— Плеханова и Струве трогать не будем, из них создастся легальная марксистская оппозиция в Думе… — чеканил Савинков. — Народным массам это понравится. Бухарин и Зиновьев — травоядные, пусть тоже пока живут. Они сами революцию не сделают…

Выслушав эсера, я мысленно поаплодировал ему.

— Ну что же, Борис Викторович, я одобряю ваш план. А сам, в свою очередь, займусь вашей легализацией. Но бундовцев пока не трогайте. У меня с ним связаны определенные планы. Они помогут нам сами того не ведая. Что до финансирования, пожалуй, сумму я оставлю открытой. В европейских банках будут открыты несколько счетов — доступ вы получите. Команду подбирайте по своему усмотрению. Если нужны будут узкоспециализированные специалисты — вам их предоставят. С документами прикрытия тоже решим. Что с вашими людьми? Вы с ними беседовали? Как с ними поступить? Отпустить или…

Савинков досадно поморщился.

— Увы… — по лицу эсера пробежала жесткая гримаса. — Вряд ли я смогу им полностью доверять. Кроме Соловьева. Остальных…

Он сделал значительную паузу.

Я про себя хмыкнул. Что тут скажешь. А еще несколько дней назад, ты раскололся из-за своих людей. А теперь, как только замаячила власть перед глазами, одним махом отправил их под нож. Сволочь ты Борис, Викторович. Редкостная мразь. Но нужная мразь. Ладно, делай свое дело. А там посмотрим. Загнанных лошадей на переправе пристреливают.

— Без вопросов. Теперь обсудим вопросы связи…

После разговора с Савинковым я долго сидел в своем кабинете и думал. Что я творю? И, главное, зачем? Нахрена мне все это надо? А если… если плюнуть на все пока не поздно? Сбежать в Америку, жить спокойно на своем ранчо в Техасе, разводить бычков и не забивать голову разной хренью. Но…

— Не смогу… — печально сообщил я бутылке перед собой. — Не смогу. Это буду уже не я. А посему, будь как будет. Итак, гражданин Николай Романов. Не буду спорить, возможно ты хороший человек по жизни, но очень скверный царь. И Россию угробить тебе я не дам. А почему, готовься освобождать место. Для кого? Для брата Михаила…

За предшествующую перед отправкой в Америку неделю ничего экстраординарного не случилось. Пресса как взбесилась, на разные лады костеря страну Восходящего солнца, дело доходило вплоть до прямых оскорблений нации и страны. Министр иностранных дел Франции даже вынужден был выступить с обращением, в котором почеркнул, что заявления прессы не имеют ничего общего с мнением правительства, выступающего с позиций искренних и конструктивных отношений с Японской империей. Ну а пресса… что с газетчиков возьмешь, Франция свободная страна; свобода слова и все такое.

Марсельских китайцев и прочих азиатов едва ли не полностью изъяли из обращения, полиция таинственно намекала, что напала на след и вот-вот раскроет преступление, но по моим данным расследование не продвинулось ни на шаг вперед.

Ну а я — я вымотался за эту неделю до такой степени, что едва не заработал нервный срыв — перед убытием из Франции пришлось проделать просто гигантский объем работы. Но справился и последний день решил провести дома, с семьей. Правда осталось еще одно нерешенное дело, к решению которого оная семья тут же меня принудила. Речь о гребаном сердечном дружке Мадины. Вынужден был согласиться. Дожали все-таки. Но категорически пообещал себе навеки отбить желание щенку засматриваться на нашу кровиночку.

— Ты предвзято относишься к нему, — мягко заметила Майя.

— Еще как предвзято! — недовольно буркнул я. — Что тут неясного? Стервец собрался хорошо устроиться за наш счет.

Я действительно не питал никаких иллюзий в отношении парня. Черт… как же сложно обстоит с этим делом в современности. В средневековье все было гораздо проще. Там все кандидаты на руку и сердце очень быстро становятся, как открытая книга. Достаточно узнать с кем и когда воевал, сколько поединков провел, какими землями обладает — и все. Любовь в список достоинств не входит, а желание улучшить свой статус и состояние посредством брака — общеупотребимо, вполне законно и понятно. А тут… ну какого черта этому салабону может понадобится от несмышленой девчонки? Конечно деньги и положение. Но только в нынешнее время это дурно пахнет. Особенно учитывая то, чем этот парень подрабатывал.

