На этот раз картины стали живее, красочнее. Что-то изменилось, словно спящий медленно просыпался, а его сны приближались к действительности, принимали ее. Сердце не всегда спало спокойно, Ацот знал об этом. Но он еще никогда не ощущал дыхание такой силы. Добавились беспомощность, ужас… Так мог чувствовать себя утопающий. «Или спящий, который не хочет просыпаться». В смущении, откуда к нему пришли подобные мысли, Ацот поднялся. Слишком сильно сердце влияло на него. Ему не понравилось это изменение, так как тролль вообще с недоверием относился ко всем изменениям. Неожиданно ему захотелось, чтобы с ним был Керр и они могли поговорить об этом.

На обратном пути он задержался в шахте. Слабый сквозняк донес до него звуки пения, искаженные многочисленным эхом. Люди на холодной поверхности пели, и Ацот стоял в шахте и с неудовольствием прислушивался.

Вид огня парализовал Натиоле. Он знал, что должен сделать что-то, но ни один мускул в его теле не двигался. Юноша застыл не от страха. Чудовищная мысль зародилась в его разуме; мысль, которую он сразу же возненавидел, за которую он презирал себя. «Возможно, Ионнис мертв». Такие мысли никогда не забываются, и от них невозможно избавиться, как сильно этого бы ни хотелось. Благодаря этой мысли он осознал, кто он на самом деле: не хороший, благородный герой из легенды, а всего лишь Натиоле, сын великого отца и брат любимого сына. «И жалкая, ханжеская сволочь».

— Там есть кто-то наверху? — спросил тролль.

Его голос звучал глухо, но вырвал Натиоле из темной дыры, в которую он неожиданно провалился.

— Ионнис, — прошептал Стен.

У воеводы, казалось, перехватило дыхание. Натиоле еще никогда не видел отца таким растерянным. Неожиданно он увидел, насколько постарел отец, как жестоко обошлись с ним годы войны и лишений. Уважаемый предводитель влахаков превратился в обычного человека — отца, который боится за сына.

Не в состоянии ясно мыслить, Натиоле устремился вперед. Он лихорадочно проталкивался сквозь толпу снующих по двору людей. Паника и беспокойство больше не касались его, и принц запрыгнул на ступени к дверям. Позади него отец прокричал что-то, потом тоже ринулся вперед, но Натиоле почти не обращал на это внимания. Внутри здания было спокойнее. Хотя здесь люди тоже носились взад-вперед, их движения были более целенаправленными. В их мрачных лицах он видел решительность и упрямство, словно во время сражения. Большинство были солдатами, одетыми лишь частично, без доспехов или оружия, но тем не менее готовыми принять бой с огнем. Они образовали цепочку с ведрами, напоминавшую линию фронта. Натиоле прорвался сквозь нее и помчался дальше, к следующей лестнице. Возможно, они что-то кричали ему, возможно, не обращали внимания, он не мог сказать.

Воздух на лестнице был на удивление прохладным. Сквозняк тянул снизу вверх, мягко ероша волосы Натиоле. О безумной пляске пожара свидетельствовали крики и пока еще отдаленный треск горящего дерева, Теперь юный влахак тоже чувствовал запах горелого, дерущий горло, запах, означающий тепло и родину, но также и смерть, как сейчас.

Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступени. На площадке над ним стояло трое солдат, двое мужчин и одна женщина. Воительница отирала пот с грязного от сажи лба, оба ее товарища кашляли, да и у Натиоле грудь тоже свело.

— Как дела? — сдавленно спросил Стен, который, как оказалось, по пятам следовал за сыном.

По лицу воеводы струился пот, дыхание было прерывистым.

— Дальше никак, вецет, — категорично заявила воительница. — Пробиться невозможно.

— Нам нужно наверх, — беспомощно сказал Натиоле. — Мой брат…

Он увидел сочувствие в их глазах, но они покачали головами.

— Мы пытались. Слишком много дыма. И прямо над нами горит.

— Нет. Нет. Я не могу допустить этого.

Стен поднял руки в почти умоляющем жесте, словно хотел сделать так, будто подчиненные и не произносили никогда этих слов.

Натиоле скептически смотрел мимо воительницы. Там действительно воздух был черным от дыма, который двигался, словно живое существо. Но они были еще на два этажа ниже комнат Ионниса.

