Стягиваю футболку одной рукой через голову и откидываю. Потом так же резко снимаю с нее майку и шорты — быстро, с силой, не позволяя опомниться. Она тут же находит мои губы, на которых чувствуется соль от ее слез. Упираю ее в стойку, в стороне падает какая-то посуда, разбиваясь о пол с оглушительным звоном. Вхожу в нее сразу, не подстраиваюсь и не даю подстроиться, ловлю сдавленный стон. Перехватываю за талию и перемещаю на пол. Немного грубо, она замирает, ударившись при приземлении спиной. Заглаживаю свою вину новым поцелуем, но не даю сосредоточиться, начинаю быстро усиливающиеся толчки. Она стонет мне в рот, она царапает мои плечи, она задыхается, кончая, она расслабляется. Но не я. Еще нет. Это слишком. Прокусываю свой палец и просто вталкиваю в ее рот. Она не понимает, но и сопротивляться не может. Сам вгрызаюсь в ее шею.

      Через вечность слышу:

      — Ненавижу.

      Молчу.

      — Ненавижу тебя! — она начинает кричать. — Себя ненавижу!

      Она бьется долго в моих объятиях, но потом все-таки затихает. Несу ее в душ, а потом в постель.

Наташа

      Теперь ничто не имеет значения. Я ем, сплю, иду в туалет или душ, снова сплю. Не разговариваю и не думаю. Меня, живую, разрезали на две части — ровно пополам. Одна до сих пор любит и хочет его, а вторая — дарит первой заслуженную ненависть. Но и это не имеет значения.

      В который раз проснулась, пытаясь сфокусировать зрение. Светлые длинные волосы, встревоженные карие глаза.

      — Макс?

      Он наклонился ко мне и поцеловал в лоб, попытался улыбнуться:

      — Ну что, детка, ты как?

      — Никак, — честно ответила я, но тоже начинала слабо улыбаться — слишком рада его видеть. — Я думала, ты приедешь только через неделю, а прошло… — я не могла сообразить, сколько времени прошло.

      — Волновался за тебя. И боялся, что говнюк тебе навредит.

      Говнюк, как оказалось, стоявший с другой стороны постели, хмыкнул. Я посмотрела на него, и снова стало больно. Хотя нет. Ничто не имеет значения.

      Но Макс вдруг зафиксировал мою голову в этом положении и присмотрелся к шее. Рваная рана уже полностью затянулась, остались только едва заметные синяки.

      — Ты кусал ее? — Макс тут же поднялся с кровати и направился к вампиру.

      Тот просто пожал плечами, вставив неуместное:

      — Может, по кофейку? Вставай, Наташ, выспалась поди уже, — и пошел к кухне.

      Макс свирепел на глазах.

      — Ты поил ее своей кровью! Сколько?! — не дожидаясь ответа, он кинулся следом за Каем. — Ублюдок! Именно так ты ее затащил в свою постель?!

      — Возможно. Хотя… думаю, что не только так… — хозяин квартиры с олимпийским спокойствием выставлял на стол кружки.

      — Я убью тебя, — обозначил охотник свою позицию и подтвердил слова действиями, доставая кол.

      — Потерпи немного. Тебе с сахаром? И кол свой убери. Сегодня ты меня не убьешь.

      — И почему же? — но Макс все-таки остановился.

      — Император захочет допросить меня лично, ты же в курсе уже? Так что надевай обратно намордник и иди пить кофе. У меня и чай где-то есть. Хочешь?

      Я слушала их болтовню краем уха. Встала с постели и поплелась к тумбочке. Ничто не имеет значения.

      — Зачем тебе это, вампир? Что ты задумал? Какие еще у тебя козыри, кроме поддержки Теодора? Если ты и правда готов к казни, то зачем ждать еще несколько дней?

      — Так о тебе забочусь, дружище! Тебе ж потом по попе а-та-та, а я над этим даже поржать уже не смогу.

      — О! Твое волнение за меня лишнее. Согласно Закону, мы имеем право провести казнь, если есть достаточные доказательства, — и он сделал еще шаг по направлению к Каю.

      Предохранитель щелкнул, и они оба уставились на меня, будто только что вспомнили о моем существовании. Макс замер, увидев в моих руках пистолет.

      — Убери, Наташ, — сказал Кай, тоже подходя ближе. — Никого из нас ты так не убьешь… Но зато кому-то дашь очень хороший перевес, — он мельком взглянул на охотника.

      А кого из них я собираюсь убить? Лучшего друга или любимого? Того, кто помогал мне, или того, кто сломал мне жизнь? Того, кто прилетел ко мне сразу же, волнуясь о том, как я переживу все эти новости, или того, кто вместо утешения практически насиловал меня… на этом самом полу? Того, кто оставил меня, или того, без которого я просто не смогу? В том числе и потому, что он поил меня своей кровью. И я теперь даже не знаю — где была любовь, а где — наркотическая зависимость. Хорошо, что ничто не имеет значения.

      Я приставила дуло к горлу и спустила курок. Взрыв боли и пустота.

***

      — Тебе не кажется, что она уже должна очнуться? По времени…

      — Скоро уже, я чувствую. Не имей мне мозг, и без тебя тошно.

      — Тошно ему. Ты к своим преступлениям добавил еще одно.

      — И что? Вы теперь будете казнить меня несколько раз подряд? Будете тыкаться колышками в мой равнодушный прах, пока не отомстите за все? И если уж на то пошло, это в мои планы не входило.

      — Она ведь не знала, что так получится? Представляешь, до какой степени отчаянья она дошла?

      — Не знала. Я ей не рассказывал об обращении, а она вообще ни о чем не спрашивала.