После всех хлопот ребята проголодались и пошли к коневозу: там, уже завершив все дела с конем Казика, хозяйничала Нина, накрывая на стол. В их коневозке кроме нее было еще человек пять: двоих Алешка знал — они тоже были спортсменами, он их встречал раньше на других соревнованиях; с остальными его познакомили. Из холодильника достали холодную водку и понеслось. Постепенно к ним в коневозку стал подгребать народ. Слух о том, что здесь наливают, быстро распространился по всему лагерю.

Все набившиеся в коневозку были конниками и у всех были одни интересы и темы для разговора. Было весело и шумно. Обсуждали предстоящие старты: кто на них уже приехал, и кто приедет позже. Говорили о лошадях, о сложности маршрута и масштабе этих соревнований.

— Прикинь, — наливая рюмки, произнес спортсмен, приехавший сюда из Питера. — Говорят, более ста голов лошадей здесь должно быть.

— А спортсменов сколько приедет?

— По заявкам в федерацию — человек шестьдесят.

— Вот это масштаб, — воскликнул Олег, который приехал сюда с двумя конями из Самары.

— Еще с юга приедут, наши именитые конкуристы, и из Белоруссии, у них тоже сильные спортсмены. Я вот из Новгорода, кстати, сюда приехал.

— Сильный состав здесь прыгает.

— Конечно, когда призовой фонд — миллион рублей, — девочка-коновод со смешными хвостиками на голове, говоря это, пыталась втиснуться на диван, двигая сидящих на нем. — Кстати, организаторы конкура артистов пригласили, прикинь. Говорят, "Моральный кодекс" в живую петь будет, а вечером дискотека. Вот оторвемся.

Народ весело загалдел в предвкушении такого события.

Бурные посиделки затянулись до середины ночи, потом к коневозу ребята из Рязани подогнали свою машину и включили в ней музыку на всю мощь. Народ из коневозки вывалился наружу. Летняя ночь была теплой, а над головой простиралось огромное звездное небо. Все были молоды, увлечены спортом и любили эту жизнь. Эстрадные хиты из динамиков в машине не оставляли равнодушных, и постепенно вся компания уже отплясывала прямо на мокрой от росы траве.

На звуки музыки народ, который спал в других коневозках и в палатках, стоящих вдали, стал вылезать и, видя возможность повеселиться, присоединялся к общему празднику жизни.

Алешка столько никогда и не танцевал, да он вообще никогда не танцевал. А здесь ноги сами повторяли нехитрые движения, и он не сдерживал себя.

Когда небо стало светлеть, народ стал расползаться кто куда. Алешка тоже чувствовал, что еле стоит на ногах. Он дотащился до коневозки с желанием упасть спать. Но внутри все было уже занято. Он даже и не понял, кто и где спит. Спали везде. Видно, успели все-таки разложить диван и убрали стол, и теперь все пространство коневозки занимала одна сплошная кровать. Вот эта кровать и была в телах. То, что там спят не только свои, но и неизвестные ему люди, Алешка идентифицировал. Причем спали все в одежде, было видно, что как кто пришел, так и упал.

Понимая, что здесь уже все занято, он пошел в отсек для лошадей и, достав две попоны Валюши, улегся на квадратных тюках сена, завернувшись в попоны.

Утро было недобрым. Мудрость этой фразы Леша ощутил на себе, как только смог разлепить глаза. Голова гудела, во рту пересохло, все тело болело, так как затекло на жестких тюках, а ноги вообще еле двигались — видно, такой пляс на всю ночь не прошел для них даром. Он еле встал и на полусогнутых поплелся на улицу. Умывшись в туалете в конюшне, до которого едва дошел, Алешка вернулся в их коневоз и застал всех за завтраком. Кровать была уже собрана и опять превратилась в диваны со столом посередине. В их коневозке опять были люди — те, которых он уже знал, и те, кого видел впервые.

При виде его все радостно закричали.

— Танцор диско пришел. Давай садись, завтракать будем.

Костя подвинулся, уступая ему место на диване.

— Ты за коней не переживай, — Катя поставила перед ним тарелку с пожаренной на плите яичницей, которую она жарила на плите, — вчера я их покормила, как говорили, и сегодня с утра. С ними все нормально, поешь и можно их в работу брать. Тебе кого первого седлать?

