Ох, блин. Похоже, разойтись миром всё же не получится.

— Это тебя, у*бок, похоже, давно не учили, — заметил он злым тоном, глядя прямо в глаза заводиле компании. — Вежливости.

Тот запнулся на полуслове; кажется, ни он, ни кто-то ещё из окружающих не ожидал такого.

Ждали извинений и оправданий? А вот и идите нахер. Их не будет. Орлову даже не пришлось имитировать злость — она и так кипела в нём. От того, что его задержали в важный момент, от вальяжного похлопывания по щеке, от всего этого тона.

— Подумай дважды, у*бок, — со спокойной яростью в голосе продолжил он. — Ты правильно заметил. Тот, кто избил твоего дружка — мой ученик. Тот самый ученик, который был признан госпожой Рюдзин как равный её ученицам.

По лицам окружающих пробежала лёгкая тень неуверенности; кажется, самые умные и до того подумали о чём-то таком, а вот до тупых начало доходить только сейчас.

— И тебе слабо с ним тягаться. Можешь прикрываться какими угодно словами, но ты именно боишься подойти к нему, сказать что-то ему в лицо. А теперь подумай ещё раз: что ты хочешь сказать мне, человеку, которого он называет «мастер»? А?

Орлов резко шагнул вперёд; парень отшатнулся — то ли от неожиданности, то ли от страха.

— Подумай. Но думай быстрее.

Он развернулся, оглядывая всю собравшуюся за его спиной компанию. Похоже, придурок собрал своих дружков, чтобы не дать ему убежать.

— Потому что у меня не так много времени, чтобы тратить его на вас, куски бесполезного говна! — заключил он уже в полный голос, оглядывая всех.

Молчание. Тот же самый ответ, который давала толпа и Йошиде.

— Аннабель, — снова махнул рукой Орлов. — Пошли.

На этот раз люди расступились перед ними, как льдины перед ледоходом. Молчание и направленные прямо на них взгляды.

…пусто. Вот дверь, за которую вышел Йошида, но за ней никого. Ни его самого, ни официантов или какой-нибудь охраны. Ну, разумеется, упустили.

— А это было… совсем неплохо, — заметила Аннабель. Она даже улыбнулась ему, кажется, чуть смущённо. — Признаться, не ожидала от тебя такого.

— Я тоже не ожидал, — с ещё не улёгшейся злостью отозвался тот. — Думал, кто-нибудь додумается двинуть мне в лицо, и на этом весь спектакль и окончится.

Он поморгал.

— Не о том думаем. Нужно спасать Никса. А для этого его нужно, для начала, найти.

Аннабель пожала плечами; лёгкий румянец опять пропадал с её лица.

— Ну, должен же нам встретиться кто-нибудь в этом коридоре — рано или поздно. Пошли, и…

Дверь позади них хлопнула; Орлов и Аннабель синхронно обернулись.

— Господин Орлов. Был немного удивлён увидеть вас в этой роли, но… это было впечатляюще, — неожиданно сообщил вошедший.

А?

— Мы, кажется, не знакомы лично? — тот приподнял бровь. — Хотя вашего отца я, разумеется, хорошо знал. У нас даже были кой-какие… общие дела.

— Если это долгая подводка к тому, чтобы представиться, — заметил Орлов, — то ваше лицо и так известно всей столице, господин Нахальный.

Дела у отца с этим популистом и борцом с аристо? Почему он никогда не слышал об этом?

— Вот и отлично, — Алексей Нахальный кивнул, улыбаясь. — Как я и сказал, это было впечатляюще. Я говорю и о вашем последнем выступлении, и о… вашем ученике.

Улыбка журналиста стала ещё выше.

— И я рад, что всё идёт по плану. Конечно, я не ожидал, что вместо Голицына и его ученика появитесь вы — но так, похоже, даже лучше. Я знал, что тёмные не подведут.

Орлов и Аннабель переглянулись; в глазах у них читалась одна и та же мысль.

Каким, чёрт побери, образом тёмные смогли заключить сразу два тайных договора?!

Глава 6

Желания и возможности. Что может быть печальней пропасти, раскинувшейся между ними? Особенно если твои возможности относятся к твоим желаниям примерно так же, как… ну, скажем, встречная полоса на трассе относится к той, по которой ты движешься?

