– Шлюпки на воду! – скомандовал капитан Дженкинс матросам.

Они прошли пятьдесят ярдов в подветренную сторону, когда их настигла волна. Сэм видел, как она поднялась до самых небес, нависнув над двумя лодками подобно длани Господней. Затем волна обрушилась вниз густым клубом пены и серо-черной воды, и лодки исчезли. Какое-то время можно было видеть лишь черные пятнышки, мечущиеся за кормой на фоне серебряно-серого океана.

Так оборвалась история этой ветви семьи Фолксов. Вернее, так она должна была оборваться.

Братья слышали, как трещат шпангоуты «Русалки» по мере того, как она погружалась. К капитану подошел боцман: лицо его от страха стало серым.

– Послушайте, сэр! – закричал он. – Если сейчас же взяться за дело, мы смогли бы сделать плот из обломков. В таком море плот куда надежнее, чем шлюпка! Нужно только привязать себя к бревнам. Может, нам повезет! Ради Бога, капитан, дайте нам шанс!

– Хорошо, хорошо, – устало сказал капитан Дженкинс. – Приступайте к работе.

И они взялись за работу с отчаянной решимостью. Плот был сделан неправдоподобно быстро. Они спустили его за борт и прикрепили прочными канатами, затем полезли сами. Сэм уже перебросил одну ногу через планшир, когда что-то словно толкнуло его, и он обернулся. Его брат бежал прочь, в сторону люка. Сэм соскочил назад на палубу и бросился вслед за ним.

Вот так они и уцелели, благодаря трусости Джекоба Мили. Когда Сэм наконец вытащил своего царапающегося, рыдающего, отчаянно сопротивляющегося братца назад на палубу, плот исчез. Далеко за кормой мелькнули разметанные волнами бревна. И больше ничего – ни капитана, ни команды. Братья остались совсем одни на борту тонущего судна. По крайней мере, так они сами думали. Но судьба распорядилась иначе…

Во время боя и после него просто не было времени промерить лотом глубину со стороны бушприта, поэтому братья не знали, что «Русалка» уже затонула – насколько это позволяла глубина. И корабль, который обычно имел осадку двадцать футов, коснулся дна на глубине всего десяти футов, поскольку его выбросило на мель.

Всю ночь они лежали, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись брезентом, и ожидали смерти. Вскоре после полуночи ветер стих, но волны высоко вздымались до самого утра. Когда взошло солнце и море успокоилось, братья изумленно посмотрели друг на друга.

– Ты знаешь, – сказал Сэм, – по-моему, мы сели на мель. Теперь мы точно не утонем, Джейк, слышишь?

– Благодарю тебя, Господи! – прорыдал Джейк, чувствуя, что страшная тяжесть свалилась у него с плеч. Затем, увидев, что брат направляется к люку, он закричал: – Сэм, куда же ты?

– Мне надо кое-что сделать, – загадочно сказал Сэм и исчез внизу. Когда он вернулся, Джейк изумленно уставился на него. Сэм был одет в алый вельвет, под треуголкой – напудренный парик, стройная талия затянута ремнем, на ремне – шпага. Ни дать ни взять – юный лорд.

– Чтоб мне провалиться! – воскликнул Джейк. – Какого дьявола…

– Успокойся, мой друг, – сказал Сэм твердо. – Видишь паруса на горизонте? Вероятно, к нам спешат на помощь. Полагаю, мы не слишком далеко от Саванны. А уж если нам придется сойти там на берег, я хочу выглядеть прилично. А теперь иди, переоденься в одежду Брайтона. И запомни: это отныне твое имя, заруби себе на носу.

– Брайтон… Фолкс! – прошептал Джейк. – Бога ради, Сэмюель!..

– Не Сэмюель, а Эштон. Сэр Эштон Фолкс, с вашего позволения!

– Но как же можно! – завопил Джейк. – А вдруг кто-нибудь узнает? И вообще, грабить мертвых и само-то по себе скверно, а уж если в придачу присвоить их имена, то мне кажется…

– Не теряй времени, Брайт! – оборвал его новоявленный Эштон Фолкс. – Ступай и поторапливайся!

Следующие два часа они провели, перетаскивая имущество Фолксов на палубу. Некоторая его часть, конечно, была испорчена морской водой, но большинство вещей не пострадало. Сэр Эштон Фолкс (поскольку теперь в своем воображении он был им целиком и полностью) сидел, вцепившись в сумку, набитую банкнотами и драгоценностями, и с восхищением разглядывал картины, наполовину выпавшие из разбившихся от качки ящиков. Внимание его привлек завитой по тогдашней моде, в лентах, кавалер эпохи Реставрации с мрачным лицом.

