Лист фанеры, прибитый вертикально, к двум вкопанным колам в углу палатки оказался покрыт пришпиленными графиками, схемами и множеством газетных вырезок.

Тиски, привинченные к могучей табуретке, с зажатым круглым диском от ППД, попутно выдавали в Ненашеве опытного слесаря. Да уж, наверно, матерился капитан сильно, пистолет-пулемет очень не любил «чужих» магазинов, а «родных» в комплекте – только два. Елизарову два дополнительных магазина к автомату подгоняли в автомастерской.

Здесь же аккуратно висела форма Максима, с нелепым значком «Ударнику госкредита». Михаил улыбнулся, представляя комбата в трусах и майке во главе батальона.

Вдобавок, в палатке находились под сотню книг, разложенных на плащ-палатках. Похоже, Ненашев задался целью собрать библиотеку. Здесь было все – от школьных учебников физики, химии и немецкого языка, до трудов по военной истории и тактике. Некоторые книги, судя по ятям, изданы до революции. Не обращая на пограничника внимания, в палатку вошел жуликоватого вида боец и сунул три тома Шапошникова в груду книг.

«Пытки» бойцов хозвзвода продолжались. В достославные времена службы Панова в советском флоте «хозспособ» или, как говорят, «хапспособ» являлся основным приемом всех видов хозяйственной деятельности вооруженных сил.

Пока бойцы пулеметных рот занимались боевой подготовкой, его ребята успешно «перемещали» имущество с места на место. Откровенно воровать комбат им запретил, внушив мысль, что хорошо воспитанный человек никогда не возьмёт чужое без спроса, пока не убедится, что поблизости никого нет. Батальон потихоньку разживался летними душевыми, армейскими термосами, патефоном и другими полезными мелочами.

Михаил осмотрел импровизированную «доску объявлений». Хозяин палатки, вероятно, собрался воевать против всего вермахта и люфтваффе. Весь фанерный лист был заполнен фотографиями германской техники и немецких солдат, вырезанными из газет, а на бронетехнике красным карандашом помечены уязвимые места. Но откуда он это знает?

Елизаров усмехнулся при виде трех массивных будильников, установленных на пять утра. Что, тяжело вставать?

Пограничник обошел позиции Ненашева рядом с фортом. Все, без исключения, долговременные огневые точки, несмотря на степень готовности, приспосабливались к круговой обороне.

Вокруг каждого ДОТа отрыта и маскируется сплошная траншея[206], соединяющая окопы с нишами-укрытиями для стрелков. Ходы сообщения простреливались из бойниц. «Мертвые зоны» бетонных огневых точек прикрывали несколько вынесенных в сторону пулеметных гнезд.

Все укрепляли досками, где-то втыкали остатки арматуры, обломки бетона, обмазывая раствором. Что, свою «Линию Маннергейма» строит?

После сорока минут конной прогулки, Елизаров и начальник заставы нашли Ненашева на гарнизонном южном и учебном стрельбище.

Место, где находится Ненашев, он определил верно, вновь ожидая какого-то подвоха. И верно, по целям у капитана стреляли не из винтовок, а из сигнального пистолета.

Максим учил подчиненных использовать настоящее оружие командира, управляющего боем.

Одет капитан был странно: выцветшее красноармейское обмундирование, пилотка. Однако полевые петлицы с капитанской «шпалой» находились на положенном месте. Так же оделись и молодые командиры, снявшие комсоставское обмундирование. Предстояло много ползать.

Снайпера боятся, догадался Елизаров. При такой маскировке, со ста метрах не разобрать, кто перед тобой – красноармеец или командир. Урок пограничник усвоил, пройдя войну с белофиннами[207].

Однако разведчик ошибался, Панов двадцать второго июня никому не даст надеть полевых петлиц. Растерянность страшнее снайперов, пусть бойцы видят, что рядом с ними командир.

То, что одел капитан поверх формы, вызвало интерес. Любой из современников бывшего полковника, что-то смыслящий в военных делах, сразу бы узнал в этой одежде примитивную «разгрузку», пошитую по местным условиям.

