Антон Романович улыбнулся.

– Очень хорошо! – воскликнул он. – Переключите на анестезию.

Браилов вооружился иглой и стал покалывать себе то руку, то лицо.

– Великолепно! Теперь двигательный центр. Он то следил за часами, то хватался за свой блокнот и торопливо делал в нем заметки. Потом снова да­вал распоряжения. Спустя полчаса он поднялся.

– Чудесно! Полный эффект по всей шкале. Можешь переезжать на другую точку, Ирина.

На тридцатом, сороковом и пятидесятом километрах результат получился тот же. На шестидесятом пришлось поднять воздушную антенну. Обычная на таком расстоянии уже не могла действовать.

Ирина подключила резиновый шар к баллону с гелием. Отвернула кран. Когда шар наполнился, прикрепила к нему капроновый шнурок с антенной. Сухо затрещал стопор ручной лебедки.

На экране телевизора изображение теперь стало неясным. Его словно застилал серебристый снежок. Но Ирина все же различала и внутренность лаборатории, и людей. Только лица были неясными. Звук был четкий. Казарин все время молчал. А распоряжение давал только Антон Романович. И по голосу его Ирина чувствовала, что испытания идут хорошо. Отец был доволен.

Да, универсальный нейтрализатор гипнотических излучений УНГИ-16 работал. Антон Романович, радостно возбужденный, потирал руки.

– Ну, Мирон Григорьевич, с победой вас! – встряхнул он крепко стиснутыми кулаками. – Теперь мож­но! Теперь можно опубликовать все наши схемы. Отправьте их в редакцию.

– Все?

– Все! Кроме одной. Аппарат, выключающий оптический центр, практического значения не имеет. К слову, дайте-ка мне эту схему. Я хочу сегодня вечерком посидеть над ней. У меня есть кое-какие соображения.

Казарин достал из сейфа схему и передал ее Браилову. Тот посмотрел на нее и покачал головой.

– “Генератор слепоты”. Чудовищное название. Ну ничего, еще немного, и мы с вами создадим нечто диаметрально противоположное. Когда вы намерены закончить монтаж этого “диаметрально противоположного”?

– Монтаж уже закончен, Антон Романович, – сказал Казарин и, подойдя к аппарату, стоящему в углу у окна, снял с него простыню. – Вот. Вид у него, правда, еще непривлекательный, но когда лишнее все уберется…

Антон Романович, приятно изумленный, несколько минут разглядывал аппарат, а потом перевел взгляд на Казарина.

– Испытывали?

– Нет. Надо еще предварительно проверить все узлы, а уж потом…

– Название придумали?

– Придумал, – усмехнулся Казарин. – Оптический стимулятор. Как вы считаете, подойдет?

– Оптический стимулятор? – переспросил Браилов и, подумав немного, сказал: – А что ж, неплохо. Оптический стимулятор. Хорошо Очень хорошо! А сейчас вам следовало бы отдохнуть.

23. ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ СОБЫТИЕ

Казарин наспех пообедал в институтской столовой и, на ходу дожевывая пирог с яблоками, направился снова в свою лабораторию. Ему не терпелось еще сегодня испытать оптический стимулятор.

Он очень устал. Ночная работа над монтажом, только что законченный эксперимент давали себя знать. Конечно, разумнее всего было бы послушать совета Антона Романовича и отдохнуть. Но Казарин хорошо знал, что отдохнуть он не сможет. Он все время будет думать только об аппарате, и отдых превратится для него в пытку.

Браилов придавал очень большое значение результатам испытания. Дело в том, что торможение зрительных центров, приводящее к слепоте, не представляло особых трудностей. Излучения, “усыпляющие” зрительные центры, были получены еще весной, во время первых экспериментов с гипнотроном.

Эти излучения возникли совершенно случайно из-за ошибки при расчетах блока настройки. Подобных ошибок было в то время много. Они принесли Казарину массу неприятностей. Антон Романович до сих пор не может простить того, что произошло с Володей Шведовым. Хорошо, что мощность первого генератора была ничтожной и действие его сказывалось на расстоянии всего нескольких метров. Профессор рвал и метал тогда. “А что, если мощность вашего генератора оказалась бы более значительной? Что сталось бы, если бы вы по рассеянности повернули экран на девяносто градусов? Ведь против окна вашей квартиры – крупный машиностроительный завод. Подумать только, каких бед натворили бы вы, внезапно ослепив несколько сот рабочих, деятельность которых связана со множеством движущихся механизмов!”

