Не Малдера привлекли ее глаза: в них искрилась жизнь, и их никак нельзя было назвать старческими. Удивительного бледно-серого цвета, они казались почти прозрачными.

— Гоблин, — заявила она голосом, не терпящим возражений.

Малдер кивнул:

— Понятно.

Прищурив один глаз, Элли подозрительно уставилась на него:

— Я сказала, гоблин. Он еще раз кивнул:

— Понятно.

— Понимаете, они живут в лесу, — говорила она низким, хриплым голосом, каким обычно говорит ведьма на детском празднике всех святых. — Они объявились в этих краях вместе с армией, точно уж и не помню когда — году в шестнадцатом, семнадцатом — незадолго перед тем, как я появилась на свет. — Сказав это, Элли как-то вся поникла. Остались только горящие глаза и тонкие бескровные губы. — Бывает, что-то случается — и гоблинам это не нравится.

— Что именно? — терпеливо допытывался Мал-дер.

— Откуда мне знать. Я же не гоблин. Малдер едва заметно — одними губами — улыбнулся, и Элли улыбнулась ему в ответ.

— Мисс Ланг…

— Госпожа Ланг, — поправила она. — Я не слепая, газеты читаю.

— Прошу прощения, госпожа Ланг. Нас интересует, что вы видели той ночью, когда был убит Греди Пирс.

— Богохульник, — не задумываясь, заявила Ланг.

Некоторое время он молча наблюдал за ней, разглядывая ее глаза, губы…

— Богохульником был этот ваш Греди Пирс. Кроме сквернословия, ничего от него не слыхала. Особенно когда напивался… — Она презрительно поджала губы. — А другим я его и не помню. Все лопотал о своих призраках, глупости разные. Словно он один-единственный на свете, кто их видел! — Элли сокрушенно покачала головой. — Он никогда меня не слушал. Сколько раз я говорила ему не выходить из дому, когда здесь гоблины, а он не слушал. Никогда меня не слушал.

— А сами-то вы выходили? — как можно более учтиво спросил Малдер.

— Конечно. У меня есть обязательства, вы понимаете?

В глазах Малдера застыл немой вопрос.

— Я их мечу, — объяснила она. — Гоблинов. Как только я вижу гоблинов, я мечу их, чтобы вот этот так называемый полицейский мог упрятать их в кутузку, пока они не сгорели на солнце. Но, знаете, он никогда этого не делает. — Она метнула яростный взгляд в сторону Хоукса. — А ведь он мог бы спасти жизнь старому олуху, если бы забирал меченых.

— Я уверена, госпожа Ланг, скоро все будет иначе, — попыталась успокоить женщину Скаллн.

— Хорошо бы, — проворчала та.

— Что же вы видели? — напомнил свой вопрос Малдер.

Элли Ланг поерзала на кушетке и принялась нервно перебирать пальцами.

— Я шла домой.

— Откуда?

— Из «Ком пани Джи».

— Это что… бар? — Малдер старался говорить ровным, бесстрастным тоном.

— Это ресторан-салон, молодой человек. Пошевелите мозгами, которыми снабдил вас Господь. Разве я похожа на завсегдатая бара? Никогда не появлялась в подобных местах и не появлюсь.

— Разумеется. Прошу прощения, — поспешил извиниться Малдер.

— Это к востоку от того вертепа, который посещал Греди — там сплошное старичье да проститутки. Ресторация же находится за углом, на Маршан-стрит. Очень приятное заведение, — в уголках ее губ застыла улыбка. — Я лично знакома с хозяином.

Малдер заметил, что шеф Хоукс начинает проявлять нетерпение.

Элли кашлянула, и Малдер весь обратился в слух.

— Я увидела Греди впереди себя, когда он входил в тот самый тупик между лавкой Макконела и магазином «Орион». «Орион»-то, правда, сейчас закрыт. Там всегда обсчитывали, а одежда, которую они продавали, была впору разве что корове. Гоблины их прогнали. Иногда они так поступают: прогоняют разбойников.

Элли продолжала все так же нервно перебирать пальцами.

Первые капли дождя забарабанили по стеклу.

