Речел Фолкс обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вэс Фолкс, едущий без седла, с веревочным поводком вместо уздечки, легко поднял черного жеребца, с которым никто до сих пор не мог совладать, над воротами высотой в двенадцать досок, которые еще никто не преодолевал на скаку, с грацией, поражающей воображение, как будто они парили в воздухе.

Вэс легко и красиво остановил жеребца перед ней.

– Никак кузина Речел! – сказал он насмешливо. – Вы оказали мне честь. И чем же я могу служить вашей милости?

Увидев лицо Речел в это мгновение, Гай понял, что в ее душе борются противоречивые чувства. Но причины этого он не знал. Ни опыт, ни воображение не могли подсказать ему ответ. Но Речел была сильной натурой и очень быстро уняла внутреннее смятение. Чувствуя давящую сухость в горле, биение крови в венах, жар в пояснице, она выплеснула весь свой гнев, все горькое презрение к себе за внезапно поразившую ее слабость на Вэстли Фолкса, чтобы очиститься от чувств, которые она, как и все женщины ее времени и ее круга, привыкла считать недостойными, принадлежностью низших существ, падших женщин. На свою беду, она никогда не имела дела с Фолксами, если не считать ее мужа, и была слишком разъярена, чтобы постичь характер человека, показавшего такое замечательное умение обуздать черного жеребца, – а ведь это было всего лишь одной гранью его натуры.

– Я приехала сказать тебе, что мой муж не привык, чтобы его вызывал к себе надсмотрщик. А если ты когда-нибудь захочешь видеть мистера Фолкса, можешь подъехать к дому и спросить его, но с заднего крыльца. Я ясно говорю?

– Вполне, – ответил Вэс, – даже яснее, чем ты, возможно, того хотела, Речел. Твой муж не привык, чтобы за ним посылал надсмотрщик, но он очень даже привык, чтобы ему приказывала жена. По-моему, это просто позор. Потом, еще пара вещей, которые ты забыла, Речи, или, может быть, не знала. Хотя я и сомневаюсь, что…

– Не называй меня Речи! – выпалила она. – Может быть, мне объяснить тебе, где твое место, Вэс Фолкс?

– Не стоит трудиться: я знаю свое место куда лучше, чем ты, Речи. А теперь заткнись и слушай меня. Я буду краток. Во-первых, ты разговариваешь с мужчиной. Во-вторых, если ты еще раз осмелишься приехать сюда сказать мне что бы то ни было, я огрею тебя кнутовищем, что следовало бы сделать Джерри, если б он был мужчиной, а он, Бог тому свидетель, не мужчина. В-третьих, мой отец построил Фэроукс, засадил его деревьями, превратил в сад. Единственная ошибка, которую он совершил, – пожалел своего никчемного брата, моего дядюшку Брайтона, и пустил в дом этого отвратительного проныру, за которого ты вышла замуж. Я не могу доказать, что Джерри украл у меня Фэроукс, но думаю, это не исключено…

– Я не желаю этого слушать! – выкрикнула Речел. – Я не буду…

– Послушай, Речи, – сказал Вэс терпеливо, как будто объяснял трудный вопрос ребенку, отставшему в развитии. – Ты продолжаешь делать ту же ошибку. Я – Фолкс, настоящий Фолкс, а не дрянная подделка, как Джерри. А люди не говорят Фолксам, что они чего-то не желают. Особенно женщины. В семье Фолксов женщины говорят, когда к ним обращаются, и говорят тихо. Я пытаюсь быть терпеливым, но ты меня страшно раздражаешь. А теперь будь хорошей девочкой, выслушай и не серди меня. Я буду приезжать повидать Джерри, когда мне это будет удобно, а если не будет, то и не приеду. Я буду управлять имением за него и буду делать это хорошо, черт меня побери, каким бы спорным ни было его право на владение, а ты уж поверь мне, Речи, оно очень спорно. Но я не позволю, чтоб со мной обращались как с мелкой сошкой, мне никто не будет диктовать свои условия, особенно несчастный маленький хорек, посылающий жену с поручением, которое ему недостает мужества выполнить самому. И что бы мне ни говорила какая-то растреклятая баба, мне на это в высшей степени наплевать! Я достаточно ясно выразился, миссис Фолкс?

– О! – задохнулась Речел, пытаясь сказать что-то в ответ, но не могла выдавить ни одного слова из перекосившегося рта.

