Голоса говорили ему, что он поступил правильно. Но уверенности не было. Сомнения темным облаком висели над ним, пока он ходил из комнаты в комнату. Он тревожно бродил, что-то бормоча про себя. Правил логики, времени, здравого смысла больше не было – он отменил их. Он шел к своей цели и добрался до нее.

А что теперь?

Голова болела. Он перестал ориентироваться. В висках стучала кровь, а вокруг него была смерть.

Где Джой?

На улице, ясное дело, блядует. Проститутка… проститутка… проститутка.

Она считает его уродом. Ничтожеством.

Он ей больше не нужен.

Он закричал от ярости и пинком распахнул дверь в кабинет Сейди.

Крик замер в горле, и он застыл как столб, пораженный.

Ого, вот бы Джой увидела, что видит он… да… да.

Он несмело вошел в комнату и приблизился к гигантскому плакату на картоне, прислоненному к стене.

Протянул руку – стал трогать и удивляться.

Это же он.

Его фотография.

Мать спокойно вглядывалась в Бадди.

– Я думала, ты умер, – сказала она. – Как и твой дружок Тони.

Он засмеялся деланным смехом. Впервые посмотрел на все дело ее глазами и, что бы она ему ни сделала, понял, что, наверное, страшно ее обидел.

– Дышу пока, – сказал он, стараясь обратить все в шутку.

Она кивнула.

Он неловко переминался с ноги на ногу, чувствуя себя каким-то малолетним обалдуем.

– Можно мне зайти в дом?

– Нет, – категорически отказала она.

– Слушай, – сказал он. – Я вернулся с тобой мириться. Мы, оба делали то, что не следует… но как там в старой пословице?..

Свой своему поневоле брат. Верно я говорю?

Она обеспокоенно посмотрела по сторонам, увидела, что одна соседка поливает у себя в садике, другая треплется с почтальоном.

– Что ж, зайди, пожалуй, – нехотя согласилась она. – Только не вздумай вести разговоры при Брайане. Понял?

Он вошел в дом за ней следом и глубоко вздохнул. Тот же запах… едва уловимая смесь чеснока, мускусного аромата духов и свежего белья. Его обуяла тоска по дому. Он готов, если и она готова, забыть и простить. Может, и Ангель как-нибудь сюда привезет.

Она провела его в гостиную, ту, что предназначена для гостей, и сказала:

– Садись.

На черном рояле – несколько фотографий в старинных серебряных рамочках. Бабушка с дедушкой в Италии – на фотографии цвета сепии. Их дочь, красавица, вся в белом, косы до пояса, Свадебная фотография, мужчина на снимке – не его отец. Брайан – маленьким мальчиком. Его фотографии нет. Где же старина Бадди, когда-то единственное счастье в ее жизни?

Она проследила за его взглядом и сказала:

– Я снова вышла замуж.

Как обухом по голове. А почему, собственно? Разве у нее не может быть своей жизни?

– Эй… это же здорово. – Тон был неискренним. – Значит, догадываюсь, у меня братишка… я хочу сказать, сводный вроде.

Это… а… замечательно.

– Нет, – возразила она с холодком. – Брайан не имеет к тебе абсолютно никакого отношения.

Ему опять нужна была семья, фамильные корни.

– Понимаю, злишься на меня. Я должен был дать знать о себе, но мне надо было с собой справиться. Ты ведь не можешь не признать: то, что случилось между нами, – ненормально.

Он помолчал, а потом продолжил настойчиво:

– Ты ведь должна признать, что и твоя вина есть.

Холодный взгляд.

– В чем?

Он повысил голос.

– Только не надо. Ты знаешь, в чем.

– На твоем месте я бы не стала из-за этого переживать.

– Слушай… десять лет я из-за этого переживаю. А сейчас просто хочу об этом забыть.

– Кровосмешение. Ты так думал?

Его шокировало, что она с таким безразличием произносит это запретное слово. Хватит с него. Лучше уйти. Непонятно, но захотелось плакать… Многие годы с ним такого не случалось.

– Почему? – Он взял себя в руки.

– Потому что ты мне не сын, Бадди. Усыновили тебя, когда ты был четырех дней от роду.

Он ушам своим не поверил.

