- Там нужно сжать покрепче, - продолжала Пять Мешков. – Так, чтобы прямо ух! А то говорили, что мужик вырываться будет!

- Так, - выдохнул Бертран, вцепившись в ее плечи. Кажется, он догадался, о чем это она. Сердце его колотилось при мысли, что он был на волоске от смерти.

- Давай не будем, - ободряющим голосом произнес Бертран, глядя стеклянными круглыми глазами на полотенце. Холод возможной смерти, мысли о том, что в замке вряд ли найдется платье его размера и прочие ужасы вертелись у него в голове. А он все не мог успокоиться.

- Ну девки говорили, что это приятненько, - с надеждой убедить произнесла молодая супруга.

Герцог почему-то чувствовал, что приятненько ему не будет. Нет, конечно, приятненько в старости, сидя возле камина смотреть на чучельную доску, на которой виднелась гордость молодости. Но не в женском платье с тоскливыми глазами.

- Дорогая, - прошептал герцог, опуская глаза и видя, как ручки уже тянутся сделать приятненько. В этот момент «приятненько» герцога беззвучно орало, паниковало и мечтало спрятаться!

- Ты мне и так очень дорога, - улыбнулся Бертран, погладив по голове жену.

Обычно герцог был скуп на красивые слова. Женщины любили его не за это. Поэзия была чужда душе Бертрана, а он искренне презирал ее, считая последней надеждой для чахлых немощей хоть немного погреть руки на женском теле.

Но тут он был просто мастер красноречия, вызывая у герцогини скромный девичий румянец.

- Ну хорошо, - вздохнула она со счастливой улыбкой. «Спасен!!!», - ликовал Бертран. Но где-то мужским чутьем понимал, что комплиментов у него может хватить еще на два – три посягательства. И нужно как-то пополнять запас.

«Придется идти в пыльную библиотеку, доставать книги, читать стихи, выписывать себе красивые слова!», - решил Бертран. – «Как это низко! Я не хочу идти на такие жертвы!».

«А куда ты денешься?», - почувствовал герцог молчаливый ответ внизу.

Остаток вечера прошел довольно спокойно. Но впереди был ужин.

- Я не рассказывала про то, как жила у медведя? – спросила внезапно Пять Мешков.

«Нет, нет, нет! Расскажи!», - обрадовался герцог, предвкушая чужие мучения. В душе он был очень жесток. И эти рассказы были просто бальзамом на его жестокую душу.

- Шла я как-то по лесу, - начала Пять Мешков, размахивая вилкой. – А лес густой!

В дверь осторожно прошел Гиос с подносом. На голове у него был тот самый золотой горшок, в котором три или четыре века спокойно лежал прах дальней родственницы.

«Сволочь!», - подумал Бертран, глядя на предприимчивого старика. – «Опередил!».

- … смотрю, в кустах что-то сидит, - продолжала герцогиня, посадив пятно на новое платье.

- Ваш десерт, - заметил Гиос, опасливо приближаясь к столу. – Сегодня пудинг!

Он стал выкладывать пудинг на тарелки, пока бедный медведь, которого жизнь подставила со всей жестокостью, терпеливо ждал законных поминок.

- Дело было зимой, - вздохнула Пять Мешков. – И я в сугроб провалилась! А там спал медведь! Я ему говорю, мол, мишка, я у тебя пока тут посижу. У тебя-то тут не холодно! А как услышу, что меня ищут, сразу выберусь. Ты, это, не пугайся только.

«Ну, надежда есть!», - утешил себя Бертран, представляя королевский бал. Он посмотрел на часы. «Полчаса без происшествий!», - отметил он, внимательно слушая рассказ.

Гиос внезапно уронил на пол вилку, чего с ним отродясь не было. Этот старик отличался изощренной педантичностью и убийственной аккуратностью. С досадой в глазах, он наклонился ее поднимать, скрипя спиной.

- Только сказала, а тут слышу «бух»! – радостно воскликнула Пять Мешков, взмахнув руками. Вилка вылетела у нее из рук, послышалось очень гулкое: «Аааааай!», а Бертран зажмурился, видя как старый Гиос вытаскивая из старой задницы двузубую вилку.

