, машинально провел рукой по гладко оструганным доскам. Спросил у окруживших его ребят:
— Сами сколотили?
— Факт, сами, — сказал рослый мальчишка. Девчонка с лиловым бантом сняла ложкой с варенья
пенку, подула на нее, попробовала на вкус и облизнула губы.
— А я знаю, кто вы. Сын тети Зины, наверно? Вы у нее инженер. Вы обещали починить крышу и все не ехали. А теперь приехали. Вот тетя Зина обрадуется!
Гость смущенно кашлянул.
— Как же это получилось, товарищи, что моя мать стала вашей пионервожатой?
— О, это очень даже интересно получилось! Знаете, возимся мы на нашем опытном участке. Ну, при школе такой маленький-премаленький садик. Горох там, морковка, три подсолнуха… Вдруг приходит…
— Погоди, Галка! Пусть расскажет Володя. Он ведь писал заметку в Пионерправду про тетю Зину, у него лучше получится. Давай, Володь!
Володя тряхнул светлым чубчиком и начал с того, на чем остановилась Галка:
— …вдруг приходит женщина с двумя во-от такими корзинками в руках. «Здравствуйте», — говорит. Мы говорим: «Здравствуйте». А она открыла свои корзинки, а в них—клубника. Спелая-преспелая, крупная-пре-крупная! «Кушайте, — говорит, — ребята». Наши ребята даже испугались. Спрашивают: «Неужели это все нам, тетя?» А тетя говорит: «Ешьте на здоровье». Мы съели. Раз — и готово! А она осмотрелась и говорит: «Аккуратный у вас участочек. Только маловат, тесно вам здесь. Пойдемте ко мне, я вам еще две большие грядки дам, будет у вас своя клубника. Пойдемте, ребята?» Мы пошли. А потом тетя Зина сказала: «Вот теперь уже у вас два своих участка — при школе и здесь. Теперь вам работы на всех хватит и ягод — тоже. А мне с вами веселее. Так как же? Будем вместе хозяйничать?» Мы сказали: «Будем!» Вот и все.
— Мы еще стол для пинг-понга сделаем, — сказал рослый мальчишка. — А тете Зине починим крыльцо. Факт, починим!
— А ну, кончай разговоры, — скомандовал Володя. — Скоро тетя Зина вернется, а картошка еще не окучена, компостная яма не выкопана. Сима и Вера, как у вас насчет чая? Надо воды из колонки принести.
Ребята разбежались по участку; снова застучали молотки, защелкали ножницы. Николай снял пиджак и повесил на ветку яблони.
— Володя, где у тебя топор, гвозди? Я, пожалуй, полезу на крышу.