— Значит, Ситаи и Ялеиа? И где я в данный момент могу найти их?

— Вы найдете их либо в казарме в крепости, либо в одном из шинков, как я думаю. Но абсолютно точно вы можете встретить их здесь сегодня вечером; на закате начинается их смена… господин, — после некоторого промедления добавил он.

— Я благодарю тебя, — подчеркнуто вежливо ответил Корнель и пошел прочь, оставив стражника в недоумении.

«Пошло-таки, — подумал Корнель с некоторой гордостью, за которую ему сразу же стало стыдно. — Я должен вычистить храм с особой тщательностью, — пообещал он себе. — Но, по крайней мере, этот жирный дурак дал мне приличный ответ. Теперь мне остается лишь надеяться, что Ситаи и Ялеиа тоже будут к этому готовы».

На следующее утро священник встал очень рано. Он решил как можно скорее выполнить данное самому себе обещание и теперь чистил и украшал храм к утренней службе, хотя до рассвета еще было очень далеко.

Когда он открыл дверь во внутренний двор крепости, чтобы выбросить мусор, то обнаружил, что он не единственная ранняя пташка. По двору бесцельно бродил воевода. Увидев Корнеля, Стен остановился.

— Я приветствую вас, — помедлив, начал священник, не уверенный, что момент подходящий, но ему очень хотелось рассказать о том, что он смог выяснить, и, возможно, сейчас удастся безраздельно завладеть вниманием властителя.

— Воевода? Я вчера поговорил с двумя стражниками ворот Теремии, которые там несли службу в ночь пожара. Они уверены, что по крайней мере через ворота в город силки не проникали. Не было вообще никаких чужих, насколько они смогли заметить. Так что, возможно, силк в темнице говорит правду.

Стен задумчиво кивнул.

— Я думаю, что они еще не выполнили задания, для которого прибыли в Теремию. Но вопрос о том, кто же устроил пожар, остается.

— Господин, вы же знаете, что существует не так много возможностей, правда? Если в крепость никто не проникал, то это должен быть кто-то, кто мог легко войти.

Нахмурившись, воевода спросил:

— Что вы хотите этим сказать, священник?

— Я имею в виду влахака, господин.

Стен устало провел рукой по глазам.

— Влахак, — повторил он. — Собственно, мы знали об этом все время, только не хотели произносить вслух, не так ли? Кто еще мог добраться до комнат Винтилы, не вызвав подозрения? Но от этого положение становится еще более сложным.

«Однако», — подумал Корнель.

— Прорицателю невероятно повезло, что его не было в городе в тот вечер. Тот, кто устроил поджог в его комнатах, точно не стал бы колебаться и ударил его так же, как и моего сына.

Неожиданно у священника промелькнула мысль: «А что, если это была не удача и не благодать духов? Что, если он покинул город, так как точно знал, что будет пожар?»

Но потом Корнель сам обозвал себя дураком. Только то, что они с прорицателем уже много лет были противниками, не делало старика еще и убийцей. Винтила был ментором старшего принца, и едва ли было еще хоть что-то, что было связано с Влахкисом так прочно, как вера в духов.

— Вы правы, господин. Винтиле очень повезло, — смиренно ответил Корнель воеводе.

— Тем не менее силки здесь не без причины, священник. Выполните, пожалуйста, еще одну мою просьбу. Вернитесь как-нибудь с Ионнисом еще раз к пленнику. Даже если он и его товарищи не были в крепости, у них же было задание, и я хотел бы узнать, в чем оно состояло. Узнайте все, что только возможно, любая информация может быть важной для нас.

Впервые Ана чувствовала себя чужой в своем собственном теле. Всю жизнь она была чужой — в империи, в стране между гор. Без родины. Она находила общий язык только с наемниками. Но она всегда была самой собой, непоколебимой. По крайней мере так она о себе думала, но это оказалось неправдой.

Натиоле смотрел на нее. На его лице было отчетливо заметно сочувствие. Он говорил что-то, но она не слышала его слов.