— Давай с Вальхензее начнем: он вороной, ему на солнце тяжелее работать будет. Нужно до жары его подвигать.

Несмотря на вчерашнее, Алешка с удовольствием уплетал яичницу, потом стащил из открытой нарезки несколько кусочков ветчины, а из банки — хрустящий соленый огурец.

— Кому чай, кому кофе? — оборачиваясь к сидящим, спросила Нина, видя, что электрочайник закипает.

Лешка попросил кофе, как и большинство.

Кроме чашки с дымящимся растворимым кофе, перед ним возникла рюмка с водкой.

— Руку смягчить перед работой нужно, — пояснил Костя.

Лешка не стал отказываться от славной конной традиции "смягчения" руки перед посадкой на лошадь.

Тренировка прошла на волне позитива и хорошего настроения.

На тренировочном поле одновременно ездило человек пятнадцать: кто-то уже заканчивал тренировку, другие только начинали разминать лошадей, а те, кто был готов, прыгали через одиночные препятствия.

Катя стояла рядом с одним из таких препятствий, чтобы поднимать упавшие жерди и ставить их на место, если Лешкин конь их сбивал. Вальхензее под Алешкой тоже был настроен позитивно. Видно, он хорошо выспался на свежем воздухе и восстановил силы после вчерашней дороги. Он был активен под седлом, несколько раз дал "козла", да так, что Алешка чудом не слетел с него. Валюша веселился, призывно ржал, чуя рядом кобыл. Пытался привлечь их внимание и поэтому регулярно сшибал жерди, так как в мыслях своих был весь в поисках невесты. Алешка на него не злился, понимая, что жеребцу очень тяжело сосредоточиться на работе, когда вокруг столько невест. Вот поэтому в спорте приветствуются мерины, то есть те, кто был рожден с яйцами, но потом лишен их и всех с ними связанных проблем.

Когда Катя уже в который раз собрала снесенные Вальхензеем препятствия, Леша решил, что на сегодня хватит, ничего лучшего он от коня на сегодня не добьется. Валюше нужно было дать время привыкнуть к новому месту и окружению.

Пока он отшагивал Вальхензея, который продолжал ржать и приплясывать под ним, Катя привела ему поседланного Бориса. Они поменялись конями. Катя увела Вальхензея, чтобы расседлать его, замыть водой из шланга и вернуть в денник, дав ему сено.

Алешка же начал разминать Бориса перед прыжками. Тот вел себя спокойно, поскольку был мерином и окружающие лошади его мало интересовали. Но такому спокойствию Алеша не верил, и Боря, как всегда, можно сказать, на ровном месте выкинул свой стандартный фортель — встал на свечку и стал падать на спину. Лешка быстро с него спрыгнул; конь, упав на траву, медленно поднялся и как ни в чем не бывало ждал, пока Алешка на него обратно залезет.

— Он у тебя всегда так дурит? — спросил подъехавший к нему поближе парень с Рязани.

— Да… я уже привык даже.

— Нахрена он тебе тогда такой нужен? Продай ты этого урода.

— Как же его такого продать можно? А если кто на нем убьется?

— А тебя это волнует? Тебе же такого продали, и никто не парился, что с тобой будет.

— Его в Германии купили…

— Тогда понятно. Все говно нам продают, а себе нормальных оставляют.

Алешка понимал, что парень прав, но как говорил Петрович — нужно уметь прыгать на любых конях. Вот он и прыгал на том, что у него было.

Больше Боря не дурил. Он хорошо отпрыгал одиночные препятствия, и Алешка, решив, что коню хватит, отдал его уже вернувшейся на поле Кате.

Еще пару часов он и Катя убирались в денниках у своих лошадей — поменяли им опилки на чистые, попоили водой, донесли сена и накормили обедом — порцией мюсли.

Пробегающая мимо них Нина крикнула на ходу:

— Если вы все, тогда к коневозке подгребайте, сейчас на Волгу купаться поедем.

У коневозки стояли три машины и тусили ребята, уже закончившие тренироваться на сегодня. Когда все желающие купаться собрались, они стали рассаживаться в легковушки. В результате в машину, в которую сел Лешка, влезло восемь человек. У него на руках сидела худенькая девушка, тоже конкуристка, звали ее Алина. Алина высовывала голову в открытое окно, задорно смеялась и постоянно болтала. В машине стояли шум и смех, а из динамиков звучала забойная музыка.