Когда бой заканчивается, наступает тишина. Купец и помощники смотрят на Бера с ужасом, смешанным с восхищением. Один из них, заикаясь, произносит:

— Спасибо… Это было невероятно. Не зря я тебе тридцать «бычков» обещал.

Бер, облокотившись на сияющий меч, усмехается:

— Всего тридцать? Может, добавишь ещё?

Купец моргает, явно сбитый с толку:

— Ну… мы же договорились на тридцать.

Но прежде чем Бер успевает ответить, связь-артефакт в его кармане начинает светиться. Голос Лакомки звучит громко и чётко:

— Бер! Мелиндо нашёл наших родичей в Северной обители! Они живы! И… возможно, твоя Зела тоже.

Бер замирает, словно его пронзили мечом.

— Зела жива⁈ Почему Данила не сказал мне, что идёт на штурм монахов⁈ — кричит он, его голос полон ярости.

Порыв накрывает альва с головой. Он вскакивает, сжимает крепче фламберг и, не дожидаясь объяснений, бросается вперёд.

— А как же довести обоз⁈ — кричит купец ему вдогонку.

Бер, не оборачиваясь, машет рукой:

— Оставь себе своих пятнадцать оставшихся «бычков»!

И с этими словами, размахивая фламбергом, он мчится в направлении Тавиринии, где его ждёт портал. А там — прямиком к монахам, где томятся его родичи и, возможно, его возлюбленная.

Я равнодушно наблюдаю за ареной, где альвы выходят друг за другом, как механизмы, запрограммированные на бесконечные бои. В этом однообразии мой взгляд цепляется за одну из них. Короткая мальчишеская стрижка, а полуголое тело покрыто татуировками, напоминающими узоры древнего боевого искусства.

Она совершенно не похожа на утончённую Лакомку или мягкую Ненею. Эта альва — настоящая пацанка, кажется, созданная для битв, с резкими движениями.

Магия у нее тоже примечательная. Кислотница. Она создает на себе кислотный доспех, который снимает между боями. В короткие передышки её тонкая фигура выглядит почти уязвимой, но стоит ей облачиться в этот доспех, как она снова становится машиной для уничтожения. Соперник за соперником падают перед ней, каждый следующий не имеет шансов.

— Хо-хо, — слышу я голос Ледзора. Он наблюдает за ареной с лёгкой усмешкой. — Неплохая девица. Уже десятерых подряд положила. Граф, так, какой у нас план?

Не отрывая взгляда от альвы, я коротко отвечаю:

— План простой. Когда на арене останется только один противник, ты выйдешь на бой с ним. Победишь — станешь их лидером.

Ледзор ухмыляется,:

— Стану королём альвов? Хо-хо-хо!

— На время можешь считать себя королём альвов, — киваю, всё ещё изучая происходящее на арене. — А я в это время займусь монахами.

На эти слова тигрица громко рычит, её глаза сверкают, как два раскалённых угля. Она явно недовольна тем, что её оставили за кадром.

— Вернее, мы уничтожим всех монахов, — поправляюсь с лёгкой усмешкой,.

Красивая довольно оскаливается.

Ледзор потирает руки, его взгляд горит азартом. Мы продолжаем наблюдать, терпеливо выжидая момента. Альва с кислотной магией всё так же уверенно доминирует на арене, расправляясь с каждым соперником с мастерством и сноровкой. Каждое её движение точное, выверенное, каждое заклинание срабатывает безупречно.

Я хмурюсь. Не из-за сомнений в плане — он всё ещё лучший из возможных. Но эта пацанка действительно хороша. Слишком хороша. Она будет опасным соперником даже для Ледзора, это очевидно. Её навыки, решимость и бешеный ритм впечатляют. Вирус подгоняет её, превращая в идеальную машину, которая выполняет свои задачи с эффективностью. Но именно так работает вирус: сильнейший заражённый становится командиром, раздающим приказы остальным. Эта ключевая особенность остаётся непреложной, пока алгоритм не перепрограммировать. И да, это возможно, но не здесь и не сейчас. А значит, план остаётся в силе.

Я бросаю взгляд на Ледзора. Он ещё никогда не проигрывал. Думаю, Одиннадцатипалый и на этот раз не подведёт.