Может рассказать Майе и Мадине, как он зарабатывал денежку, окучивая богатеньких дам бальзаковского возраста? Вопрос сразу снимется. Хотя нет, это будет подло. Пойду другим путем.

— Ты не прав, Саша… — улыбнулась жена. — Он ничего не знает. Мадина же тебе говорила, кем представила нас.

— Да мало ли что она говорила. А если… если он уже успел ее соблазнить? Молодежь нынче спорая. Да я ему тогда…

— Нет, не соблазнил, — очень спокойно прервала меня Майя. — Я точно знаю.

— К его счастью… — я покосился на бутылку арманьяка. — И вообще, идиотская затея.

— Саша… — Майя погладила меня по руке. — Ты нервничаешь.

— Ничего я не нервничаю, — соврал я.

— Еще как нервничаешь, — хихикнула Майя. — Успокойся, Мадина гораздо сдержанней в этом плане чем я. На самом деле, она очень расчётливая и холодная.

— Да ладно? Куда сдержанней?

— К примеру, — застенчиво призналась Майя, — я сразу же влюбилась в тебя без памяти. Да-да, в того грязного и заросшего оборванца. И даже… — она смущенно потупилась. — Даже поцеловала тебя, пока ты лежал без памяти.

— Ну… я совсем другое дело… — я приобнял жену за талию и шепнул ей на ухо. — А что еще ты делала пока я был без сознания?

— Еще… — Майя спрятала лицо у меня на плече. — Еще когда мыла, посмотрела, как у тебя там все устроено. Хватит, ты вгоняешь меня в краску, больше не расспрашивай, все равно ничего не скажу.

— Вечером расскажешь… — Я поцеловал жену в висок и пообещал: — Хорошо, успокойся. Не съем я щенка. Я самодур, конечно, но только до определенных пределов. Просто хочу быть уверен, что он любит Мадину и сможет ее защитить. Если нет — не обессудьте. О, кажется приехал…

К воротам имения подъехала скромная пролетка из которой десантировался худощавый высокий парень в костюме и с небольшим букетом цветов в руках. Растерянно проведя взглядом по высокому каменному забору и украшенным кованными завитушками воротам, он замялся и сделал шаг обратно к экипажу.

— Вот-вот, вали восвояси салабон… — буркнул я с надеждой.

— Нет, не уедет, даже не надейся, — прыснула Майя. — Какой же ты редкостный ревнивец и самодур, Саша.

— На том и стоим. Не самые плохие качества, — увидев, что пролетка уехала, а сердечный дружок Мадины остался, я про себя ругнулся. — Черт… упорный щенок…

Но не все еще потеряно. Сейчас свою любовь увидит и ретируется. А если останется, сразу станет понятно, какого хрена сюда приперся. Я бы в его положении отвалил.

По дорожке к воротам прошла Мадина в сопровождении пары гувернанток и двух дюжих охранников с лупарами. Я специально велел приемной дочери одеться в шикарное платье и навесить на себя кучу драгоценностей. Значитца, чтобы кандидат сразу понял, с кем имеет дело. Мад сначала сопротивлялась, но потом вняла и исполнила просьбу. И теперь она выглядела шикарней, чем какая-нить принцесса из среднестатистической королевской семьи.

Калитка отворилась — гость узрел свою зазнобу. Охранники и служанки тактично убрались подальше, а между молодой парочкой произошла бурная сценка. О чем они говорили, я не слышал, но, судя по экспрессивным жестам, разговор проходил на повышенных тонах. Парень порывался сбежать, Мадина топала ножкой — в общем, все выглядело довольно забавно.

— Да вали уже! — посоветовал я кандидату. — Вали, не трать свое и чужое время.

— Нет, не уйдет, — улыбнулась Майя.

— Уйдет!

— Нет.

Жена оказалась права. После непродолжительных переговоров, Мад с избранником поладили и направились к особняку.

— Черт, слабак! Все-таки дал себя уговорить, стервец! Значит специально изображал оскорбленную невинность! Что, навстречу? Еще чего не хватало. В гостиной встретим.