— Разумеется, мне-то что за дело? Я хочу сказать: какое мне дело до этого Греди? Он всегда обзывал меня — пьяный ли, трезвый ли. Поэтому какое мне было дело до того, что он свернул в тупик! Я продолжала идти своей дорогой, У меня и в мыслях не было остановиться. В наше время для женщины это небезопасно. — Она посмотрела на Скалли, словно спрашивая у нее поддержки, и та согласно кивнула. — Потом я услышала голос.

— С другой стороны улицы?

— Молодой человек, он кричал. Греди Пирс вечно орал. По-моему, за время службы в армии он оглох и всегда орал, даже когда считал, что говорит нормальным голосом — вы меня понимаете?

Малдер разглядывал ковер у себя под ногами.

— Вы слышали, что он кричал? Элл и фыркнула:

— Я не сую нос в то, что меня не касается. Он орал, вот и все. А я шла своей дорогой. Пальцы ее вдруг замерли. Она принялась постукивать каблуком по полу.

— Я оглянулась. Просто из любопытства — посмотреть, чего ради этот пьяница так разорался там в тупике.

Неожиданно она сцепила ладони с такой яростью, что Малдеру показалось, будто он услышал хруст костей. Его так и подмывало взять ее за руки, чтобы успокоить, но он не смел даже пошевелиться.

— Греди я не видела — разве что только одну его ногу, на которую падал свет. Зато я видела гоблина.

— Вот как? Элли замерла.

— Я не нуждаюсь в вашей снисходительности, мистер Малдер. Я этого не люблю. Гоблин вышел из стены, оттолкнул ногу этого старика и побежал по улице.

— Вы сообщили об этом полиции? Она сердито фыркнула:

— Вот еще! Знаю я, что они на это скажут. Я не хочу оказаться в психушке на старости лет. Хочу умереть здесь, у себя дома.

Малдер посмотрел на нее с мягкой улыбкой:

— Но ведь прежде вы заявляли в полицию, не так ли?

Она откинулась назад, и лицо ее оказалось в тени.

— Да, да, заявляла. Проклятая совесть не давала мне покоя, хотя я и знала, что они все равно не предпримут никаких мер.

— Госпожа Ланг, — обратилась к ней Скалли, — а как выглядел этот гоблин?

— Он был совершенно черный, деточка.

— Вы хотите сказать…

— Нет, не негр. Я вовсе не это имею в виду. Я имею в виду то, что сказала. Он был черный. Абсолютно черный. Черный как смоль. Словно у него вообще не было цвета…

Они стояли на тротуаре. На другой стороне улицы располагался небольшой парк, оглашаемый криками детей, играющих в бейсбол. Дождик прекратился, оставив после себя рваные облака и запах мокрого асфальта.

Хоукс выглядел озадаченным.

— Она пьет, — буркнул он. — Как рыба. Только этим она и занимается, когда не метит своих гоб-линов. — Он нервно и вымученно хохотнул. — Вы не поверите — метит она их оранжевой краской из спрея. Чаще всего ее можно встретить здесь, в парке. Вон та скамейка на траве, у третьей базы[11] — это ее излюбленное место. Сидит-сидит, а потом вдруг как разразится слезами — не знаю, что уж на нее находит, — и давай колесить по всему городу, поливая людей оранжевой краской. Потом приходит ко мне в участок и требует, чтобы я арестовал гоблинов.

В машине Хоукс сунул в рот зубочистку, и они тронулись с места.

— Здесь ее почти все знают, так что мы ее не арестовываем — ничего такого. Платим за испорченную одежду — на этом все и кончается. В остальном же она совершенно безобидна. — Он улыбнулся. — Словом, местная достопримечательность.

— Стало быть, вы считаете, что она ничего не видела? — с заднего сиденья подал голос Малдер.

— Да мне и самому интересно. Мы приглядывались, разумеется, но так ничего и не нашли. Что же касается меня, так мне кажется, что, кроме теней, она ничего не видела. Шел дождь… ветер… вот и все.

Некоторое время они ехали молча.

Нарушила молчание Скалли:

— А что, если она все-таки что-то видела? Зубочистка перекочевала из одного уголка рта в другой.

— Что именно, агент Скалли? Черного гоблина? И что прикажете мне с этим делать? Я уже сказал:

она, как всегда, была пьяна. Просто ей померещилось. Увидела какую-то тень — вот и все.

«Возможно, и так, — подумал Малдер, — однако если есть тень, то должен быть и тот, кто ее отбрасывает».

— Шеф, а она одна такая? — спросила Скалли.