…грохот вырвал меня из Оттиска так резко, что в голове полыхнуло; на тело сразу навалился прежний вес чрезмерно раздутых мышц, но картинка в голове ещё секунд десять представляла из себя что-то вроде наложения одного кадра на другой.

Что за нахер, позвольте поинтересоваться? Так ведь и убиться недолго. Нет, выходить из Оттиска надо плавно, спокойно, чтобы…

В глазах немного прояснилось. В самый раз, чтобы я мог разглядеть Юкино, сидящую верхом на Агате и методично впечатывающую её лицом в каменный пол.

Ауч. Больно, наверное.

Но в то же время… было в этом и какое-то сексуальное напряжение.

Когда находишься в неподвижности столько времени, происходящее быстро отходит на второй план, уступая место проблемам понасущнее. Руки и ноги затекли; покрытый запёкшейся кровью затылок ломило; съеденный обед уже мало-помалу начинал напоминать о себе…

Но всё-таки на первом месте был чешущийся нос.

Тьма Милосердная. Наверное, это смешно. Сегодня он дважды только чудом не умер, всё летит к чертям, а он думает о носе. О том, как продал бы и жизнь, и душу за возможность немного почесать его. Как же это…

— Мастер!

Дверь кладовой распахнулась, и прямо на Антона Голицына уставилось растерянное лицо Игната. Ну наконец-то! Тёмный выразительно замычал, но ученик уже и сам сообразил, что делать: кинувшись к своему наставнику, он принялся лихорадочно развязывать верёвки на ногах.

— Руки, руки! — взвыл Голицын, как только Игнат вынул из его рта наспех воткнутый кляп. — Нужно было начать с рук!..

Он принялся расчёсывать нос — яростно, остервенело, самозабвенно. Почти не прислушиваясь к тому, что лепетал ученик.

— Мастер, — тот скорее бормотал себе под нос, чем говорил внятно, возясь с верёвками. — Я понятия не имел, что вы здесь. Снаружи такая суматоха, что я никак не мог…

— Хватит, — оторвавшись от своего носа, Голицын попытался сделать шаг вперёд, но затёкшие ноги свело судорогой, и он схватился на плечи Игната двумя руками, чтобы не упасть. — Оправдания оставь на потом.

Суматоха. Что он имеет в виду? После того, как Астрид и её прихлебатели всё-таки попытались избавиться от него, от этой шайки можно ожидать чего угодно.

Он вспомнил собственный допрос. Двое верзил с кладбища не особо стеснялись в средствах, и у Голицына, и так раненного, не осталось сомнений, что, когда он перестанет быть им полезен, его просто прикончат…

А затем та девушка окликнула их. И верзилы ушли, словно куда-то заторопившись. Только заткнули рот кляпом и сунули уже связанное тело в эту кладовку.

Чего они испугались? Что здесь произошло за это время? И самое главное…

— Который час? — выдохнул Голицын Игнату прямо в лицо.

Тот замер на пару секунд, сосредоточенно глядя в одну точку.

— Где-то чуть за полночь, наверное. Если хотите, я посмотрю точнее…

— Чёрт!!! — взвыл Голицын. — Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!!

Идиоты.

Он ведь знал. Знал, что нужно не рисковать и ударить первым. Чутьё подсказывало ему, что перед большими планами нужно избавиться ото всего балласта, что годами тянул «Тёмную Спираль» ко дну. Но он не сделал этого, и вот теперь эти идиоты испортили всё, подставив и его, и себя, и… всех.

— Они уехали? — отрывисто бросил он. — В школу Рюдзин. Уехали?

— Да… вроде.

— Вроде, — повторил он, нервно хватаясь за голову. Выскочив из осточертевшей кладовки, он чуть было не споткнулся на каком-то ведре и вновь взвыл, не столько от боли, сколько от отчаяния. — Вроде. Ты даже не можешь сказать точно, да или нет?

Чёрт. Что же теперь делать?

— Мастер… — осторожно протянул Игнат. — Тут была дикая суматоха. У начальства что-то происходило, но никто не мог сказать, что именно…

— Что ты узнал? — Голицын заставил себя остановиться посреди пустого помещения и, сев на ближайший стул, уставился на ученика. — Хоть что-то. Намёки, обрывки фраз. Ты не мог не слышать совсем ничего!

— Кое-что было, — Игнат почесал в затылке. — Но там такая дикая мешанина…

— Говори всё, что есть.

