Дверь открылась. Одна швея заматывала бинтом руку, вторая вытаскивала из задницы третье иголки, а Пять Мешков что-то ободряюще мычала, искоса глядя на всю эту картину. На полу лежало разбитое зеркало.

- Вы знаете, - заметила швея с перемотанной рукой. – Ваша супруга неудачно повернулась и разбила зеркало! Это сулит вам семь лет несчастий. Примета такая!

«Семь лет просто несчастий…», - мечтательно подумал Бертран. – «Обычных несчастий… И целых семь лет!».  Он знал, что многие аристократы любили ездить «на воды», чтобы поправить здоровье. Так вот эти семь лет показались ему курортом.

К вечеру платье было готово. В роскошный зал, которым почти никогда не пользовались, робко вошла ослепительная красавица, а Бертран от изумления даже забыл, что хотел сказать. Платье идеально подчеркивало фигуру, искрилось драгоценностями и казалось таким легким и воздушным, словно зефир.

В этом зале еще ни разу не задерживались дольше, чем на десять минут восторженных: «Ах, какая прелесть! Я такого не видела даже в столице!». Единственной, кто задерживался дольше одного «Аха!», была служанка, которая его мыла. Она тоже ахала, но уже по другому поводу.

Этот роскошный зал передавался по наследству уборщицам, так что внучка вполне могла найти местечко, куда ее бабушка собирала пыль. И вот, впервые в жизни замка, этот зал пригодился.

Бертран вспомнил о нем совершенно случайно, когда прикидывал, как  не войти в историю невольным свидетелем покушения на жизнь его величества. Поэтому он решил рассчитать все до мелочей. А для этого ему нужен был похожий зал. Гиос отдал ключ нехотя. И сообщил, что поищет на чердаке проекты для последующего восстановления зала.

Позади красавицы, которая открыла рот в изумлении, стояли три швеи. У одной был замотан глаз, у второй рука на перевязи, а третья почти лысая в обгоревшем платье.

«Значит, свечку они все-таки нашли!», - подумал Бертран. А он предупреждал. Но швеи были ужасно довольны, унося с собой огромные мешки с золотом и рассказывая будущим правнукам о том, что работать им не придется.

- Я так понимаю, это – ученица! – переглянулись учителя танцев, этикета и прочих наук, как не лишиться репутации и девственности на первом же балу. Все как один были подтянутые, одетые по последней моде и выглядели ужасно строго. Все они говорили с ужасными иностранными акцентами, хотя родились и выросли в столице. Потому что так звучало намного солидней!

- А вы нам не мешайте! Присутствие родственников обычно расхолаживает юных учениц! – выпроваживали герцога и Гиоса учителя, обещая сделать из Пять Мешков настоящую леди за один присест.

Бертран и Гиос вышли, но отойти далеко не успели.

Внезапно дверь с ноги открылась, а оттуда вышла красная Пять Мешков. Она развернулась, задирая юбку так, что были видны стройные ножки в атласных туфельках, и крикнула что-то вроде: « Я – женщина замужняя! Чай не какая-нибудь вертихвостка и юбкозадиральщица! И не надо меня тут с панталыку сбивать!».

Бертран и Гиос переглянулись.

За ней бежали учителя. У одного на лице красовался след от руки, у второго съехал парик и разбились очки, а третий хромал на одну ногу.

-Мадам! Книксен – это поклон с приседанием! – кричали учителя. – А не то, что вы подумали!

- Не знаю, не знаю, - сощурилась Пять Мешков. – Слышала я про всякие развратности на этих балах. От таких поклонов потом дети появляются всякие внебрачные.

- Вернемтесь в залу, - предложил хромой учитель. Бертрану теперь стало очень удобно их различать. – Мадам!

Бертран понял, он нужен в зале, как никто другой. Иначе трон опустеет, монархия падет и виноватым история сделает его.

- Мадам, изящность манер – ваша визитная карточка, - начал было учитель с треснувшими очками. – Каждая дама обязана вести себя в обществе безупречно. Чтобы не бросить тень на родителей или мужа. Давайте начнем с реверанса. Ножку за ножку завели, ручками взмахнули и ревера-а-анс! Мадам не хочет делать реверансы? Мадам хочет опозориться перед королем?