Когда Казарин отшлифовал схему “генератора слепоты” и показал уже готовый аппарат Браилову, Антон Романович не проявил особой радости. “Видите ли. Мирон Григорьевич, – сказал он, – изолированное торможение некоторых центров чрезвычайно ценно. Устранить восприятие болевых ощущений – нужно и полезно. Выключить или понизить тонические рефлексы – в некоторых случаях спасительно. Даже затормозить на время слуховой или двигательный центры тоже может оказаться необходимым при некоторых заболеваниях. Но скажите на милость, кому нужна слепота? А если вам взбредет в голову изобрести машину, парализующую центр дыхания или работу сердца, то я первый засажу вас в лечебницу для душевнобольных. Ломать тонкие механизмы головного мозга – не велика мудрость. Вы помогите нам их ремонтировать. Вот если бы нам удалось усилить восприятие зрительного аппарата… О, тогда тысячи и тысячи людей сказали бы вам спасибо”.

– В человеческом глазу миллионы нервных окончаний. И только небольшой участок, маленькая точка в центре в состоянии остро различать цвета и детали предметов. Уничтожьте этот маленький участок, и человек, нет, он не ослепнет, но для него наступят вечные сумерки. Если бы удалось добиться, чтобы вся поверхность сетчатки в любой точке ее обладала такой же остротой восприятия, как в центре… Вот такой аппарат нужно сделать.

Расчеты оказались значительно сложнее, чем предполагал Казарин. Нужно было учесть функции многочисленных приборов, принимающих участие в процессе зрения, м– порог возбудимости нервных клеток сетчатки, в глубине мозга, в коре, особенности зрительных путей, нервных центров, регулирующих аккомодацию, адаптацию и многое другое.

Казарин подсчитал, что если б не электронная машина, то одни только вычисления отняли бы шесть-восемь лет.

И вот этот аппарат смонтирован. Как же удержаться и не испытать его сегодня же, сейчас?!

Казарин внимательно проверил все узлы генератора. Они работали исправно. “Можно, пожалуй, начинать”, – подумал он и позвонил Ирине.

– Вы хотели присутствовать при испытании оптического стимулятора, Ирина Антоновна. Если у вас есть время…

– Иду, – ответила Ирина.

Балкон кабинета выходил на широкую площадь. День был знойный. Прошла поливальная машина, и сразу же потянуло свежестью. Машина обогнула площадь и вышла на улицу, ведущую к вокзалу. За ней на сером асфальте оставалась темная полоса. У киоска на противоположной стороне площади образовалась очередь. Привезли газеты. “Рано сегодня вышла вечерка”, – подумал Казарин.

Продавщица вышла из киоска с двумя газетами в руках, укрепила их на стенде и вернулась. К стенду сразу подошло несколько человек.

– Я буду в качестве наблюдателя, или вы разрешите мне помогать? – спросила Ирина.

– Помогать, – сказал Казарин. – Становитесь к пульту.

– Меня эти ваши эксперименты всегда пугают немного. А вдруг какая-нибудь неисправность? А потом несчастье…

– Ничего не случится. Я уже проверял действие этих излучений. При понижении порога возбудимости испытываешь легкую боль в орбитах. Но это быстро проходит. Давайте начнем.

– Наверно, опять ничего, кроме оранжевых кругов в глазах, не будет.

– Этот феномен я устранил, – сказал Казарин, усаживаясь.

Ирина любила работать с Казариным, особенно во время таких вот испытаний. Было что-то волнующе-торжественное в этих минутах. Другие сотрудники обычно начинают суетиться, а Мирон Григорьевич удивительно спокоен: лицо серьезное, взгляд сосредоточенно-внимателен. Удача не проявлялась, как у других, бурей эмоцией, а неудача не вызывала отчаяния.

– Включайте, – сказал Казарин. – Для начала поставьте реостат на двенадцатое деление. Проверьте расположение экрана.