— Судя по записям, — говорю я, — внизу находятся тестовые помещения. Там монахи проводят эксперименты и ставят опыты на подопытных.

— Хо-хо! Звучит как приглашение на экскурсию в лабораторию ужасов, — усмехается Ледзор.

Красивая, видимо, разделяя его настроение, громко шипит, её хвост нервно хлещет по полу, будто подтверждая слова Одиннадцатипалого. Отличная команда поддержки.

Мы спускаемся вниз, пересекаем длинный, холодный коридор и оказываемся перед прозрачной стеной. За ней открывается впечатляющая картина: огромная арена. Стены увешаны стеклянными кабинами, в которых расположились монахи. Их около двух десятков, и все они чем-то заняты. Одни сосредоточенно делают записи, другие внимательно следят за происходящим на арене.

Но самое интересное ждёт нас, стоит лишь взглянуть на саму арену. Я с ухмылкой думаю: хорошо, что не обрушил подземные этажи. А то бы было потом неловко перед Лакомкой.

На арене выстроился строй альвов. Длинный строй. Их так много, что кажется, арена с трудом их вмещает. Глаза у всех одинаковые — пустые, безжизненные, словно отголосок души давно покинул их тела. Зомбированные, полностью подчинённые вирусу, они даже не пытаются сопротивляться. Перед нами — демонстрация того, что способна сотворить гумункульская зараза.

— Ого, сколько остроухих! Хо-хо! А что, ушастые столбняк поймали? — Ледзор чешет бороду обухом топора.

— Они заражены, — сообщаю ему по мыслеречи, продолжая наблюдать за ареной.

— Так мы тоже, — парирует он.

— Только у них нет телепата, способного защитить от всякой астральной дряни, — напоминаю я, удерживая щиты вокруг наших разумов.

— О, я всегда знал, что мне повезло с работодателем, — усмехается Ледзор.

Альвы стоят молча, словно марионетки на нитях. Их строй чётко разделён на две группы, а в центре арены разворачивается что-то странное. То ли отбор, то ли очередное тестирование. Я продолжаю наблюдать, пытаясь понять логику происходящего.

Из строя по двое выходят альвы, и начинается бой. Они сражаются отчаянно, но без капли эмоций, как бездушные автоматы, запрограммированные на выполнение задачи. Проигравшие молча отходят во вторую группу, словно сломанные детали, больше не пригодные для использования, а победитель остаётся и выходит против следующего соперника.

Постепенно первая группа редеет. Её бойцы падают, истощённые и искалеченные, переходя во вторую группу. Кого-то выносят, потому что они больше не в состоянии подняться самостоятельно, но, насколько я могу судить, все ещё живы. Пока. Зрелище удручающее, будто наблюдаешь за износом механизмов, а не за живыми существами.

— Чёрт возьми, очень интересно, что они делают? — шепчет Ледзор в недоумении

— Хороший вопрос… — отвечаю я, не отрывая взгляда от происходящего. — Готовят солдатов.

Монахи даже не замечают нас за стеклянными кабинами. Они слишком заняты своими экспериментами, да и мы ментально невидимы.

Я цокаю языком, наблюдая за этой изощрённой постановкой. Монахи явно не лишены фантазии.

— Мудрено придумано, — говорю, когда в голове складывается картинка, и начинаю объяснять. — Вот так работает вирус. Он построен на алгоритме подчинения. Заражённые автоматически подчиняются сильнейшему из них. Но чтобы определить сильнейшего, нужен процесс отбора. Поэтому заражённые сражаются между собой. Победитель становится лидером, а затем вся группа признаёт его главенство.

Я делаю паузу, наблюдая, как очередной альв с пустым взглядом отходит в сторону, проиграв бой.

— Этот самый сильный, в свою очередь, будет подчиняться монахам через ментальные закладки. Так они планируют управлять огромными толпами заражённых через одного-единственного лидера.

Ледзор качает головой, его лицо выражает смесь презрения и раздражения.

— Какая сложная схема, — роняет он с привычным хриплым смешком. — И гнусная. Хо-хо, уже не терпится, порубить этих мудаков в рясах.

Красивая рычит в полное согласие, её хвост хлещет по полу.

