На Алешиных тренировках теперь постоянно присутствовал его тренер — Эдуард Александрович, которого тоже оплачивал Гавр, и еще у Алеши появился коновод — Катя, так как четыре лошади в день, на которых он должен был отъездить, это уже много, и без помощи коновода было тяжело.
Тренировки на Боре обычно собирали в манеже не только его тренера и коновода, но и желающих посмотреть эффектные падения Бори на спину. Причем после каждого падения Лешкин тренер громко матерился на коня и говорил:
— Борис, ты не прав.
Эти слова, да еще сказанные на эмоциях, вызывали смех у всех, да и у Алешки тоже. Он уже привык спрыгивать с коня на песок манежа и ждать, пока тот поднимется. Он смирился с тем, что ему опять досталась проблемная лошадь. Все его лошади были со своими заморочками — наверное, это его судьба такая — с непростыми лошадьми работать. Хотя в остальном Борис был великолепен. У него действительно была техника прыжка, сила и мощь, и он был хорошо выезжен. И уже первые соревнования на нем принесли результаты. Алеша остался вторым, чисто отпрыгав весь маршрут и немного проиграв во времени победителю.
Второй его конь, трехлетний серый Эрмес Райан, а по-простому Федя, тоже мотал Лешке нервы. Конь был молодым и еще с гонором. Его даже в руках водить было тяжело. Он всегда шел, приплясывая и пытаясь обогнать человека, идущего на шаг вперед, чтобы потом, обернувшись, заглянуть человеку в глаза, показывая тем самым, что хочет выяснить, кто из них двоих здесь главный. На такой вызов Алешка обычно одергивал молодого коня за чомбур и показывал ему кулак. Федя начинал плясать на месте, тем самым показывая свое возмущение и провоцируя человека на конфликт. Уж очень Феде хотелось доказать, что здесь он лидер, и это он готов был отстаивать в драке с любым. На эти провокации Алешка не велся, но пока он доводил коня до левады, моральных сил уходило много. Коновод Катя вообще отказалась водить Федора туда, так как не справлялась с его понтами и выделыванием.
Эдуард Александрович каждый раз, видя, как Алешка ведет серого, всегда комментировал это словами:
— Опять с выебоном Федька пошел. Лех, давай ему яйца отрежем, поспокойней будет.
Но Лешка решил пока не кастрировать этого коня, считая, что все устаканится. Просто конь слишком молод и у него сейчас пора самоутверждения, и постепенно это пройдет. Нужно только перетерпеть и не обращать внимания на все понты Федора.
На Борисе Алешка поехал уже на вторые соревнования, в этот раз в Битцу. Там он чисто отпрыгал весь маршрут и занял первое место. Лешка был горд за коня и уже расслабился, выезжая на нем из манежа, думая, что сегодня Борис не будет дурить. Но у коня были свои планы. Выйдя в предманежник, Борис встал на свечку и перевернулся на спину. Хорошо, Алешка успел спрыгнуть, так как конь падал спиной на деревянный борт предманежника. Если бы Лешка не успел спрыгнуть, его бы расплющило, а так пострадало только седло, которое, в общем-то, долго держалось, выживая в таких падениях. Но сейчас оно треснуло и вряд ли подлежало починке. Так что Алешка вернулся на свою конюшню, с одной стороны — с радостным чувством победы, а с другой — с пониманием, сколько это седло стоит, и ведь на этого коня вообще седел не напасешься.
Приехав в Конный клуб, он, как было принято здесь, "проставился" для коллектива. Купил торт, салатов в банках, копченую курицу, которую погрели в микроволновке, и шампанское. Здесь было принято все значимые события отмечать с коллективом. И он тоже поддерживал эту традицию.
Вечером, в разгар их посиделок, в комнату зашел Гавр. Лешка растерялся — он не ожидал, что Гавр приедет за ним. Хотя изредка Гавр и приезжал сюда и даже пару раз кормил своих коней сахаром. Правда, потом долго отмывал свою руку, считая, что она пропахла конями.
Весь народ, собравшийся в комнате, хорошо знал Гавра, и ему предложили присоединиться к коллективу. Гавр не отказался и, сев за стол, даже выпил шампанского из пластикового стаканчика, закусывая его куском торта с одноразовой тарелки с помощью пластиковой вилки. Алешка был поражен такому поведению Гавра — тому, что он снизошел до обычных людей со своего звездного олимпа. Гавр непринужденно болтал, расспрашивал при всех Алешку, как тот отпрыгал, и даже похвалил его за первое место. Лешка чувствовал, что его уши горят от этой похвалы, а в душе стало так тепло и хорошо от искренних слов Гавра.