— Кто-то говорил, что пошёл передел власти, — Игнат мучительно сморщился. — И ещё говорили про множество трупов…

Передел власти. Ну конечно же. Но что за трупы, откуда трупы?

Великий Мастер! Голицын облегчённо выдохнул. Ну разумеется! Великий Мастер понял, что происходит. Понял и принял меры. Отсюда и трупы. Конечно, это не спасает от проблемы со школой Рюдзин…

Стоп. Школа. Что-то не сходится.

— Если… — Голицын помотал головой, сердито глядя на ученика. — Кто тогда поехал в школу?

— Я знаю только то, что видел и слышал сам, Мастер, — Игнат тяжело вздохнул. — Я видел, как Аннабель Астрид командовала кому-то из наших, чтобы собрались через двадцать минут в гараже, сказала, что выезжают в школу Рюдзин и ждать никого не будут… но на этом всё.

Аннабель Астрид.

На какой-то миг Голицыну показалось, что у него закончилось дыхание. Если бы он не сидел, то упал бы. Не может быть. Не может. Великий Мастер не мог проиграть. Он не мог.

Но тогда…

— Астрид, — со злобой выплюнул он. — Конечно же, Астрид. Как ей удалось?..

Значит, в школу поехала она сама со своей драгоценной доченькой. Если уж та начала командовать людьми, значит…

Впрочем, какое это имеет значение? В конечном итоге, если так задуматься, никакого. Что Великий Мастер, что Астрид — оба они, приехав в школу, могут обернуться катастрофой для культа.

Просто потому, что они оба понятия не имеют о договорённостях, заключённых им.

Голицын резко вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Пустой офис, ну разумеется. Кромешная ночь. А значит, открытие школы уже в самом разгаре.

Момент упущен.

Тьма… что же делать.

Дурак, дурак. Он сам дурак, что не устранил Астрид и остальных заранее. Тянул до последнего.

— Мастер… — осторожно уточнил Игнат. — Возможно, всё не так плохо? Если мы…

— Не так плохо?! — толстяк даже не дал ему договорить. — Не так плохо? Ты не представляешь, насколько всё плохо.

Он взмахнул рукой и быстро направился к двери в коридор. Нужно было что-то придумать.

— Нахальный и Медведев ждут от меня — от нас! — выполнений своих обязательств, — резко выплюнул он по пути, даже не оборачиваясь на ученика. — Ты представляешь, что будет, когда они поймут, что тёмные обманули их?

О, Голицын и сам не представлял. Он даже не мог сказать, что пугало его больше — яростный, бушующий гнев Леонида Медведева, способного смешать культ с грязью ещё больше, чем сейчас, или холодный расчётливый ответ Алексея Нахального, который тоже, несомненно, последует.

Конец. Всем конец. И тёмным — тем остаткам, которым пока ещё позволяли жить, которые рано или поздно могли воспрянуть — и ему самому. Возможно, в прямом смысле слова. Сегодня он дважды остался жив только чудом. Каковы его шансы выжить в третий раз?

Никаких. Если только…

Если только что?

Голицын быстро зашагал в сторону своего кабинета.

— Астрид ведь наверняка уже обыскала его? — с отвращением бросил он. — Мой кабинет.

— Я не знаю…

— Конечно, не знаешь, — согласился Голицын. — Если бы она заметила тебя, тем более в момент обыска, то точно прикончила бы. Обыскала, разумеется, обыскала… но тайник она не нашла.

Поворот, ещё поворот. Вот и кабинет. Дверь нараспашку, но внутри относительно мирно — ни погрома, ни следов обыска. Тяжело дыша, Голицын замер на пороге, разглядывая тёмное помещение; секунду спустя щёлкнул выключатель.

Ему конец. Если только не последний шанс.

Никто не будет разбираться с тёмными, никто даже не вспомнит о них, если там, на открытии школы, случится что-то… внезапное и шокирующее. Сродни взрыву. Что-то, что отвлечёт всех и надёжно отведёт взгляд от тёмных.

— Надо было не медлить, — толстяк грузно опустился на колени и полез под стол, тяжело дыша. — Надо было использовать эту штуку сразу.

— Ваш… козырь? — Игнат с интересом наблюдал, как его учитель ползает под столом, поочерёдно нажимая кнопки то на одной, то на другой его ножке. Он — единственный во всей «Спирали» — знал об этом тайнике со сложной системой, заказанном через связи с Ратибором Горынычем. Так же, как знал и о «козыре».