– Приветствую вас, сэр, – сказал он очень вежливо, – мой достопочтенный предок, не так ли? Не беспокойтесь, старина, я о вас как следует позабочусь…

– Ты сошел с ума, – сердито набросился на него брат. – На что тебе этот ящик с картинами? Они не стоят и пенни и…

– Они стоят чертовски дорого, – сказал Сэм невозмутимо. – Человеку нельзя без предков, особенно в чужом краю. Пойдем, Брайтон, мой мальчик, корабль уже близко. Надо приготовиться и достойно встретить спасителей – так, как это подобает людям нашего круга. Саванна по-прежнему верна нам. И я совершенно убежден, что верноподданные британской короны проявят к лордам подобающее им уважение…

Ланс откинулся на спинку стула и громко рассмеялся:

– Каков нахал! Какое неслыханное нахальство!

Затем он посерьезнел. «Интересно, знал ли старик, – подумал он. – Нет, не может быть. Он так гордился тем, что носит это имя – Фолкс, его религия, вся его жизнь заключалась в этом. Вера, такая истовая вера, что ее можно было назвать святой. И не так уж важно, не правда ли, Гай, старина, что весь этот маскарад построен на обмане? Ты стал таким, каким хотел тебя видеть тот самонадеянный нищий кокни, – джентльменом до мозга костей. Благослови тебя Бог, куда бы ты ни попал после смерти. Ты был достойным человеком и воспитал мою Джуди под стать себе…»

Он сидел нахмурившись: «Единственное, что меня волнует теперь: как, черт возьми, поступить с этими проклятыми бумагами? Сжечь их все-таки было бы неправильно…»

Он еще долго сидел, пока не принял решение. С задумчивой улыбкой он засунул письмо и тетрадь в карман пальто и поднял сломанную шкатулку. Оседлав лошадь, Ланс поскакал к баварскому поселку и подождал, пока кузнец припаял сломанные петли и приладил новый замок. Положив письмо и тетрадь назад в шкатулку, он запер ее и поехал к реке. Там, размахнувшись изо всех сил, он швырнул ключ в мутную воду.

На кладбище Ланс приехал как раз тогда, когда негры поднимали с помощью рычага ангела на прежнее место.

– Стойте! – крикнул он им и, проскакав галопом до железной ограды, на ходу соскочил с лошади. Ланс пробежал через калитку, нагнулся и, закрыв шкатулку своим телом, чтобы негры не видели, аккуратно положил ее назад, на место ее вечного хранения.

– Давайте! – сказал он, выпрямившись.

И негры установили на пьедестал ангела, чтобы он вечно оплакивал давно ушедшие, невозвратные времена.

Глава 1

День, когда все это началось, наполненный солнцем день весны 1832 года, ничем не отличался от всех других дней, которые уже были в жизни юного Гая Фолкса. Сосны, промытые солнцем, высь холмов, вой ветра в лощинах – все это было привычно и знакомо.

Даже сегодняшняя драка с Мертом Толливером не была чем-то из ряда вон выходящим: они с Мертом дрались всякий раз при встрече, сами не зная почему. Мальчики относились к своей многолетней вражде как к чему-то совершенно естественному, вроде неприязни между кошкой и собакой, и никогда об этом не задумывались. Единственное, что выделяло нынешнюю баталию, – ее ожесточенность.

Шагнув назад, Гай пристально и угрожающе воззрился на Мерта Толливера. Этот взгляд едва ли мог достичь желаемого эффекта, поскольку один глаз Гая был подбит: он почти закрылся. Синяк стремительно багровел, из носа струилась кровь, но Гай не обращал внимания на подобные пустяки. Его целиком охватило единственное, простейшее, первобытное стремление – уничтожить своего врага.

Именно тогда Мерт сделал неверный ход. Он был старше, крупнее и массивнее Гая и до сих пор с успехом этим пользовался. И теперь он решил добавить к побоям еще и оскорбление.

– Чертов оборванец! – сказал он, ухмыляясь. – Хочешь знать, как появился здесь твой дурацкий папаша? Он бежал, как дворняжка, у которой хвост болтается между ног! А как он правильно говорит, какая в нем ученость! Произносит слова важно, как классная дама! Мой отец говорит…