Но потом Лешка стал замечать, что Казик, сидящий рядом с Гавром, придвинулся к нему поближе и стал манерно кривляться и очень недвусмысленно себя вести. Лешке было неприятно это видеть, но главное, что Гавр поддерживал разговор с Казиком и даже несколько раз прикасался к руке парня. И это видели все сидящие за столом, хотя и делали вид, что ничего не происходит.
Потом Гавр встал, и за ним встал Казик. После чего они вышли за дверь и уже не вернулись. Так погано Алешка себя еще никогда не чувствовал.
Посидев еще немного за общим столом и стараясь не выдать чувств, бушующих внутри него, он попрощался со всеми и пошел собираться. Домой он, как всегда, приехал с водителем и там, естественно, никого не застал.
В эту ночь он практически не спал. Это мерзкое чувство внутри не давало ему покоя, и сон уходил, перебиваемый чувством обиды и непонимания — почему Гавр так поступил?
Только утром Алешка услышал, что Гавр вернулся. Тот, как ни в чем не бывало, принял душ, переоделся в свежую рубашку и новый костюм и пошел на кухню делать себе кофе. Леша знал, что нужно промолчать, но не смог.
— Гавр… почему ты так поступил?
— Как? — Гавр сидел за столом и пил кофе, куря сигарету. Судя по его лицу, он хорошо отдохнул и выспался.
— Вчера все это видели. Как я теперь буду в глаза им смотреть?
— Мне на это наплевать.
— Ну почему? Почему ты так ко мне относишься? Что я такого сделал, что ты со мной так поступаешь? — Алешка обессилено сел на табуретку напротив Гавра.
— Тебе не кажется, что ты сейчас себя ведешь как ревнивая женушка? Я вообще не понимаю, в чем твои претензии ко мне? Мы вроде как не женаты. Я совершенно свободен и делаю то, что хочу. И запомни: я не привык отчитываться ни перед кем в своих действиях.
— Зачем я тебе? Отпусти меня… прошу…
— Я тебе уже говорил. Ты забавный, мне нравится наблюдать за тобой.
— Но я ведь живой… разве так можно поступать?
— Хватит. Достал уже своим нытьем, — Гавр резко встал из-за стола, кинув недокуренную сигарету в пепельницу, и, не став допивать кофе, пошел в прихожую. — Казик сказал, что мой конь седло сломал. Закажи новое, я оплачу… и вообще — закажи все, что нужно, я не хочу, чтобы мои кони хоть в чем-то нуждались. И для своих тоже купи все, что нужно. Понял?
— Да, — выдохнул Алешка, смотря на сигаретный дым, который поднимался от не затушенной сигареты и растворялся в воздухе. Он не знал, сколько еще можно выдержать боли… наверное, много… Значит, судьба у него такая — терпеть.
Вечером, забирая серого с левады, он увидел Гавра, который разговаривал с девушкой. Эту девушку Алешка часто здесь видел, она приезжала сюда тренироваться. Лешкин взгляд перехватила Катя, которая шла с ним рядом, помогая довести гоношистого Федю. Федя, как всегда, шел, пытаясь вырваться из Лешкиных рук, и ему не было никакого дела до переживаний парня.
— А ну, иди смирно, — Катя показала хлыст, который всегда носила с собой, когда они водили Федора в леваду.
Лешка еле удержал попятившегося назад коня, который не прекращал попыток доказать свое превосходство над ним. Краем глаза Лешка видел, как Гавр, даже не подойдя к нему, уезжает с девушкой, посадив ее в машину.
— Вот кому точно яйца нужно отрезать, так это твоему, — изрекла задумчиво Катя.
— Он молодой еще, угомонится, — Лешка одернул Федора, напоминая ему о себе.
— Да я не о сером говорю, я о твоем бойфренде. Ты, кстати, знаешь, он уже успел не только с Казиком переспать, но и с Белкиной — ну, с той выездючкой, у которой здесь два коня стоят. Народ говорит, он и с другом Казика тоже уезжал, но я сама не видела. А теперь вот с этой фифой…