— Возможно, нам нужно просто пробежать сквозь огонь? Если там, наверху пожара еще нет, то я смогу вынести Ионниса, — заявил он и подавил приступ кашля, который в нем поднялся из-за дыма.

Раздались шаги, и по лестнице поднялись ещё солдаты с ведрами, полными воды.

— Дай мне одно, — коротко приказал принц и указал на воду.

Не медля, он схватил ведро за ручку и вылил воду себе на голову. Она была холодной, наверное, из источника, и сразу полностью пропитала одежду. Отец последовал его примеру, вылив на себя следующее ведро.

За поясом у Натиоле висел меч, им он отрезал хороший кусок своей мокрой рубашки. Он завязал лоскутом рот и нос, два раза глубоко вдохнул и выдохнул, затем глянул на Стена, который тоже соорудил такую импровизированную защиту от дыма.

— Готов? — спросил Натиоле отца, и, когда тот решительно кивнул, они вместе ринулись по лестнице наверх.

С каждым шагом дым становился все плотнее. Даже через ткань Натиоле чувствовал дерущий горло запах, и уже скоро каждый вдох причинял боль. Он начал кашлять, но затем сконцентрировался на том, чтобы бежать вперед так быстро, как только возможно. Отца он скорее чувствовал, чем видел. За ними следовало еще две фигуры, наверное, солдаты. Дым ухудшал видимость, но юноша продолжал двигаться на ощупь вдоль лестницы; ступенька за ступенькой он добрался до первой лестничной площадки. Там ему в лицо ударила просто адская жара, и он увидел в густом дыму колыхание голодного пламени. Этаж, скорее всего, был полностью в огне. Все трещало и хрустело, огонь бушевал, словно голодный зверь, который жил лишь для того, чтобы пожирать.

В таком аду не мог выжить никто, и Натиоле подумал обо всех людях, которые жили на этом этаже. Он повернулся к отцу.

— Винтила, — с трудом произнес он, но воевода покачал головой.

За долю мгновения Натиоле и сам понял, что отец был прав, и решительно отказался от дерзкой мысли. Если Винтила был там, внутри, то его тело давно превратилось в пепел, а дух витал по темным путям. Даже из-за этой короткой остановки кожа Натиоле накалилась, и казалось, что он стоит посреди огня. Его глаза начали слезиться, а каждый вдох доставлял настоящее мучение.

Когда к ним присоединились оба солдата, они вместе помчались дальше. Натиоле молча молился духам, чтобы лестница за ними не загорелась. Другого пути назад не было, только через окно, но прыжок с такой высоты был бы смертелен.

С удивлением Натиоле обнаружил, что дым немного поредел, стоило преодолеть один пролет.

Позади него неожиданно раздался громкий хрип, а затем глухой удар. Обернувшись, он увидел, как отец упал на колени, а потом рухнул ничком, сотрясаемый ужасным приступом кашля. Стен, скорчившись, лежал на ступенях, прижимая руки к сотрясающейся груди. Один из солдат опустился на колено перед ним. Он бросил взгляд на Натиоле. Его светлые глаза, обрамленные сажей, четко выделялись на темном лице.

— Отнесите его вниз, — ответил влахак на немую просьбу. — Я — дальше. Один.

Мужчины моментально подхватили лежащего за плечи и за ноги и понесли вниз. Натиоле пытался встретиться взглядом с отцом, но мешал плотный дым. Принц не стал долго задерживаться и бросился наверх.

Наконец он добрался до коридора, который вел к комнатам Ионниса. Воздух был наполнен дымом, но здесь было не так невыносимо, как на лестнице, и к тому же прохладнее.

— Ионнис? — прокричал он и сразу же закашлялся.

Его голос прозвучал хрипло и грубо, тем не менее он крикнул еще раз:

— Ионнис?..

…и не получил ответа. Из-за двери не доносилось ни единого звука. Всего за несколько шагов он уже был перед дверью. Но она была заперта!

Натиоле, не веря своим глазам, пялился на нее. Он прошел через огонь, добрался сюда вопреки здравому смыслу, чтобы теперь тупо упереться в запертую дверь. Его собственные действия казались ему идиотством, но он продолжал дергать за ручку, колотить по двери, снова и снова выкрикивать имя брата. Ответа не было, а старое дерево все так же надежно преграждало ему путь.