— Поспешите, пожалуйста, он сейчас начнет, — шепнула ему молодая женщина с опущенным забралом.

Сначала он не понял, что означали ее слова, но затем ему стало ясно, что имелось в виду.

Посреди центрального двора замка собралось несколько дюжин воинов, мужчин и женщин в традиционных тяжелых кольчугах масридов, с мощными щитами и сверкающим оружием. Перед ними стоял высокий грубоватый мужчина среднего возраста в роскошных доспехах, инкрустированных серебром и золотом, сверкающих на солнце. Его голова была чисто выбрита, за исключением единственного, довольно облезлого белого локона на затылке.

Прежде чем начать свою речь, он осмотрел воинов в доспехах.

— Солдаты! Начинается новая эра! Долгое время мы сохраняли мир на границах, позорный мир, к которому вынудили нас наши враги. Но теперь появляется все больше признаков того, что влахаки готовы нарушить его условия. Мало того, что они убили нашего любимого марчега. Нет, их враждебность не знает границ! Только вчера я получил известие о том, что отряд влахаков попытался вторгнуться в Ардолию со своими союзниками троллями. Без сомнения, чтобы разбойничать и поджигать! Мы не можем допустить этого! Хотите ли вы, чтобы ваши семьи стали жертвами тролльих лап? Хотите ли вы, чтобы эти чудовища угрожали всему, что вам дорого? Если ваш ответ «нет», нам остается только одно — война!

«О милостивый Божественный свет, — подумал Корнель. — Они встретили принца Натиоле с его спутниками. И этот великий оратор, по всей видимости, теперь бездумно использует в своих целях сообщение о встрече с ними».

Воины перед выступавшим разразились ликованием. Многие кричали «Война!» и «Смерть троллям!». Но все сильнее и сильнее были слышны другие слова, которые скандировала толпа, множась от ряда к ряду, пока над двором не разнеслось:

— Сциглос! Сциглос! Сциглос!

Масрид с жидким локоном на затылке с бесстрастным выражением лица наблюдал за эффектом, который произвели его слова. Наконец он еще раз медленно кивнул собравшимся и вошел в замок через небольшую боковую дверь. Солдаты во дворе постепенно разошлись.

Страх перед троллями приобрел среди масридов уже почти мистический характер. Влахаки воспринимали этих больших существ как опасных охотников, но вполне обычных созданий, вовсе не демонических. Зато для масридов они были духами темноты, пришедшими из древних времен, когда Влахкис был еще диким, влахаки ночами сидели, скорчившись, в своих глинобитных хижинах, а снаружи бродили мрачные чудовища. Естественно, для ордена Альбус Сунас тролли тоже имели свое значение: существа, которые не переносили Божественного света и прятались в темных расщелинах земли. А то, что тролли уже дважды сыграли ключевую роль в битвах против масридов, нисколько не прибавляло им популярности. Тем не менее слова Сциглоса были ложью, так как тролли выполняли часть соглашения и не покидали своих подземелий.

«Стоит обратить на этого типа внимание. В самом деле достойный наследник Цорпада Диммину. Угрожает ли опасность Натиоле и его спутникам? Хотя если бы масриды схватили принца, то Сциглос незамедлительно похвастался таким уловом. Я с удовольствием встретился бы и с остальными претендентами на трон, чтобы выяснить, как они относятся к эскалации войны. В любом случае воеводу очень заинтересуют все эти новости. Мне нужно максимально сократить свое пребывание в Турдуе».

Но сначала он хотел совершить то, для чего взобрался на гору. Здешний храм Альбус Сунаса едва ли можно было не заметить. Его купол устремлялся высоко в небо, хотя сама капелла была маленькой, так как здесь правили службу только для князей и их семей. Зато внутренняя отделка была очень богатой. Мерцающие драгоценные камни играли на свету, который струился с потолка, а пол был выложен золотой мозаикой. Стены покрывали дорогие ковры, изображающие сцены из жизни пречистых мужей и жен, посвятивших себя службе Божественному свету.

В центре круглого помещения на возвышении покоилось тело Тамара Бекезара. Корнель вспомнил о словах Вицласа, что бальзамировщик хорошо потрудился, и вынужден был согласиться с масридским священником, так как в помещении лишь слабо пахло травами, которые сжигали в небольших металлических чашах, но не тлением.

