Никогда еще герцог не был столь красноречив и благороден, как сейчас.
- Ты куда пополз! – крикнул Бертран, видя, как дракон пытается уползти подальше и расправляет крылья. Видимо, чешуйчатый гад вспоминал, остались у него еще родственники в других горах, к которым можно переехать.
- Стоять! – рявкнул благородный герцог, слыша вопли и стенания цвергов. Они многократным эхом отдавались в горных ущельях.
- Ну, как хочешь, - вздохнул Бертран, взмахнув крыльями. Все. Лимит благородства на эти сто лет был исчерпан!
Герцог взмахнул крыльями и направился в замок, как вдруг увидел целое факельное шествие. Их было так много, что они растянулись аж до третьего поворота, напоминая целую вражескую армию.
Факелы двигались аккурат по направлению к замку. Им оставался еще один поворот, прежде чем они войдут во внутренний двор.
Первой мыслью Бертрана была: «Нам объявили войну!». Поэтому он ускорился. Нужно успеть отдать приказ закрыть ворота!
- Закрыть ворота! – крикнул герцог, демонстрируя все гостеприимство, на которое был способен.
Огромные зубцы массивной решетки под звон цепи впились в землю. Ворота закрылись, словно огромная пасть.
Прищурившийся Бертран стоял посреди двора, видя, как из-за поворота показались первые огни.
Они неумолимо приближались, пока герцог мысленно готовился к обороне. У него было много вопросов, кто это вознамерился на него напасть. Грешным делом он подумал даже на короля.
По мере приближения войска стало понятно. Все они были Бертрану до середины бедра. В маленьких бледных и сморщенных руках они держали факелы.
- Нам нужен герцог! – послышался скрипучий и противный голос.
- Это я, - усмехнулся Бертран, удивляясь все больше и больше. Жадные цверги никогда не выходили на поверхность. А тут прямо целое войско.
- Значит так, - объявили цверги, светя факелами. – У нас есть девушка.
О ком идет речь, герцог понял сразу, как только увидел знакомое платье. Ее несли на руках сразу десять цвергов. Она была связанной, с кляпом во рту.
Бертран, как и многие люди, были уверены, что цверги почти слепые, раз живут безвылазно в темноте своих переходов и пещер.
- Я думал, что вы слепые, - усмехнулся Бертран, глядя на маленькое войско.
- Мы просто часто моргаем! – огрызнулся один из цвергов, стоящий впереди. «Предводитель!», - подумал герцог, прикидывая, куда бы его послать. Со своими сокровищами расставаться он не хотел.
Но его тревожный взгляд смотрел на связанную жену. «Она хоть живая?», - внезапно подумал Бертран, и понял, что беспокоится, поскольку Пять Мешков не подавала признаков жизни.
- И что вы хотите за нее? – спросил герцог, прикидывая, сколько он может отдать. Конечно, денег у него было много. Но цверги издревле слыли очень жадными! И даже в сказках было ясным по белому сказано. Торговаться с цвергами опасно.
- Три мешка золота! – объявил предводитель.
- А почему так мало? - усмехнулся Бертран, не сводя взгляда с супруги. Он знал, что соглашаться на любое предложение цвергов всегда чревато. Ему было не жалко лишнего мешка золота, но у цвергов во всем был подвох. И нужно выяснить, в чем он, перед тем как на что-то соглашаться!
Его взгляд снова скользнул по жене. Ну, раз связали, то живая! Но почему она так безвольно лежит? Бертрану это не нравилось.
- Четыре мешка золота! - повторил предводитель так громко, что цверги заволновались.
- Нет, - мотнул головой Бертран. Четыре мешка золота это был, конечно, мизер, по сравнению с тем, что лежало у него в сокровищнице. Но герцог решил подождать. Пока что подвоха не было. В сказках цверги всегда начинали торг с маленького. И если человек соглашался, то ему в придачу прилетало что-то вроде «отдашь то, о чем еще не знаешь!» или «отдашь то, что первым на дороге увидишь!». Если человек не соглашался, то цена поднималась. И как только жадность цвергов была с лихвой компенсирована, они забывали про условия и просто забирали деньги.
- Четыре! – напомнил цверг.
