Такой ответ был абсолютно правдив и не был подготовлен заранее, а в действительности являлся плодом нежного недовольства дяди племянницей. Но он лишь усилил подозрения Стефана, разглядевшего в этом желание опорочить Одрис в глазах возможного супруга. Однако, король был избавлен от необходимости отвечать благодаря неожиданно быстрому появлению Одрис и Эдит. Так как девушка стала предметом разговора, а для четырех рыцарей Стефана она представляла особый интерес — другие же знали или догадывались о его намерениях, — то все сидящие повернулись к шедшей им навстречу Одрис, пристально ее рассматривая.

Хью наблюдал за дверью еще с того момента, как за ней скрылась служанка, и поэтому первым увидел Одрис. У нее явно не было времени привести себя в надлежащий вид. В светлых, как лунный день, косах не было сверкания жемчуга или золотых нитей, не было даже яркой ленты, чтобы поднять настроение и придать некоторую уверенность ее изяществу. На ее светло-голубом платье и светло-голубом жакете из тонкой шерсти не было богатого шитья или драгоценностей, а имелись только вкрапления разноцветных нитей, с которыми она работала. Она казалась очень маленькой по сравнению с Эдит, и представлялось, будто ее подталкивала сзади более массивная фигура тети. Потребовалось все самообладание Хью, чтобы не подойти к ней и не прошептать добрые слова.

Уловив едва мелькнувшее выражение на лице короля, Хью почувствовал, что Стефан, вероятно, сожалеет о своем требовании вызвать девушку. Король мог бы сам подняться, чтобы увидеть робкое дитя и пощадить его, — раздраженно подумал Хью. Но потом он вспомнил, с какой целью король пригласил выйти Одрис. Сэр Вальтер говорил Хью, что, как он уверен, Стефан намеревается выдать девушку замуж за одного их своих рыцарей, — это обеспечит ему верность владетеля Джернейва. Хью ощутил приступ странной едва скрываемой ярости, но, поборов его, сказал себе, что нет ничего такого, от чего следует злиться.

Судьба демуазель Одрис не имеет ничего общего с его собственной. Наследница Джернейва была для него далекой и недоступной. Кроме того, не было никаких реальных причин для возникновения у него потребности защищать ее. Вероятно, король желает видеть Одрис своей верноподданной. Хью знал о подозрениях сэра Вальтера относительно сэра Оливера. Тот подозревал, что сосед был причиной отказов своей племянницы поклонникам, а их было немало, с целью не допустить ее замужества и таким образом сохранить Джернейв в своих руках и, возможно, надеялся на последующее наследование крепости своим сыном. К тому же, говорил себе Хью с раздражением, Стефан не поскупился на женихов для Одрис, все они молоды и хороши собой. И все они не богаче чем он сам, разве что знают, кто их папаши, — новая волна ярости окатила его.

Он быстро отогнал эти глупые мысли, вспомнив замечания, сделанные сэром Вальтером, по поводу обычаев в представлении поклонников. Будущий супруг, как правило, подбирается опекуном по его собственному усмотрению. Но окончательное решение все же остается за женщиной. В нашем случае, говорил сэр Вальтер, король, вероятно, заставит леди пойти наперекор дяде.

— Если девушка хочет иметь мужа, а сэр Оливер отказал достойным поклонникам, — говорил сэр Вальтер, хмуря брови, — то у нее есть право выйти замуж, и я не буду стоять на ее пути, но тем не менее желаю, чтобы Стефан не столь открыто сватал к ней безземельных нахлебников, которых приволок с собой. — Затем, вздохнув, продолжил:

— Ладно, наверное он считает, что человеку, который обязан ему всем, можно доверять больше. Но, по-моему, нежелательно, чтобы место сэра Оливера занял юноша родом из Блуа или Франции, не знающий наших обычаев, да еще если тот окажется таким же жадным, как и бедным. Нет, не нравится мне все это. Я собираюсь с королем в Джернейв и беру с собой нескольких приятелей, чтобы демуазель Одрис не принудили выйти замуж за человека Стефана.