Панов чуть опередил время. «Лифчики» с карманами для магазинов «ППШ» и гранат, солдаты отдельных штурмовых инженерных бригад оденут в сорок третьем году[208].

А так, два больших кармана по обе стороны живота для дисков ППД, в центре ? мелкие, под обоймы «ТТ», четыре кармашка для гранат «Ф-1», подмышечная кобура под пистолет, секция под бинокль и петли для ножа.

Для прогресса, всего ничего. Не совсем праведным путем добытая на «черном рынке» швейная машинка и боец, умеющий прилично шить. Агрегат обещан «портному» вместе с наградной латунной табличкой и соответствующей бумагой, что вручен за воинское мастерство и отличие. Пусть, не дрожит, когда повезет его через старую границу – не отберут.

Они вдвоем покумекали, и для начала нашили чехлы под снаряжение на удивившую пограничника «жилетку»[209]. А брезент взяли из остатков распоротой палатки. Короткие ремни с пряжками Максим набрал на вещевом складе, среди остатков польского снаряжения.

Ненашев поднял сигнальный пистолет[210].

Прицелился, желая совместить в одну линию курок и метку, нанесенную им краской на стволе. Тут точность не нужна, главное, обратить внимание.

Выстрел. Рядом с мишенью поднялось темно-красное облачко дыма и, повисев секунд двадцать, рассеялось. Второй выстрел, и, после воющего звука, около цели запрыгал шипящий огненный шар.

— Еще раз повторяю, — мрачно сказал Максим – точно в цель никто не попадет, но каждый должен уметь положить ракету рядом или указать направление, куда должны стрелять бойцы. Всем понято? Тогда, по очереди, вперед!

Учить управлять боем пришлось с основ. Объяснять простые правила взаимодействия и заставлять наизусть зубрить таблицу им же придуманных сигналов.

Все, теперь Суворов начнет давать случайные вводные, засекая время, потраченное каждым из «курсантом» на поиск решения, как и какой подать сигнал. В «сухую» методику отработали вчера. Теперь практика. На складе ящиков с сигнальными ракетами оказалось много и выдали их без проблем, одобрительно ворча, что, наконец-то, освободилось место. Но попроси Ненашев снаряды для учебных стрельб – начались бы проблемы.

Хоть капитан и договорился насчет восьми «малых политотдельских» радиостанций 6-ПК[211], положенных по штату в каждую огневую точку, но в доты решил их не отдавать. Есть телефонная связь с надежно закопанными в землю и дублирующими друг друга линиями проводов, ракеты и посыльный – вот и все. Долго сидеть в дотах ему не дадут, а рации нужны для другого дела.

Ненашев удовлетворенно посмотрел, как на позиции, вместе с лейтенантами, выходят сержанты и, отобранные за толковость, рядовые из запаса. «Равноправие» тут же вызвало возмущение, как же так? Ведь мы же командиры, а кто они? Тьфу, зарождающееся, ненужное барство…

Вот она, обратная сторона нового устава. Дистанцию между командиром и бойцом резко увеличили, лишив красноармейца старых прав. А к нему, по десять-пятнадцать в день, приходят люди, отслужившие еще в той, старой РККА, где не отрезаны еще слова «рабоче-крестьянская», на гауптвахте – шахматы и радио, а человека с петлицами можно запросто назвать на «ты».

Максим построил свои семьдесят человек и обозвал всех «курсантами» на период обучения, то есть слаживания. Пусть кто-то недовольно морщится, но шагать в светлое будущее все начнут одним строем. Командир – текущий «инструктор» любого звания, кого Ненашев назначит.

Далее он отозвал лейтенантов и запретил заниматься дисциплинарной практикой, а попросту – наказывать бойцов без его решения.

Наломают они дров с новым Дисциплинарным уставом, но пусть не боятся за авторитет, это поможет. «Я сейчас думаю, стоит ли вас за это наказать», фраза позволяет командиру отступить, если надо. Еще показывает, что управляет бойцом человек, не рубящий сразу сплеча. А ожидание кары, страшнее ее самой.