С одной стороны честь требовала выкуп за герцогиню посолидней. Его же засмеют, если узнают, что он ее выкупил за четыре мешка золота, как лучшую племенную кобылу! Но жадность требовала у чести поумерить аппетиты и была согласна расстаться с двумя мешками.
- Пять мешков, - произнес Бертран.
- Пять? – переглянулись предприимчивые и жадные цверги. – Пять мешков?
- Да, пять, - произнес герцог. – И чтобы я вас больше не видел.
Среди цвергов послышались волнения. Предводитель стоял и о чем-то усиленно думал. «Думают, что всем не хватит!», - решил Бертран. – «Жадные карлики!».
- Хорошо, пять, - произнес предводитель.
Бертран развернулся и направился в сокровищницу. Он взял первый огромный мешок и потащил в сторону ворот. Стоило ему донести мешок, как он увидел, что возле ворот никого нет.
Зато стоят пять мешков, на которых лежала Пять Мешков.
- Погодите, - удивился герцог. – Это они что? От себя отрывали!
Поверх пяти мешков и Пять Мешков лежала записка с каракулями, а сверху золотой зуб: «Четыре с половиной. Все, что у нас было!».
Глава тридцатая
Герцог посмотрел на мешки и записку, взял на руки жену и крикнул слуг, чтобы они прибавили к его сокровищнице еще четыре мешка и зуб.
Пять Мешков была без сознания. Ее голова болталась, когда Бертран нес ее на руках в башню.
Положив ее на кровать, герцог разорвал веревки и осторожно вынул кляп. На ее теле были ссадины и синяки, и герцогу это ужасно не нравилось.
- Гиос! – крикнул он, укладывая жену на кровать. Что-то внутри подсказало ему, что ей здесь самое место. – Неси воду! И лекарства! Какие есть!
Старый Гиос, скрипя коленками носил туда – сюда флаконы, пока Бертран с сомнением смотрел на красоту, которая медленно приходила в себя.
Герцог нетерпеливо ждал этого момента. Он жаждал подробностей.
- Вы меня спасли? – прошептал слабый голос, а Бертран тут же почувствовал себя спасителем. – Вы меня вызволили?
В этот момент она чуть не расплакалась, а сердце герцога сжалось от умиления.
- А теперь рассказывай, - произнес он, сидя на кровати рядом с женой.
«Я готов ко всему!», - мысленно прибавил он, сгорая от любопытства.
***
Я лежала на кровати, глядя на моего спасителя. Ничего себе, как он меня любит, что от цвергов избавил! От умиления у меня на глазах выступили слезы. Бедный, бедный герцог. Так мучился, чтобы меня выкупить! Цверги, они же жадные! Просто так ничего не отдают. Мне еще папа рассказывал.
Я вспомнила, как размахнулась киркой, видя, как в огромном куске породы что-то заманчиво поблескивает. Кирка отскочила и прилетела прямо в цверга, стоящего надо мной, как надсмотрщик.
Видимо, силенок во мне мало. Не хватает.
- Ты давай, работай! – расхаживал противный карлик, едва успевший отскочить. – У нас тут все работают! Никто не отлынивает!
Я била киркой по камню, но все бестолку, как вдруг цверг ушел, чтобы вернуться.
- Раз уж в шахтах ты бесполезна. Будешь куховарить, - скрипнул цверг.
- О! – обрадовалась я, бросая кирку. – Готовить я люблю!
Меня провели в какой-то зал, где стояли хмурые женщины -пленницы в лохмотьях. Он с завистью смотрели на мое новое платье, а я понимала, что их похитили уже давно. На старом платье одной виднелась красивая вышивка, платье второй было обычным, крестьянским. Женщины молча месили тесто, строгали какой-то непонятный мох и варили в огромном котле вонючую похлебку.
- Кто не работает, тот не ест! – объявил цверг. – Будешь готовить отдельно для нас, цвергов. А это для вас, пленников.
- А чем отличается для вас и для пленников? – спросила я, видя огромные мешки, явно ворованной пшеницы.
- Для пленников руки не моют. Для нас моют, - ответил цверг. – А у тебя руки чистые. Гляди какие! Будешь готовить для нас. Приготовь нам что-нибудь эдакое!