Вэс повернулся к негру, совершенно ошалевшему от изумления.

– Зеб, – сказал он насмешливо, – будь добр, открой ворота леди. Мне сдается, она хочет уехать…

Речел свирепо рванула уздечку, развернув лошадь, и помчалась к воротам.

– Скажи Джерри, – крикнул ей вслед Вэс, – я по-прежнему жду его. И я не люблю ждать!

Речел с такой силой опустила хлыст на бок своей кобылы, что та взвизгнула и прыгнула вперед, чуть не выбросив ее из седла.

– Па! – закричал Гай. – Папа, она упустила поводья!

Вэс ударил пятками в бока черного жеребца. Послушно, словно это был кротчайший зверь на свете, конь рванулся за Речел. Гай видел, что отец сдерживает огромное животное: он мог бы догнать Речел в три прыжка, но не сделал этого. Две лошади неслись ровным галопом уже не по дороге, а напрямик через поле, в сторону дубовой рощи, что была в нескольких милях отсюда, на границе плантации.

Два мальчика и негр стояли, глядя, как лошади и их наездники уменьшаются, становясь на расстоянии совсем крошечными и наконец полностью растворясь в сгустившихся вечерних сумерках, мелькая удлиненными тенями среди дубов.

– Смешно, – сказал Том. – Папа давно уже мог бы поймать ее.

Гай взглянул на брата. Мысли его были смутными и расплывчатыми, но при этом мрачными и горькими.

Они стояли так, наверно, минут десять, а тени во дворе делались все длиннее, и вот наконец последний клочок света перешел во тьму. Над домом встала и замерцала звезда.

Зеб прочистил горло.

– Вам бы, ребятки, спать пора идти, – проворчал он, – поздно уже…

Они ушли в дом. Через полчаса Том уже храпел, но Гай никак не мог уснуть.

Так он и лежал, чувствуя себя несчастным, пока первые рассветные лучи не засерели за окнами. И тогда-то наконец он услышал, как сапоги отца прогромыхали по лестнице.

Вэс Фолкс вошел в комнату и остановился, глядя на сына. Гаю показалось, что лицо отца посерело от усталости или, может быть, от света, падавшего на него, – он не знал этого точно. Но улыбка на лице отца была торжествующей – в этом не могло быть никакого сомнения.

Гай зевнул и потянулся, как будто проснулся только что.

– Па-а, – сказал он сонно, – миссис Речел, она очень плохая женщина, правда?

Вэс откинул голову назад и громко рассмеялся.

– Скажу тебе по секрету, сынок, – сказал он, – необъезженные лошади, как и женщины, – самые лучшие!

Позавракав, Гай встал из-за стола и не торопясь направился к конюшням. Его живот был тугим, как барабан, от целой горы съеденных гречишных оладий с маисовой патокой и колбасы – все это он запил почти половиной галлона кофе, лучше которого в жизни не пробовал. Гай шел, насвистывая, и мир казался ему теплым и славным местом, где для тела было жратвы больше, чем он мог слопать, и мягкая постель для сна, а впереди – новая, неизведанная, таинственная жизнь. Жизнь, которая создавала таких людей, как Вэс Фолкс, хозяев своих владений, мчащихся сквозь ширь полей, неустрашимо возвышаясь в седле.

Он обнаружил, что Зеб уже заседлал двух лошадей: костлявую чалую и маленькую серую. Серая была неплоха, особенно для него, но если бы отец увидел чалого мерина, он бы стал кричать и ругаться последними словами.

– Слушай, Зеб, – твердо сказал Гай, – отец никогда не сядет на эту дохлятину. Давай-ка сними с него седло и заседлай черного жеребца. Я тебе помогу.

– О Господи, масса Гай! Я и подступиться боюсь к Демону. Он же нас обоих на тот свет отправит, если мы подойдем к нему близко!

– Теперь уже нет, – уверенно сказал Гай. – Папа его пообломал немного. Подожди, я тебе покажу.

Он прошел прямо к стойлу Демона, протянул руку к ограде, и черный великан вздрогнул и отступил. Но что-то, возможно любопытство, заставило жеребца снова вытянуть вперед голову, и Гай ласково погладил его. Конь опять дернулся, но в этот раз не так сильно. Ласка мальчика ему понравилась – это было видно по его глазам, – и он потянулся к Гаю. Гай взял в руки веревку и с усмешкой повернулся к Зебу.