Он дернулся, а вместе с ним со стола поехала скатерть. Со звоном и чавканьем все упало на пол. Шлем съехал старику на глаза, а он качнулся и схватился руками за штору. Карниз оборвался, гулко ударив вредного старикана по голове. Тот упал.

Никогда в жизни Бертран не дорожил слугами. Они слишком часто менялись. Но старина Гиос был особенным. Поэтому крылатый герцог бросился к старику, который не подавал признаков жизни.

- Простите, - послышался голос из-за стола и шелест платья. – Если бы не веточка, было бы еще хуже!

Старик лежал совсем мертвый. Так показалось Бертрану на первый взгляд. Он осторожно присел рядом, впервые осознавая, что этот дед ему дорог!

- Гиос, - Бертран потряс старика за плечо, но голова старика безвольно перекатилась на другую сторону.

Страх охватил Бертрана. Он даже не знал, что сказать.

И тут к ним подлетела, громыхая салатницей на ноге прекрасная герцогиня.

- Отойдите! – решительно произнесла она. – Я знаю, что нужно делать! Меня в деревне научили!

Она взяла за руку старика, как вдруг старик дернулся, открыл глаза и с ужасом посмотрел на «целительницу».

- Уйдите, мадам – исчадье, - завыл старик, пытаясь уплыть по ковру в сторону двери.

«Жив!», - обрадовался Бертран.

- Вот, я же говорила! – похвасталась Пять Мешков. – У меня дар целительницы!

Бертран поднялся в башню, решив приготовиться к вечеру. Сначала он отодвинул коврик подальше от камина, потом потушил камин. На всякий случай. Следом он сразу закинул шторки на карниз и закрыл прочно дверь, ведущую на балкон. Сгребая со стола и каминной полки все, что в будущем может стать причиной его преждевременной смерти, герцог спрятал все в сундук. В комнате вдруг стало как-то пусто, но это были еще не все приготовления. Кочерга отправилась под кровать, картины были сняты. Бертран был против групповых отношений. Особенно, если в них  больно участвует покойный прадедушка.

Полог с кровати был содран и заброшен под кровать. Острую  решетку камина тоже пришлось выломать и сгрузить в сундук. Стулья, которые внезапно могут заставить Бертрана присоединиться к предкам на стене, уехали на балкон. В комнате остался только стол – ветеран, переживший первую брачную ночь, кровать и камин. Бертран подошел к зеркалу и надел на голову шлем, который предусмотрительно принес с собой, сняв с каких-то древних и пыльных доспехов в коридоре.

Герцог был готов к спотнанным любовным утехам.

Насытившись, он лежал в шлеме на кровати, проверяя пальцами вмятину от упавшей балясины балдахина. Рядом спала красавица – жена, чье наличие герцог контролировал объятиями.

- Еще бы железные сапоги, - подумал Бертран, чувствуя, как болит мизинец, поцеловавшийся с ножкой кровати.

Теперь герцог был хитрей и бдительней. Когда он целовался, он больше не закрывал глаза, отдаваясь сладострастному порыву. Наоборот, он проверял все вокруг, пока его руки скользили по прекрасному телу жены. С подозрением и не отрываясь от основного процесса, он прикидывал, что могут написать на его надгробии.

С мыслями о том, что страшное позади, он снял шлем и уснул.

***

Я проснулась, когда на улице было еще темно. Сняв с себя руку, я вздохнула и решила. С этого момента я буду хорошей женой! А то что это получается? Стирают слуги, убирают слуги, а жене что остается? Зато потом все будут говорить, какая я лентяйка.

 С нежностью я посмотрела на моего герцога, осторожно проводя рукой по его лицу. На мгновенье я представила, как на балу соберутся все мужики и будут обсуждать своих жен. Как у нас в деревне парни собирались и хвастались. Один рассказывал, что его жена готовит лучше всех. Другой похвалялся, что стирает так, что ни пятнышка не остается. Третий рассказывал, что прибирается так, что ни пылинки нет!

Я представила красивый зал, где стоят такие же бароны, маркизы и … ой, забыла… Ну, и герцога или герцоги всякие. И рассказывают о том, что умеют их жены. А мой стоит и молчит. Стыдно ему. Не стирает, не убирает. Горе, а не жена! У нас в Мэртоне так бы и сказали!