«Снова заклинание реальности», — горько подумал Ларсен. Внезапно его прошил отчаянный крик из динамика; смешанный с шумами и тресками, он словно отражался от стен.

— «Альбатрос»… ко всем… раствор… рулевой рубки… температура… невозможно… экипаж до конца… проводка…

Голос внезапно прервался, и Ларсону показалось, что из этой пустоты его ушей достиг горловой вскрик, что-то вроде: «Идут!» или «Здесь!». Но уже через миг он был уверен, что ему послышалось. Никто другой, похоже, ничего не слышал. Динамики разразились какофонией звуков. Все корабли просили, чтобы «Альбатрос» отозвался еще раз. Но в ответ — тишина.

Омут с некоторым сожалением взглянул на Бланко, словно извиняясь за оборванное сообщение с «Альбатроса».

— Не хватит времени, — отозвался Ларсен, хотя очень хотел, чтобы это не оказалось правдой.

— Чушь! — выкрикнул Саннэ. — Ты ведь слышал, экипаж добрался. Наверняка сейчас начнут резать нос…

Ларсену показалось, что они слышали обрывки двух разных сообщений. Похоже, они тоже умели подсознательно обманывать себя.

— Вижу «Альбатрос», — спокойно произнес Янссен и дал картинку на главный экран.

Ларсен повернул голову к боковому креслу, где тот сидел. Любой человек в такой ситуации наверняка вскрикнул бы от избытка чувств, но нестроевик говорил спокойно, словно о чем-то обычном. На экране горела красная точка, венчающая корму попавшего в аварию корабля, что не предвещало ничего хорошего. Тем более, огни на «Альбатросе» не горели. В углу экрана виднелась приближающаяся точка. «Титан» или «Баллистический» немного опаздывали.

— Мы в секторе «Альбатроса». Вызывай их, — приказал Омуту Бланко и сел в кресло.

Прежде чем нестроевик-радиотелеграфист выполнил приказание, они услышали сообщение от «Луны Главной», которая присматривала за всей спасательной операцией.

— «Луна Главная» ко всем в секторах 66, 67, 68, 46, 47, 48 и 96. Объявляю сектора закрытыми. Все корабли, которые не идут полным ходом к «Альбатросу-четыре», должны немедленно остановить и поставить реакторы на холостой ход и зажечь позиционные огни. Внимание, «Порыв»! Внимание, «Титан Арестерра»! Внимание, «Баллистический-восемь»! Внимание, «Кобольд семь ноль два»! К вам обращается «Луна Главная». Открываю вам свободный путь к «Альбатросу-четыре».

— Автоматы зацементировали мелкую протечку, — сказал замолчавший было Саннэ: он следил на одном из мониторов за работами у реактора.

Ларсен вслушался. Показалось, что в его голосе термин «автомат» приобрел презрительный оттенок. Заметив это, он почувствовал себя странно: такое означало бы, что нестроевики не слишком отличаются от людей. Реактор «Порыва» начинал сбоить. «Скоро цементирование придется повторять», — подумал он, но с удивлением отметил, что принял это без особых переживаний.

— Есть связь с «Альбатросом»? — спросил новый командир.

Омут покачал головой. В этом жесте тоже было нечто человеческое: смесь печали, отчаяния и надежды, что скоро связь восстановится. Совершенно по-другому, чем у Янссена, объявляющего, что он видит «Альбатрос».

Ларсен почувствовал смущение. Они настолько же отличаются один от другого, насколько отличны люди?

— «Порыв Арестерра» ко всем, идущим на помощь «Альбатросу-четыре», — отозвался по фоно Бланко. — Я на оптической с «Альбатросом». «Альбатрос» дрейфует примерно по эллипсу Т348. Корма раскалена до вишневого цвета. Сигнальные огни отсутствуют. «Альбатрос» не отвечает на вызов. Останавливаюсь и начинаю спасательную операцию. Конец.

— Пээр, это ты? Что с вашим реактором? Идете знатно…

Бланко, смутившись, выключил фоно. Ларсен узнал этот голос — Климаш. Они были немного знакомы. Ну да, его «Кобольд» тоже в секторе.

— Будь у нас на борту пассажиры, не будь это тестовый полет… Ты бы тоже?.. — спросил он.