Агата Романова искренне считала себя совершенно несчастным человеком. Все кругом не уставали твердить о том, как повезло ей родиться отпрыском столь знатной семьи, какая это честь и привилегия, но фокус в том, что Агата ещё с дошкольного возраста поняла одно: в гробу она видела все эти аристократические заморочки.

Вот только куда от них денешься? При всей своей показной социальности и желании сепарироваться от родителей, Агата — и где-то в глубине души она это понимала сама — смотрела на независимость через призму розовых очков. Больше всего на свете она мечтала остаться в этом мире одной, ни от кого не зависеть, самой отвечать за свою жизнь, но… когда дело доходило до возможностей, девушка всегда терялась.

Она не привыкла решать проблемы. Она привыкла плыть по течению, в надежде однажды зацепиться за удобно торчащий сук — где-нибудь у берега, где и будет лежать всё, что ей нужно.

Хорошего, как ни посмотри, в подобной ситуации мало. Разве что тот факт, что девушка прекрасно осознавала всю проблематику такого подхода к жизни.

Её визит к Нахальному стал первым шагом к тому, чтобы хотя бы оттолкнуться от течения в сторону берега.

И только сделав этот шаг, она осознала, как давно ей следовало предпринять нечто подобное. Перевести мечты в разряд действий, а не сидеть и ждать неизвестно чего от суки-судьбы.

Честь и привилегия, как же. Повезло. Бл*ть. О, да, ещё как «повезло».

Агата ненавидела своё «везение». Агата ненавидела кланы и всё, что с ними связано.

Много везения — быть наследницей клана, у которого из всех активов только воспоминания о великом прошлом. Огромная честь — с рождения быть обречённой стать разменной пешкой в планах действительно крупных игроков.

Красота, популярность в соцсетях, репутация светской львицы. Кое-что из этого Агате даже нравилось, но она всегда осознавала: любые её «достижения» — просто попытка родителей прибавить хоть что-нибудь к пыльной царской фамилии, сделать её более привлекательным товаром.

А что до помолвки с Йошидой… отец и мать всегда твердили ей, будто это шанс рода вновь вознестись, вернуться к величию, к тем временам, когда Романовы правили всей огромной Российской Империей. Пока она однажды — уже подростком, года через четыре после несчастного случая с Йошидой — не подслушала их разговор.

Ну, да. Величие. Михаил Распутин спешно заключил эту помолвку после того, как его сынок начал сближаться с Екатериной Воронцовой. Союз двух крупных кланов не был ему на руку, и Распутин поспешил позаботиться о том, чтобы невеста у его сыночка была не более чем дорогим элементом декора.

Ложь. Ложь и грязь. Всё, начиная от выцветших фамильных портретов и заканчивая её детскими играми с Йошидой, было перемазано в грязи. Теперь не получалось даже улыбнуться, вспоминая о том сгоревшем домике — каждый раз перед глазами вставали фальшивые улыбки родителей. «Познакомься, Агата — это Йошида, сын дяди Миши. Поиграйте вместе в саду, пока мы поговорим о взрослых делах». Не было никакой детской дружбы — было лишь общение, навязанное ей ради собственных целей. Ему, возможно, тоже. Не всё ли равно?

Так что условия, поставленные Нахальным, казались сейчас Агате бесконечно малой ценой за то, чтобы избавить свою жизнь от набивших оскомину клановых правил, разговоров о былом величии и бесконечной грязи интриг и интрижек.

Честь. Вернее, то, что её родители — и прочие высокомерные аристо с их двойными стандартами — понимали под этим словом. Сама Агата была девушкой куда более прогрессивных, современных взглядов и понимала, что, в конце концов, её тело — её дело.

Да, конечно, поначалу просьба Алексея показалась ей странной. Не столько оскорбительной, сколько… непонятной и нелогичной. Поэтому она попросила его объяснить, зачем ей делать то, что он от неё хочет.

Что ж. Он объяснил.

Она согласилась.

Согласилась и пошла надевать на себя довольно безвкусный, как на её взгляд, комплект белья. Впрочем, насколько она в этом что-то понимала, мужчинам такое нравилось.