Лимузин дернулся, раздался зловещий скрежет, после чего с него вдруг слетела крыша и из разваленного кузова кубарем вывалился страшно матерящийся Лука.

— А-а-а, бляди… — налитыми кровью глазами великан уставился на городовых.

Учитывая его габариты, залитое кровью лицо, оскаленную пасть и крупнокалиберную лупару в левой руке, картинка получилась довольно угрожающая.

Уличные служители закона даже шарахнулись назад, но потом, к их чести, все-таки пришли в себя и дружно прицелились в Луку.

— Тихо, тихо!!! — заорал я, закрывая собой Мудищева. — Это свой!!!

Городовые нехотя опустили свои «Смит-Вессоны», я уже было ухватился за шиворот Тайто, чтобы вытащить его из машины, но тут, краем глаза заметил какой-то продолговатый предмет в воздухе. Больше всего он напоминал собой обыкновенную пивную бутылку, летел к нам по крутой дуге и оставлял за собой шлейф прозрачного сизого дымка.

— Ложись!!! — гаркнул я и броском ринулся в сторону.

Темный цилиндр с негромким лязгом тюкнулся об заиндевевшую мостовую, несколько раз подскочил, с мелодичным звоном покатился и остановился возле левой штиблеты Луки, так и не успевшего упасть. Мудищев и городовые одновременно недоуменно уставились на бомбу.

— На землю идиоты!!! — надсаживаясь заорал я, но тут заметил шмыгнувшую в переулок фигуру в длинном пальто и, сам того от себя не ожидая, рванул ей вслед.

Спина закаменела, уже почти ощущая впивающиеся в нее осколки, но взрыва так и не последовало.

— Господи спаси и сохрани, господи спаси и сохрани… — бормоча молитву и отчаянно стараясь удерживать равновесие на скольких камнях, я заскочил в переулок и понесся по очередной узенькой улочке.

На успех не надеялся, так как выбрал направление наугад и даже обрадовался, когда мне навстречу стукнул сухой негромкий выстрел.

Воротник фрака что-то рвануло, я нырнул и проехавшись на заднице ногами вперед, сбил на мостовую длинного и худого, небритого мужика, а точнее парня из-за щетины выглядевшего гораздо старше своего возраста. Саданул его рукояткой пистолета по башке, навалился всем телом и, поймав за кисть, резким движением завернул бомбисту руку за спину.

— Врешь жидва пархатая… — хрипел тот, отчаянно сопротивляясь. — Не возьмешь, христопродавец!!!

— Совсем рехнулся? — удивился я и, изловчившись, еще раз двинул его по затылку. — Какой, нахрен, я тебе жид?

Но вопрос так и остался без ответа — бомбист, наконец, вырубился.

— Ваше высокопревосходительство!!! — в переулок влетели городовые, а за ними еще несколько солдат с винтовками наперевес.

— Жив, Християныч? — следом появился Лука, одной рукой поддерживающий отчаянно хромавшего Тайто.

— Да что со мной станется… — проворчал я, вставая. — Сука… а ведь могли и достать…

А дальше…

Дальше бомбиста приняли жандармы, а нас с великим бережением и под тщательной охраной препроводили в Императорскую военно-медицинскую академию, где отдали в руки толпе всевозможных академиков, в том числе, прибывшему чуть позже лейб-медику императорской фамилии Боткину. Уж не знаю, тому самому знаменитому врачу, либо его родственнику.

К счастью, я отделался только ушибами и слабой контузией, а вот ближникам досталось гораздо сильнее. Впрочем, с ними тоже сравнительно обошлось — Тайто всего лишь рулем поломало ребра и выбило коленную чашечку, а Луке помимо выбитых зубов, до кости рассадило скулу.

Но все остались живые, к счастью.

Хотя, честно говоря, чувствовал я себя прескверно, по большей части из-за адреналиновой ломки, хотя и контузия тоже сказывалась. И по рекомендации врачей согласился остаться до вечера в госпитале.