Бланко встал с кресла. С Янссеном и Саннэ они, должно быть, общались без слов или как-то так; те двое встали одновременно с ним. Бланко еще раз взглянул на Ларсена, и в этом мимолетном взгляде было столько презрения, что человек, сам того не желая, отвел глаза. Презрение на лице, презрение, когда он говорил об автоматах… Они не отличаются от нас, они — наши приемные дети, хотя сильно желают от этого отречься.

Омут снял наушники и покинул место радиотелеграфиста.

— Останешься с ними. Следи, если они очнутся, — приказал Бланко.

Омут принял приказание без гримасы. У них и раньше была иерархия, или она создается ad hoc?

— А вы куда? — Ларсен принялся дергать пояс, но защелки держали крепко.

Вопрос был глупым: он ведь знал, что они отправятся на помощь «Альбатросу». Или только на помощь нестроевикам «Альбатроса»? Может, и нет. В конце концов, чем больше живых людей-заложников, тем больше шансов вырвать что-то для себя. Он старался прочувствовать ситуацию с ангелами. Именно поэтому они хотели быть у «Альбатроса» первыми — чтобы спасти своих и перехватить людей. А затем потребовать… Чего? Он вспомнил журнал в радиорубке. «Коперник». Теперь все фрагменты в голове Первого встали на свои места, образовав логическое целое.

— Я хочу пойти с вами.

Бланко остановился у выхода из рубки. Посмотрел на Омута и бесчувственных Валлаверди и Марвайка, потом — на Ларсена.

— Это опасно. Ты можешь погибнуть, а ты ведь хочешь жить. У тебя есть шанс выжить. Очень советую, превозмоги свой порыв и действуй сообразно логике. К тому же ты нам еще понадобишься.

— Знаю. Но там есть люди. Некоторые меня знают, и им будет легче говорить со мной, с человеком. Они вам тоже пригодятся, вы это знаете. Может, вы хороши в расчетах и знании небесной механики, но и понятия не имеете о психической механике человека. Ни малейшего…

Он замолчал.

Пряжки поясов разошлись внезапно с тихим чавканьем. Ларсен мимолетно взглянул на Омута, но тот сосредоточился на других членах экипажа. Радиотелеграфист и Второй еще оставались вне всего, что происходило на корабле.

Приближаясь к дрейфующему обелиску, которым сейчас был «Альбатрос», они постепенно ослабляли спуски пистолетиков. Саннэ держал тубу лазера, но не оставался в тылу. Ларсен присматривался к ним: ко всем и каждому по отдельности. Было что-то странное в их абрисах. Внезапно он почувствовал сильное желание хлопнуть себя раскрытой ладонью в шлем. Да так, чтобы пангласит задрожал от удара. У них не было баллонов с кислородом. Только он, единственный из всей четверки, нес на себе их горб.

Следующие несколько минут Ларсену казалось, что он парит в окружении ангелов. Ангелов. Мысль о том, что это не ангелы и не люди, пришла в следующий момент.

— Они должны были попытаться прорезать носовую броню и выйти наружу, — напомнил в наушниках Омут.

Бланко, плывший рядом с Ларсеном, кивнул шаром шлема.

Газом из пистолетиков они откорректировали направление полета. Раскаленная докрасна корма начала исчезать из поля зрения. Когда они увидели нос, не смогли скрыть разочарования: там никого не было, а поверхность осталась целой и невредимой. Похоже, прорезать броню не удалось, как и выбраться наружу. Увенчайся такая попытка успехом, Ларсен и остальные отбуксировали бы их на борт «Порыва». Увы, надежды оказались тщетны. На «Альбатросе» был экипаж из девяти человек, а перевозил он, кажется, руду; на борту имелось тяжелое оборудование. Казалось, они должны были справиться. Это ведь не пассажирский корабль, где в кризисной ситуации приходится думать о нескольких десятках — а то и больше — человек, которым неизвестны процедуры и которых непросто контролировать. Но экипажу «Альбатроса», похоже, не повезло.

— Температура растет, — услышали они лишенный эмоций голос Омута.

После его слов воцарилась тишина. Ждали решения Бланко.

— Попытаемся проникнуть внутрь в носовой части, — сказал тот наконец. — Они должны быть внутри, где-то поблизости.

«Похоже, Бланко не теряет надежды, что кто-то из экипажа „Альбатроса“ жив», — подумал Ларсен. Он немного завидовал этой его вере. Вспомнил, что до сих пор не узнал у самозваного командора, сколько их — нестроевых — было на потерпевшем аварию корабле. Но спрашивать не стал.