Я решаю, что сейчас самое время связаться с Лакомкой. Мыслеречь легко проникает в её сознание с мягким щелчком, словно открывается дверь.

— У меня есть хорошие новости, — начинаю я спокойно. — Я нашёл твоих родных. Они сейчас в плену у монахов.

Ответ приходит мгновенно, её голос наполняется смесью радости и тревоги:

— Мелиндо, это правда⁈ Мои родные живы⁈

— Именно, — подтверждаю, переводя взгляд на строй безжизненных альвов. — Но они заражены… хитроумным астральным вирусом. Пока. Думаю, это можно исправить.

На секунду в эфире воцаряется тишина, а затем Лакомка отвечает, и её голос звучит мягче:

— Спасибо, мелиндо! Спасибо, любимый!

— Потом поблагодаришь. Мне пора, — добавляю я, чувствуя, как время вокруг нас словно сжимается, требуя действий. — Я займусь их вызволением.

Продолжаю наблюдать за поединками. Хм, монахи своим отбором ненароком подкинули мне идею. Взять всех альвов под контроль я, конечно, не смогу — слишком уж их много, да и зомбированные они весьма опасны. Так что же остаётся?

План начинает складываться в голове. Ждём, пока останутся последние поединщики, и побеждаем самого сильного альва. Согласно их иерархии, сильнейший заражённый получает контроль над толпой. А значит, мы, став «лидерами» заражённых, сможем управлять этой альвийской массой. Ай да я! Ай да молодец!

Правда, придётся подождать несколько часов. Альвов осталось ещё чертовски много, и их сражения, кажется. Ну ничего, время у нас пока есть.

Где-то в Боевом материке

Кузен Бер сопровождает обоз купцов по извилистым дорогам, которые петляют среди древних курганов. Купец, указывая на эти возвышения, с придыханием рассказывает, что здесь покоятся воины-ягуароиды — легендарные зверолюди. Бер слушает вполуха. Его больше заботит спокойствие дороги. Но это спокойствие рушится в одно мгновение.

Тьма у подножия курганов начинает шевелиться, словно живое существо, и из неё, как из бездны, появляются нежить. Зомби. Остатки орд, некогда бродивших по этим землям.

Ситуация накаляется мгновенно. Охрана обоза спешно занимает круговую оборону, мечи и копья поднимаются в готовности. Бер не ждёт приглашения. В одно мгновение его тело покрывается густой шкурой, вытягиваются уши, лицо превращается в кошачью морду, а человеческие руки уверенно сжимают меч. Прыжок — и он уже в гуще врагов. Его движения стремительны, удары смертоносны. Один за другим мертвецы падают под его клинком.

Но их слишком много. Бой переходит на курган и затягивается. Удары становятся менее точными, мышцы начинают болеть, а меч, наконец, скользит из руки и с глухим стуком падает в траву, отлетев на несколько шагов. Бер, тяжело дыша, делает шаг к оружию, но расстояние до него кажется бесконечным. За спиной раздаются истеричные крики купца, но Бер их почти не слышит. Его взгляд прикован к мечу, к спасению, до которого ему не хватает пары шагов.

И вдруг в его голове звучит голос.

— Хочешь меч? — спрашивает он, словно играя с происходящим.

— Да, — выдыхает Бер, не задумываясь.

— Пожалуйста.

Курган под ногами содрогается. Из глубин земли. в руку Бера вырывается огромный фламберг. Лезвие светится странной энергией, от которой воздух вокруг начинает дрожать. Бер на мгновение замирает, удивляясь лёгкости меча, несмотря на его внушительные размеры.

Мертвец, слишком близко подкрадывающийся к нему, мгновенно распадается на части от первого удара. Фламберг движется в руках Бера так, будто сам знает, куда наносить удары. Мертвецы падают один за другим, но неожиданности продолжаются.

В какой-то момент Бер размахивается слишком сильно, и меч вылетает из его рук. Однако вместо того чтобы упасть, фламберг летит по воздуху, разрубая сразу троих мертвецов, прежде чем, как бумеранг, вернуться прямо в его ладонь.

— Что это еще за фиговина⁈ — вырывается у Бера, но думать некогда. Он продолжает сражаться с новой яростью, поражая врагов налево и направо.