- Да поняла я, - буркнула Пять Мешков. - Руками, словно белье полощешь, а ногами, словно писять хочешь, но не пускают. Дальше…

Бертран решил покинуть зал, чтобы поговорить с Гиосом. Разговор предстоял очень серьезный, поэтому он взял старика и вывел из зала.

- Что делать?! - вцепился Бертран в старческое тело, которое покачнулось от напора. – Бал уже завтра, а… а…

- И реверанс! – слышался гнусавый голос в приоткрытую дверь.

- Может, мне его сейчас свергнуть, а? – спросил Бертран, глядя в умные и понимающие глаза старика. – Не дожидаться, когда мы приедем на бал? Может, договорится с драконом, чтобы он напал на дворец во время бала? Так мы сможем сгладить конфуз? И потом все спишут на него?

Дверь приоткрылась, оттуда высунулся с треснувшими очками учитель. Теперь у него был треснутый еще и зуб.

- Мадам делаеф уфпефи, - отрапортовал он.

- Ну вот видите, не все так плохо, - улыбнулся старик, похлопав Бертрана по плечу.

- Она науифлафь делафь реферанфы. Тьфу… Только фто, - заметил учитель и сплюнул кусочек зуба. – Только моя рекомедафия. Пуфть она их делаеф подальфе от людей… И фам рекомедуефся фтоять от не подальфе….

- Ай! – словно в подтверждение послышались крики боли.

- У меня получается! – послышался радостный голос. – Я почти как благородная леди!

- И я фаф профу, фернитефь в фал, - попросил учитель. – Фейфяф будем рафучифать танфы. И нам офень фтрафно…

Герцог великодушно махнул рукой, намекая, что мол, сейчас… А сам подошел к Гиосу и прошептал.

- Попробуй разузнать, что с ее матерью случилось, - прошептал герцог, а Гиос кивнул. – Поспрашивай у местных. Они наверняка знают.

- Как скажете, - вздохнул Гиос и стал спускаться по роскошной лестнице.

- Фпафибо, - вздохнул учитель в треснутых очках, прикрывая лицо платочком.

Герцог искренне не понимал, что такого убийственного может быть в реверансе. И ему самому стало очень интересно.

- Смотрите, как я умею! – бросилась к нему Пять Мешков, шелестя юбками. Она задрала их так, что секретов, пожалуй уже не осталось.

- Я вам фкафать, фтобы фы не поднимали юбфку, - заметил  учитель с платком, постоянно чем-то цыкая во рту. – Это неприлифно! Юбфку мофно поднимать на фантиметр, и это уфе сфитаетфя конфом репутафии прилифной женфины.

- А где начало репутации приличной женщины? – поинтересовался Бертран, но ему никто не ответил.

Пять Мешков грациозно присела в реверансе. Юбки взметнулись вверх, а учитель, стоявший рядом, отпрыгнул словно кошка.

- Я надеюсь, вы умеете танцевать? – поинтересовался учитель с растрепанным париком.

- Конечно! – обиделась Пять Мешков, загибая тоненькие пальчики. – Я умею танцевать Дрыгудрыгу,  Дохлую Ворону, Плясовую и Выкидоны! Хотите покажу?

И она вдруг запрыгала, как козочка, поднимая юбку и ловко переставляя ноги.

- Ну ноги шевелятся, это хорошо, - заметил один учитель со съехавшим париком, поглядывая на Бертрана.

- Ритм какой-то прослеживается, - заметил учитель с напухшей щекой.

- Фкорофть, - кивнул тот, что был в сломанных очках.

- Вот! – гордо подняла руки и юбку Пять Мешков, от чего стала похожа на тюльпан в панталонах. – Я лучше всех танцевала дохлую ворону во всей деревне! Шесть столов и три крышки гроба проломила, когда на кладбище тренировалась! Тут ведь какой фокус! Надобно так ногами выколачивать, чтоб аж в ушах звенело!

- А гавот, менуэт, полонез вы умеете? – спросил учитель с набухшей щекой. Он смотрелся, как однобокий хомячок.

- Полонез я могу! - вздохнула Пять Мешков, обмахиваясь юбками. -  Нам рецепт заграничный привезли… Ма-йо-нез. Так вот, соседка готовила, всем понравилось. На поминках только ее ма-йо-нез и хвалили!   А думаю, чем я хуже! И свой сделала! Только он у меня на пол упал!  Но ничего, тоже съели! Даже добавки попросили! Я его полонезом назвала!