Мы продолжаем наблюдать. В стеклянной кабине монахи что-то сосредоточенно фиксируют на своих кристальных табличках, тщательно записывая исход каждого боя. Они выглядят спокойно, даже слишком. Через небольшое окно подсобного помещения я разглядываю их внимательно. Они явно контролируют ситуацию — или думают, что контролируют.

Наконец, на арене остаётся только одна альва. Та самая пацанка. Она готова к следующему бою.

Я поворачиваюсь к Ледзору, который уже поднялся, глядя на арену с широкой ухмылкой.

— Твой выход, Одиннадцатипалый, — говорю я, голосом, полным решимости. — Давай отожги.

Ледзор хлопает меня по плечу, его лицо светится азартом.

— Хо-хо! Пожелай мне удачи, граф! — бросает он, направляясь к арене.

— Удачи, дружище! — хлопаю его в ответ по спине.

Ледзор с громовым криком «Хрусть да треск!» проламывает стену, словно ледяной таран, открывая нам путь. Я с Красивой устремляюсь вверх по коридору и, не замедляясь, врываюсь в кабину с монахами.

Не теряя времени на лишние церемонии, обрушиваю на них Голод Тьмы и пси-гранаты. Пятеро монахов падают замертво, но остальные успевают активировать защитные артефакты. Их барьеры вспыхивают, поглощая мою магию. Что ж, придётся повозиться.

Один из гумункулов, раздутый до неприличных размеров, бросается в атаку. Его удаётся отбить — ударом ноги я выпинываю его прямо в стеклянную стену. Гумункул разбивает её и с глухим треском падает на арену. Внизу же Ледзор, облачённый в ледяной доспех, сражается с альвой-пацанкой.

Он явно старается не наносить смертельных ударов, выбирая аккуратные удары, чтобы не повредить её слишком сильно. Альва же, напротив, атакует с яростью, которая больше похожа на необузданную стихию. Её кислотный доспех пылает ядовито-зелёным светом, а в руках с бешеной скоростью появляются кислотные клинки, которые она меняет на лету.

В один из моментов ей удаётся выбить топор из рук Ледзора.

— Мороз на кости! — бормочет он, пятясь назад.

Теперь он использует магию льда, чтобы сдерживать её натиск. Замороженные шипы вырастают между ними, но альва, не сбавляя ярости, прорывается сквозь них. Натиск усиливается, ситуация накаляется с каждой секундой.

— Кто эта бешеная⁈ — рявкает Ледзор, уклоняясь от её очередного удара.

Я сам задаюсь этим вопросом, пока отбиваюсь от монахов. И тут замечаю, что Красивая исчезла из поля зрения. Это определённо нехорошо. Уже собираюсь искать её ментальными щупальцами, как вдруг у самой арены замечаю неожиданную гостью.

Рядом с Ледзором появляется красивая рыжая девушка.

— Умница, — выдыхаю я, приятно удивлённый.

Девушка с грацией хищницы подхватывает выбитый топор и ловким движением бросает его Ледзору. Тот ловит оружие на лету и моментально переходит в наступление. Его удары становятся точными, а энергия возвращается с новой силой.

А рыжая девушка вновь превращается в тигрицу. Она издаёт низкое рычание и бросается на заглянувших на арену монахов.

— Сударыня, так держать, — говорю я по мыслеречи с лёгкой усмешкой, довольный её смекалкой. Красивая знает своё дело.

Тем временем бой на арене продолжается, а я сосредотачиваюсь на монахах. Они всё ещё пытаются сопротивляться, но их действия уже потеряли координацию. Один за другим они падают под моими атаками. Пси-гранаты, шары Тьмы, каменные пики — я выкладываюсь на полную.

Мои перепончатые пальцы! Какая отличная тренировка!

И вдруг сверху раздаётся гулкий треск. Потолок содрогается, будто мир вот-вот рухнет, а где-то вдалеке раскатывается оглушительный рёв линкоров Русского Царства. Их залпы звучат, как предупреждение всему живому: сопротивление бесполезно.

В этот момент связь со Светкой оживает:

— Даня, армия монахов и големов двинулась в сторону Северной Обители! Доходяги-гумнуколы проглотили наживку! Твой план сработал!

Я усмехаюсь, оглядывая разруху вокруг.

— Теперь скажи Владиславу Владимировичу, — произношу, глядя на трясущийся потомлок, — пусть возьмут все цели на мушку и не упустят никого.