Все годы ее жизни Флорес была надежным бастионом. При ней Ана никогда не чувствовала себя чужой. Ее далекий отец любил ее, Ана была уверена в этом, и она знала, что будет печалиться и о нем. Но смерть Флорес была большим горем. Она затмевала все, словно мир Аны разбился, оставив ее ни с чем.

Ана не пролила и слезинки. Боль была слишком большой, чтобы пробиться на поверхность. Не было ничего, что могло бы сравниться с ней, — ни волнение, ни слезы, ни крики. Эта боль выедала ее, оставляя пустой оболочкой, куколкой ее самой, которая бесстрастно смотрела на кузена. Словно кто-то другой занял место в ее теле, кто-то чужой, которого все это не волновало.

— Ана?

Слова Натиоле доносились будто издалека. Она знала это состояние. После некоторых сражений она чувствовала себя похожим образом. Словно по ту сторону этой жизни, словно шаг рядом с миром, но не в мире, где-то за пределами времени и пространства.

— Нам нужно выбраться из этого подвала и Дирии и сразу же возвращаться во Влахкис, — торопил ее кузен. — Страна окружена врагами, а если мы не предупредим отца и других, то придет конец. Не согласишься ли ты… сопровождать нас?

Вопрос оказался неожиданным. Блуждающий далеко разум Аны был жестоко возвращен в настоящее время и место.

— Что, во Влахкис?

— Да. Ты можешь пригодиться нам. Ты и твои наемники. Будет война, и для Влахкиса на кону все, за что мы боролись.

В голосе Натиоле звучала тревога, но на лице было упрямое выражение. Он хотел противостоять всему, что угрожало его родине. Он черпал из этого силу и уверенность. Уверенность, за которую Ана завидовала ему, ведь ее мир потерял свой стержень.

— Я буду сопровождать вас некоторый участок пути. Но потом я должна вернуться и выполнять свои задачи. Это — не моя война.

— Естественно, она твоя, — взорвался Натиоле. — Флорес тоже вернулась, когда Цорпад выступил против Мардева. Она приняла титул воеводы, когда Влахкису грозила гибель. Она знала, откуда она родом!

— Не говори о ней так, словно знаешь ее, — накинулась на него Ана.

В ее душе разгорелась ярость.

Ее мать лежала в земле Ардолии. Она боролась и против, и за масридов, но все же погибла от ненависти, от которой всегда старалась убежать. Кто-то взял на себя такой грех. По густым лесам страны между гор бродили убийцы.

Мысль об убийцах еще больше разожгла гнев Аны. Этот огонь вытеснил холод из ее членов, и она была благодарна ему. Не важно, что произошло, виновные должны заплатить за свои злодеяния.

Невольно ее рука скользнула к короткому мечу на бедре. «Если кто-то и должен отомстить за Флорес, то это должна быть только я. Если кто-то и будет мстить за смерть Тамара, то только я. Кто бы ни скрывался за этим, я найду их, и они заплатят за все, что наделали».

Ана не могла печалиться. Но она могла ненавидеть.

— Я буду сопровождать вас, Натиоле.

Он хотел возразить что-то, но она подняла руку, заставив замолчать.

— Не для того, чтобы бороться за Влахкис, а для того, чтобы наказать убийц родителей. Даже если для этого мне придется перекопать всю страну между гор — они от меня не уйдут!

— В последний раз, Врак: нам нужны эти ненавистные повозки, чтобы выбраться из этого проклятого города. Если тебе это не подходит, то, как по мне, ты можешь оставаться здесь.

Артайнис услышала голос Керра, едва только начала спускаться в подвал. Тролль бубнил раздраженно и подавленно, словно повторял одну и ту же фразу в сотый раз.

— Это было неправильно — приходить в это проклятое место. Неправильно! Неправильно и глупо! — ответил глубинный.

Потом она услышала удаляющиеся тяжелые шаги.

— Не нужно было брать его с собой, — несчастным тоном произнес Керр.

— Ты не мог этого знать, — ответил голос Натиоле из тени. — Но если бы с нами во время нападения не было Врака, то мы были бы сейчас, наверное, уже в городе мертвых.

— Ни один тролль не хотел бы такого, — категорически заявил Керр.