Лешка стоял со всеми в толпе на поле и смотрел на сцену. Зазвучала мелодия, и народ стал подпевать музыкантам:

Я выбираю город,

город выбирает меня…

Я выбираю небо,

небо выбирает меня…

Я выбираю время,

время выбирает меня…*

Лешка уже слышал эту песню, но сейчас ее слова как будто звучали для него:

…ты опять со мной играешь,

выбираешь, выбираешь…*

И он пел со всеми, думая о смысле этих слов и обо всем, что происходит в его жизни. Ощутив пинок в бок, он обернулся: это был Костя и еще два спортсмена, которых он уже видел, но не помнил их имена. Костя, нагнувшись к его уху, прокричал:

— Молодец, хорошо на Валюше отпрыгал. А по Борьке твоему мясокомбинат скучает. На вот, глотни для позитива.

— Что это? — спросил Лешка, а потом подумал — разве это важно сейчас? В его руке была пластиковая литровая бутылка Кока-колы. Он сделал глоток и сразу ощутил вкус алкоголя.

— Как тебе Кока-кола для взрослых?

— Классно.

— После концерта к коневозу белоруссов приходи, там продолжение праздника жизни будет.

Сказав это, Костя с ребятами стали протискиваться дальше в толпе, предлагая всем знакомым отпить из этой бутылки.

От выпитого Алешка повеселел, философия жизни ушла, и думать о словах этой песни он уже не хотел. Тем более музыканты заиграли свой забойный хит, и Алешка орал слова во всю мощь своих легких:

…Как хорошо, что тебя я нашел,

Знаешь, я ж тоже от мамы ушел.

Ты в свои годы должна уже знать,

Каждому нужно однажды сказать:

До свиданья, мама.

До свиданья, мама.

До свиданья, мама.

До свиданья, мама. **

А в полночь небо окрасилось от вспышек фейерверка. От такой красоты в летнем ночном небе у Алешки перехватило дыхание, и он смотрел, впитывая в себя каждое мгновение своей жизни, где он был действительно счастлив.

Утро Леша встретил сидя у костра, который ребята развели невдалеке от лагеря. Все приехавшие на эти соревнования знали, что завтра последний день, уже вечером народ начнет разъезжаться, и это была их последняя ночь. Вот поэтому никто и не спал. После концерта и фейерверка отовсюду звучала музыка и везде были импровизированные дискотеки. Народ перемещался от одной тусовки к другой. Лешка тоже не отставал от компании, и за эту ночь они потусили со всеми, а потом, когда уже пить и плясать не было сил, решили разжечь костер.

Когда пламя костра осветило вокруг себя пространство и тех, кто сидел, была уже глубокая ночь. Но спать никому не хотелось. У одного из спортсменов нашлась гитара, и в ночи звучали ее струны, а потом и голос того, кто пел. Народ подхватывал куплеты песни и подпевал. Казалось, такие простые, каждому знакомые с детства песни звучали сейчас по-особенному, так гармонируя с этим летом, ночью и звездами над головой.

Постепенно первые лучики солнца стали разгонять темень ночи, и вот уже рассвело, и на горизонте занимался новый день.

Алешка долго сидел и смотрел, как из-за кромки леса в конце поля медленно поднимается солнце. Ему было хорошо и грустно. Наверное, только у русского человека в душе могут сочетаться эти два чувства, когда так хорошо и так пронзительно больно от ощущения безмерного счастья внутри себя. Грусть заполняла его душу, и он знал, почему грустит. Сказка в его жизни закончилась — эти несколько дней, когда он был в том мире, который ему близок и понятен: мир коней, спорта и людей, живущих теми же целями, что и он. Все это завершилось с лучами восходящего солнца, и от этого было грустно, так как теперь лишь воспоминания об этом останутся с ним навсегда. Еще ему было грустно от того, что он один, совсем один и рядом с ним нет того, кто мог бы так же смотреть на этот восход и восхищаться его красотой. В его жизни был лишь один такой человек, кто так же, как и он, видел красоту этого мира. Но этот человек переменился и стал другим. Алешка опять думал о Назаре и опять пытался понять, почему Назар так переменился. Что произошло, за что Назар просто выкинул Алешку из своей жизни? И это тоже добавляло грусти.