После того, как от меня отстали дохтура — валом поперли государственные мужи и прочие должностные лица. Сначала рангом пожиже, а потом пошел главный калибр, в том числе начальник Отдельного корпуса жандармов Таубе, военный министр Сухомлинов, министр иностранных дел Извольский и тот же Столыпин, совмещавший должности министра внутренних дел и премьера. Даже обер-гофмейстер с обер-гофмаршалом ея величества ампиратора всероссейского приперлись и еще несколько лиц из царской свиты.

Общий посыл государевых мужей звучал так.

— Мы выражаем…

— Искреннее сожаление…

— Случившемуся трагическому и досадному инциденту…

— Выражаем искреннее восхищение вашему мужеству…

— Обеспечим тщательное расследование и гарантируем что все причастные понесут справедливое возмездие…

— А также испытываем искреннюю надежду, что сей прискорбный случай не повлияет на…

И так далее и тому подобное. При этом, государевы мужи дружно рычали на бледного градоначальника и прочих ответственных за расследование и требовали немедленных результатов.

Четно говоря, при виде этих притворно скорбных рож, мне хотелось их немедля послать куда подальше, но приходилось сдерживаться. Хотя Сухомлинов и Столыпин переживали искренне. Первый из-за возможного срыва демонстраций новой военной техники, которую я привез в Россию, а второй за проект аренды Сахалина — горячим сторонником которого он являлся.

Ближе к вечеру шухер утих, чины убрались и я, наконец, получил возможность побеседовать наедине с действительно нужным человеком — а именно, с начальником Санкт-Петербургского Охранного отделения Карповым Сергеем Георгиевичем.

Во-первых, именно его ведомство и он cам лично вел расследование покушения, и я, как можно скорей, хотел узнать результаты, а во-вторых — с Сергей Георгиевичем я был знаком уже давно, познакомился еще во Франции, куда он приезжал по обмену опытом со своими французскими коллегами. И, наконец, в-третьих, Карпов, наряду со Свиньиным и Стерлиговым, входил в руководство организации «Отечество» и знал кто я есть на самом деле.

— Господин де Лавардан… — Карпов почеркнуто официально поклонился, после чего жестом показал, что можно без опаски разговаривать и настороженно покосился на айна с Лукой, категорически отказавшихся меня покидать.

— Присаживайтесь. Сергей Георгиевич… — я показал на стул возле кровати. — Все нормально, это мои ближники, им я доверяю как самому себе. Есть сигареты? А то у меня все в машине осталось, да и местные сатрапы курить запретили категорически.

— Конечно, Александр Александрович… — Карпов открыл массивный серебряный портсигар. — Испанские пахитосы, должны вам понравится.

— Мне все равно… — я взял сигарету и с наслаждением раскурил ее. — Итак, что мы имеем?

— Я отправил на в ваше поместье эскадрон жандармов!.. — несколько торопливо сообщил Карпов, — так что не беспокойтесь, ваша семья в под надежной охраной.

Я сдержал саркастическую улыбку. За Майю и Мадину я беспокоился меньше всего, добрая половина «юристов» и прочих «специалистов», которых я притащил с собой в Россию, как раз и являлись охраной. До зубов вооруженной, даже с пулеметами и гранатами — благо границу мы все пересекали под дипломатическими документами.

— Вашу палату тоже охраняют наши агенты, — продолжил жандарм. — В случае желания вернуться домой, вас сопроводит эскорт.

Хотелось прервать жандарма, но я сдержался. Карпов — профессионал в высшей степени, но такой педант и зануда, каких стоит еще поискать. И начинает всегда с самого начала — торопить его бесполезно, так что придется терпеливо ждать.

— Всех нападавших удалось идентифицировать, — наконец, жандарм перешел к сути дела. — Оставшийся в живых — это Александр Добровольский, мещанин, вольнослушатель Высшего художественного училища при Академии Художеств. Он же осуществлял общее руководство покушением. Остальные — Иван Бескровный — вольнослушатель Санкт Петербургского Императорского института и Василий Беляев — студент Горного института — он же лично изготовил две бомбы. В покушении участвовал еще четвертый участник — Никита Бородин — приказчик торгового дома купца Вельяминова, но он после взрыва, сразу же скрылся с места преступления. Его уже взяли, он скрывался в доме своей бабушки на Выборгской стороне.

— Добровольский что-то лепетал про евреев, и называл меня христопродавцем, — выбрав момент, вставил я.