– Усыновление не было законным, – спокойно продолжала она. – Мы купили тебя, заплатили деньги, потому что отчаянно хотели сына. Мне сказали, что детей иметь я никогда не смогу. – Она помолчала. – Но Брайана-то я родила, так что, как видишь, врачи ошибались.

Он просто не знал, как ему себя вести, что говорить. Столько мыслей, противоречивых чувств. И пожалуй… хотя удар был страшный… как камень с души свалился.

– Кто я? – наконец спросил он.

– Меня не поставили в известность, – ответила она сухо, потом добавила:

– Я не чувствую, Бадди, что чем-то тебе обязана.

Десять лет назад ты счел нужным меня оставить. Давай-ка притворимся, что ты так и не вернулся.

Элейн приняла душ, потом записалась к парикмахеру. Пробовала привести дом в божеский вид, но уборщица из нее всегда была никудышная, так что она позвонила Лине и вежливо попросила ее вернуться.

– У меня другая работа, сеньора, – твердо заявила Лина.

– Но ты мне нужна, – настаивала Элейн, как будто их связывали особые узы. – Мистер Конти вернулся, а ты знаешь, как он расстроится, если тебя не будет.

– Может, подыщу вам кого другого.

– Не пойдет, Лина. Он захочет, чтобы здесь была ты, прямо в понедельник, с утра. Будь добра, не огорчай его.

Она решительно повесила трубку и налила себе чашечку кофе. Был минутный соблазн плеснуть туда капельку чего-нибудь, но прошел, как только она приняла во внимание свое новое положение. Росс вернулся. Надо держать марку.

Она позвонила Биби.

– Не угадаешь, – театрально заявила она, не обращая внимания, что они несколько недель не разговаривали.

– Что, пусик? – осведомилась Биби, с трудом скрывая досаду, что ее подловили.

– Мы с Россом опять вместе. Мне хотелось, чтобы ты узнала об этом первая.

– Как, вы вместе? – Удивление выплеснулось через край. – Вчера вечером он был с Джиной. Мне жаль, милочка, но ты ошибаешься.

– Биби, – твердо заявила Элейн, – я не дурочка. Вчера вечером он, возможно, и был с Джиной, а сегодня утром вернулся ко мне. Чтобы остаться.

– Ты уверена, пусик?

– Конечно, уверена.

У Биби потеплел голос. Она процветала на эксклюзивных сплетнях.

– А Джина куда делась?

– Как насчет обеда в понедельник? Тогда все и расскажу.

– Я занята в понедельник, но, наверное, все переиграю. Да, ради тебя, пусик, переиграю.

– Прекрасно. В час в «У Джимми»?

– В «У Джимми», милочка, такая скучища. Я подыскиваю новый ресторанчик, очень славный. Китайский. Моя секретарша позвонит тебе в понедельник утром и скажет адрес.

– Отлично. – Элейн повесила трубку и улыбнулась. Обед с Биби. Достойное возвращение в нормальную жизнь.

Ангель дождалась, когда горничная уйдет, и взялась за работу.

Появились «Лизоль», и «Аджакс», и щетки, и тряпки. Длинные светлые волосы она убрала с лица, завязала сзади и серьезно принялась за уборку квартиры Бадди – так, как следует. Основательно. А не так – плюнул, и готово дело. Она хочет, чтобы к его при, езду все блестело. И будет блестеть.

Тихо напевая, она начала с ванной.

Леон Розмонт подъехал к дому в Сан-Диего, как раз когда Бадди уходил. Случаются порой идеальные совпадения, и Леон, сам того не зная, оказался в нужное время в нужном месте. Опоздай он на пять минут – и упустил бы Бадди.

Они встретились на крыльце, у входа.

– Извините, – сказал Леон резким голосом. – Вы Бадди Хадсон?

Бадди не был настроен вести беседы. Мужик – типичный полицейский. Черт! Они залезли в архивы и хотят теперь доследовать это дело.

– Да. Но слушайте… я ошибся сегодня утром. Насочинял всякого, знаете ли.

Леон странно на него посмотрел.

– Что-что?

– Вчера вечером надрался со страшной силой, – объяснял Бадди. – Можете убрать архив. Я даже не помню, что нес.

Леон нахмурился.

– А что вы несли?

– Э… вы полицейский?