Солнце уже светило все ярче и ярче, и Алеша понимал, что нужно идти. Сегодня последний день стартов и возвращение домой… Да только нет теперь у него дома, и туда, где он сейчас жил, он не хочет возвращаться. И эта действительность добавляла в его душу грусть и щемящее чувство обреченности.

Он вздохнул и встал с бревна. В сознании промелькнуло, что больше такого в его жизни уже не будет… Все, что сейчас с ним было — это как прощальный подарок судьбы.

Он с грустью обвел взглядом это поле, еще в легком утреннем тумане, и, повернувшись, быстро пошел в сторону конюшни.

В маршрут Гран-При выстой метр пятьдесят заявилось двадцать шесть участников. Алеша, уточнив еще раз свое время, отошел от мандатной к лошадям. В кармане его редингота зазвонил мобильный. Он ответил, это был Гавр.

— Привет, — прозвучал его голос, — я у ВИП-шатров, сможешь подойти?

— Да.

Алеша нажал на отбой и направился к ВИП-шатрам, которые стояли на противоположной стороне конкурного поля, напротив трибун.

Там он сразу увидел Гавра в окружении важных мужчин в деловых костюмах. Гавр тоже увидел его и приветливо улыбнулся.

— Господа, позвольте представить: будущее нашего конного спорта, Крылов Алексей.

Леша поздоровался с присутствующими, удивившись, что Гавр впервые за все время их общения назвал его по имени и фамилии, а не по кличке, как обычно. Потом он увидел спутницу Гавра — высокую, практически с Гавра ростом блондинку модельной внешности, которая мило хлопала ресницами и улыбалась пустыми глазами без признаков интеллекта, но зато с очень соблазнительными формами, на которые все пялились. Так же все пялились и на него — он был в конкурной форме: синем рединготе, поверх белой рубашки с галстуком, белых бриджах и высоких черных конкурных сапогах со шпорами. Леша видел, как его разглядывают — как экзотический объект или диковинку. Некоторые задавали ему глупые вопросы о том, не страшно ли ездить верхом на лошади и не больно ли падать с нее, и еще массу вопросов в таком стиле. Алеша односложно на это отвечал, видя, что Гавр не хочет его от себя отпускать. Гавру нравилось быть с двумя такими яркими спутниками: высокой блондинкой и молодым спортсменом.

Наконец, эта пытка окончилась, диктор объявил о начале соревнований, Алеша извинился и сказал, что ему пора идти. Все понимающе закивали, Гавр тоже одобрительно кивнул и, потеряв к нему всякий интерес, повел свою даму, обнимая ее за талию, к столику в ВИП-шатре. Леше было безразлично, что Гавр приехал вроде к нему на соревнования, да вот только привез с собой девушку, причем такой яркой внешности, что об этом уже знала его коновод: она обсудила это с другими коноводами, и весть об этом моментально стала темой номер один в их конной тусовке.

Леша молча залез на коня, дождавшись, когда его поседлает Катя, которая при этом успевала еще и обсуждать наряд блондинки. От всего этого Алешка уже так устал, что последний день соревнований ему был уже не в радость, но он сгруппировался и поехал разминать коня перед стартом.

Маршрут был сложным. Эдуард Александрович, смотря, как его уже отпрыгали другие всадники, подсказал Алешке моменты, которые он должен учесть, и Леше даже показалось, что тренер впервые переживает за него.

Наконец, он выехал на боевое поле.

Гавр перевел взгляд с пустых, но красивых глаз своей спутницы на конкурное поле перед ним, услышав, как диктор объявил Крылова на Вальхензее. И он опять залюбовался им, другим Лексом, хотя сейчас это был не Лекс, это был Алексей Крылов. Гавр видел, как он уверенно ведет коня, направляя его на препятствия. Несколько препятствий стояло вблизи ВИП-шатра, так что сидящие за столами гости могли наблюдать всю мощь прыжка лошади, это было впечатляющее зрелище. И конь Алеши, пока не сбив ни одной жерди, стал приближаться к этим препятствиям. Гавр увидел сосредоточенное лицо парня. Его глаза из-под шлема — в них не было страха. В них было то, что Гавр не видел в этих глазах в обычной жизни. Наверное, только на коне Лекс становился другим. Гавр не узнавал Лекса. Это был сейчас совсем другой человек, незнакомый ему и в то же время его, полностью его.