Рич писал эти письма под утро, когда Игровой Город только пробуждался, возвращаясь к своей ленивой, расслабленной жизни. Писал их по одному-два в месяц, после чего откладывал в собственноручно сконструированный сейф и возвращался к ним через несколько дней, чтобы проверить, достаточно ли четко он выразился. Если так и было, шел к почтовому ящику.

Однажды он догадался, что кто-то их читает, когда Дом остается пустым. Сообразил, что взломщиками являются агенты ФБР, и понял, что именно по этой причине нет смысла еще и отсылать им письма. Но тем охотнее он стал их писать.

Он лежал рядом с ней, смотрел на спящую Кейт, и умиление сжимало ему горло. Когда она спала, ее черты становились невинны. Это из-за темноты спальни, но не только. Когда спала, не были видны ее проницательные, печальные глаза. Губы она поджимала так, что те почти исчезали, будто каждую ночь ей приходилось вести тяжелый, изматывающий бой. «И как знать, — подумал Рич, — может, так оно и есть».

Она была прекраснейшей и прекраснейше пахла. Эта магия ведома немногим женщинам: приехала лишь нынче утром, а Дом уже пах только ею.

Кейт забормотала и неспокойно шевельнулась. Он мягко прикоснулся рукою к ее волосам, ни на что иное не отважился. И так-то едва не расплакался.

И тогда он услышал голоса.

Внизу, в зале, а может — на кухне. Мужской голос. И музыку.

ФБР.

Сердце заколотилось, яйца попытались спрятаться в подбрюшье.

Да, мужской голос, отчетливый, кажется один, он не различал отдельные слова, но узнал мелодию английского языка. Фоном была странная музыка, неритмичная и словно механическая.

ФБР. Или ЦРУ. Или АНБ.

Странно: одновременно у него пересохло во рту и захотелось отлить.

Кейт снова что-то пробормотала, еще сильнее сжала губы.

Глубокий вдох. Он вовсе не желал этого. Встал так аккуратно, как сумел. Тихо вышел из спальни.

Или КГБ. Боже, только бы не убийцы из КГБ.

Сообразил уже на лестнице. Это радио. Маленькое кухонное радио,

по которому они слушали местные новости и молодежную музыку. Радио включилось.

Он почти обоссался. Услышал собственное имя?

Вошел на кухню, но не стал зажигать свет. Ему казалось, что стоит щелкнуть выключателем, и весь дом осветится и озвучится электричеством. Кухню и так освещали луна и уличные фонари.

Теперь уже слышал отчетливо.

Мужской голос, решительный и одновременно вежливый. Фоном — странные отзвуки, порой клочья мелодии.

Он осторожно приблизился. Радио стояло на холодильнике. Подсвеченная шкала указывала привычную частоту. На стене, позади него, висели ножи, шесть сверкающих клинков — подарок матери Кейт, времен, когда та еще их проведывала.

Уже протягивая руку к выключателю, он знал, что это ничего не даст, и передача все равно продолжится.

Щелчок.

И тишина.

Он упал на стул, потный и задыхающийся, уставший, как после длительного бега. Или, скорее, после короткого спринта — после сорока он уже не мог увидать свой крантик, глядя вниз. Рассмеялся тихо, внезапно, пришлось закрыть рот ладонью.

У него ведь уже несколько лет не было дрели.

Боже, как же он устал. Чудо, что его удар не хватил. По крайней мере сомнений у него не было.

Они хотели его убить.

Кто?

Список был длинный — одних аббревиатур набралось бы на целый гребаный алфавит. И он боялся, что вскоре узнает.

Подождал, пока пульс слегка замедлится.

Что теперь? Два часа ночи. Холодильник. Он пожал плечами. Раз уж зашел на кухню…

Базовый состав: стакан молочного протеинового коктейля и две неполные горсти таблеток. Сперва старые друзья — белые, с крестиками посредине. Потом цветные, смесь, подобранная на глазок, радужная лотерея.

Он проглотил, запил. Открыл на кухне окно, в горячей летней ночи всегда пахло океаном. Улица казалось пустой. Это важно.

Он уселся на тахте в зале. Подождал там сил и уверенности. Те счастливо пришли еще до Большой Тени. Уже успокоенный, он вернулся наверх, в спальню. Лег рядом с Кейт, от нее исходило тепло. Пришлось откинуть покрывало, потому что он тотчас облился потом.

До рассвета он смотрел, как она спит. Считал веснушки на ее плечах. И вслушивался, не раздастся ли из кухонного радио очередной убийственно-извращенный приказ.

Не раздался. Лишь полицейские сирены выли вдали, аккомпанируя встающему над Заливом солнцу.

Это было хорошее утро, несмотря ни на что.

Сперва они отправились за газетами — улицей, пропахшей июлем. Завтрак, который он приготовил, ели неспешно и долго, слушая радио и смеющихся за окном детей. Кто-то пришел к Ричу, но он даже не встал из-за стола, а Кейт не пустила гостя. Это снова было ее царство.

Ночное Кухонное Происшествие осталось далеко. (Так он мысленно его называл; знал, что если вернется к прозе — теперь, когда Кейт снова здесь, кто знает — если вернется к писанию, это был бы хороший фрагмент.) НКП казалось настолько далеким — физически. Вероятно, оно принадлежало лишь Миру Без Кейт и было его последней, предсмертной дрожью. Как последний спазм умирающего марсианского оккупанта, прямо из рассказов, над которыми Рич так любил подшучивать в присутствии своих все менее многочисленных знакомых.

После завтрака Кейт едва его не прикончила.

— Гляди, — сказала, когда он сидел за кухонным столом над «Сан-Франциско кроникл». Как исключение, он начал не с некрологов, так как опубликовали очередное письмо от Зодиака. Впрочем, получалось то же самое.

— Да? — Он не поднял головы.

Она стояла где-то за его спиной.

— Ну погляди.

Он услышал, что Кейт улыбается. Повернулся и едва не помер от страха.

Она стояла на пороге, сияющая. С электрической дрелью в руках.

Обошлись без сцен; ночь, проведенная вместе, прибавила ему сил.

Кейт одолжила дрель у сестры, зная, что она может пригодиться. Думала, Рич обрадуется. Нет, ну ясно — обрадовался. В конце концов. И не рассказал о НКП.

Когда она сказала, что должна съездить за остальными вещами и будет только вечером, он долго ее обнимал. Черпал из того, что было между ними, заряжал батареи. Ему нужна была ее любовь и его любовь к ней. Может даже больше, чем

(дрель)

таблетки.

Она отступила, когда он о них подумал. Кейт всегда знала. Они все знали.

— Нам нужно поговорить, — сказала она.

Он подумал, что у его жены — глаза Афины, богини-воительницы.

— Когда я вернусь.

— Я знаю.

Притянул Кейт к себе (она едва могла его обхватить — любили это оба) и долго вдыхал запах ее волос. Те пахли шампунем и яичницей.

Махнул ей в кухонное окно, когда она отъезжала. Чудесный летний день в Игровом Городе: везде освещенные солнцем пятна ясности — зеленые и голубые.

Когда ее «хеви» исчез за углом, Рич закрыл окно, опустил жалюзи и открыл холодильник.

В тот же день, сразу пополудни: расслабленный Рич лежал на тахте в затененном зале и слушал Вагнера. Когда раздался стук в дверь, он сразу понял: что-то не так. Это был странный стук, произведенный кем-то уверенным в себе и одновременно скучающим.