На марчеге оставили доспехи, которые тоже пострадали в его последнем бою, как заметил Корнель, подойдя немного ближе, чтобы осмотреть покойника. Его боевой топор лежал в сложенных на груди руках.

Лицо было накрыто восковой маской, как это было принято. Строгие черты Тамара сквозь нее казались почти умиротворенными. Корнель совсем не часто встречал марчега при жизни. Но влахакский священник знал, что тому пришлось принять несколько трудных решений, которые не облегчали ему правление Сиревой и Валеодарой на юге. Среди масридов Тамар считался упорным, жестким правителем. Но он подарил своему народу двадцать лет мира.

Доспехи в некоторых местах были расколоты, отчего не полностью покрывали зияющие раны. Тело повелителя, свидетельствовало о жизни в борьбе, но его окружала аура спокойствия и мира. Марчега вымыли, раны очистили, но скрывать не стали. Все должны видеть, что он погиб в бою… марчег, который никогда не требовал от других того, что не был бы готов сделать сам.

Корнель подошел еще на шаг к телу и положил руку на грудь покойного.

— Вы были великим человеком, Тамар Бекезар. Пусть Божественный свет примет вас. Доброго пути.

И как раз в тот момент, когда хотел развернуться, он увидел рану на ноге марчега. Из бедра всееще торчало древко стрелы, шириной приблизительно в два пальца. Что-то в этой стреле привлекло внимание священника… У дерева были такие темные прожилки… Оно казалось почти черным. Корнель осторожно опустился на колено и потащил древко, однако извлечь остаток стрелы было невозможно. Корнель наклонился, чтобы рассмотреть получше.

«Во Влахкисе нет ни одного дерева с такой темной древесиной», — промелькнуло у него в голове.

Внезапно по всему телу Корнеля пробежали мурашки. «Это может стать доказательством! Это то, что я ищу! Теперь остается лишь убедить Вицласа и моих дорогих братьев в Ардолии позволить мне вырезать острие стрелы из ноги мертвого марчега».

29

Натиоле все еще было нелегко управляться с лошадью. Новый конь был более быстроногим, чем Ариан, более горячим, но также и значительно более упрямым. И жеребцу, и всаднику еще предстояло привыкнуть друг к другу, и поэтому Натиоле был особенно внимателен. Тем не менее он был рад, потому что Ариан мог отдохнуть. Долгое путешествие потрепало жеребца, и теперь его старый конь мог идти налегке рядом с повозкой.

Их небольшой караван, так отряд называли дирийцы, несколько разросся. Сатрап не только предоставил им свежих лошадей, но и дал конный эскорт в сопровождение. Хотя дирийские воины были почти такими же молчаливыми и неприступными, как Врак, благодаря их присутствию путешествие стало значительно приятнее и легче. Причем влахаки даже не встречались с сатрапом, который правил этой частью страны. Просто однажды утром им навстречу выехали всадники и на ломаном влахакском предложили свою помощь.

Позже Натиоле понял, что их путешествие не осталось незамеченным и что им предоставили эскорт до Колхаса. Он подозревал, что дело было не только в защите влахаков или чести, но также и в том, чтобы зорко следить за огромными троллями и их вооруженными спутниками.

Юный принц в разговорах никогда не скрывал правды, поэтому очень скоро сведения об их путешествии дошли до самого сатрапа.

Судя по всему, группа дирийских солдат постоянно ехала немного впереди, так как все постоялые дворы и караван-сараи были всегда подготовлены к их прибытию и больше никто не требовал оплаты.

Организация внутри огромной империи впечатлила Натиоле. Дисциплина воинов их эскорта тоже внушала уважение. На солдатах были легкие кольчуги, но зато прочные шлемы и массивные каплеобразные щиты. В целом они производили впечатление очень умелых наездников. И даже не нужно было смотреть на их превосходные мечи и длинные копья, чтобы понять, что каждый из них хорошо обучен и опытен. Днем дирийцы были рядом, а ночью держались подальше от троллей и разбивали отдельный лагерь немного поодаль от влахакского. Естественно, что не только Натиоле, но и тролли относились к ним с подозрением, но до сих пор столкновений не было, за что Натиоле благодарил всех духов.