Итак, — подумал Хью, наблюдая за Одрис, которая миновала скамьи и приближалась к креслу Стефана, — король не потрудился даже создать впечатление, что желает предварительно узнать мнение сэра Оливера, как опекуна демуазель Одрис, на этот счет. Губы Хью скривились в усмешке: конечно, вот почему девушке пришлось сойти вниз. Королю нужны свидетели того, что она желает выйти замуж, а отказы сэра Оливера всем тем, кто просил ее руки прежде, были нарушением прав Одрис.

Ум Хью был полностью занят размышлениями, и плохо воспринимал увиденное. Но теперь он заметил, что быстрая, легкая походка Одрис стала более стремительной. Сначала ему показалось, будто ее подталкивали, теперь же было видно, что маленькая быстрая фигурка как бы тянула за собой более массивную и неуклюжую леди Эдит. Еще Хью заметил, что Одрис совсем не смутилась под пристальными взглядами рассматривающих ее людей, а их молчание ее вообще не взволновало. Теперь он смог хорошо разглядеть лицо девушки и увидел, что глаза светились интересом, а губы слегка улыбались, в то время как она делала глубокий реверанс. Догадывалась ли она о намерениях короля? Если да, то Одрис должна бы бежать вприпрыжку, радуясь освобождению от дядюшкиного тиранства и с готовностью выбрать одного из молодых людей Стефана. Разочарование, такое же бессмысленное, как и его недавние переживания, заставило Хью наклониться.

— Умоляю вас простить меня, сэр, — голова Одрис склонилась в знак кажущейся покорности, а в ее голосе, тихом и мягком, чувствовались нотки веселья. Ее последующие слова поразили его.

— Внезапно у меня возник замысел нового гобелена и я забыла, что у нас такой высокий гость.

— Одрис! — воскликнула в ужасе Эдит.

— Не браните ее, — мягко сказал Стефан.

Хью не мог со своего места разглядеть лица Стефана. Однако, он был уверен, что король был в восторге от возможности предстать ее защитником после замечания Эдит. Одрис быстро подняла голову, — улыбка ее стала шире, так что за розовыми губами стали видны зубы, которые нельзя было назвать изящными, но зато они были белые и здоровые.

— Вы снисходительны, сэр, простив меня так быстро, — произнесла Одрис почтительным тоном, посмеиваясь про себя. — И в знак моего истинного раскаяния я принесла вам подарок.

Она выпрямилась, посмотрела за скамьи, затем кивнула головой и сделала приглашающий жест. К ней поспешила Фрита, держа в руках свернутый в рулон гобелен. Сэр Оливер напрягся, мысленно проклиная свою жену за то, что она, такая дура, разрешила Одрис показать свою работу. Однако он продолжал сидеть молча. Лучше будет не протестовать против показа картины, а выразить полное равнодушие к ней. Лучший способ защитить сейчас Одрис — это вести себя так, словно это обычное полотно и в нем нет ничего особенного. Сама Одрис, сознавал сэр Оливер, не придавала своей картине определенного смысла. Она попросила какого-то высокого мужчину подержать полотно и с улыбкой ожидала мнения Стефана.

— Прекрасно! — Было первым словом короля, однако, как только до него дошел смысл изображенного, он бросил взгляд на сэра Оливера и нахмурился. Сэр Оливер выразил свое согласие с мнением Стефана слабым кивком, стараясь не показывать, что он заметил выражение его лица после произнесенного восклицания. Губы Стефана искривились.

— Итак, — спокойно произнес он, — мой приход не был неожиданностью. Это полотно не могло быть выткано за несколько часов или даже в течение дня. Кто…

Улыбка Одрис застыла на ее губах. Она заметила напряженное состояние дяди и осознала, что совершила ошибку, принеся гобелен. Какая я глупая, — подумала она, — что не придала значения чувствам тети, а ведь она испытывала нечто более сильное, чем простой испуг от предсказаний. Мне надо было раньше попытаться узнать, что происходит. Я могла бы послать за гобеленом и позже. Она обвиняла себя с еще большей горечью, так как не переставала думать о последствиях своего поступка. Ее единственным желанием было избавиться от полотна, доставившего столько тревог.

— О! Как это удивительно! — воскликнула Одрис, прервав Стефана. — Клянусь, я не знала, что вы намереваетесь нанести сюда визит. Эта картина — лишь плод моих надежд и желаний. Бруно говорил мне, что собирается к вам за помощью, после того, как Саммерфилд угрожал взять Джернейв силой, а мой дядя отказался сдаться. И я… испугалась.