Но это неважно. В голове закрутилось — если не получается поймать шпиона, следует изловить связного. Один он не справится, привлекать городских просто опасно. Чумаки! Они уж точно здесь ни при чем. А что если попросить помощи у них?.. Если объяснить им, что шпион виновен в смерти их побратимов?.. Их в обозе человек тридцать. И, ежели выставить по человеку на три версты… Нет, не хватит на все побережье. Днем-то, может быть и достаточно, но ночью мог случиться туман, когда за сто саженей ничего не углядеть.
Еще был пленный матрос, который бы, верно, узнал связного. Можно было бы соблазнить деньгами, почетом. Но кто знает, что творится в голове этого англичанина: солжет ли он или станет помогать.
И вдруг в мозгу щелкнуло, сложилось, выкристаллизовалось оно самое — решение…
«…А все же не помешало бы тросточку, — подумал Аркадий, осматривая свой костюм. — И седины. Мукой, что ли, волосы припорошить?»
Но — раздумал. Не вышло бы хуже.
Он изо всех сил в тот день Аркадий пытался выглядеть серьезней, старше своих лет. Но получалось ли?.. Грызли сомнения: не будет ли он в этой попытке выглядеть смешным?
Эх, как жаль что Конкордия не рассказывала ему о манерах и обычаях высшего света. Верно, какой-то аристократ запросто решил бы задачу, подавив селюков своим врожденным величием.
А вот преинтересно: кем были его предки, людьми благородными, честными или кем попроще?… Если положить, что поколение сменяется за четверть века, то за столетие количество предков удваивается четырежды.
Господин Карамзин писал, будто Рюрик воцарился на Руси тысячу лет назад. Стало быть, следовало произвести четыре десятка удвоений. Аркадий принялся считать, и когда на середине вычислений произведение перевалило за миллион, бросил это занятие. Столько людей, вероятно, на Руси и не было в те времена, и некоторые становились предками многократно. И даже с поправкой на это ясно становилось: столько благородных предков не нашлось бы. Не спросясь, его прадедами и прабабками становились всякие подлецы, и ведь теперь не выкинешь их своего прошлого.
В этих мыслях он вышел из дому. Прохожие смотрели на Аркадия с удивлением, а старуха, торгующая цветами на углу Большой Садовой и Екатерининской, захватила Аркадия врасплох и чуть не продала букетик сухих и жестких, словно проволока, цветов.
— Вы, Аркаша, никак идете просить руку Дашеньки? Вырядились сущим фатом! — сказал Аркадию какой-то полузнакомый, встретившийся ближе к Торговой.
Аркаша уже клял себя за неосторожность. Следовало выбираться либо дворами, либо вовсе, сделать небольшой крюк вокруг города.
Но, как бы то ни было, Аркадий добрался до чумацкого лагеря, прошел через щель между возами, спросил старшего. Аркадия проводили к шатру, раскинутому посреди стоянки.
Было слышно, как в палатке кто-то жаловался:
— Якась брудна потвора поцупыла…
Украинский говор настраивал на спокойный манер — чего можно было ожидать от этих гречкосеев, селюков…
Однако же Аркадий сразу насторожился, когда откинув полог, проводник сообщил атаману:
— Прийшов той хлопець, що крывави гроши прыносыв.
Атаман тут же отослал проводника и собеседника, указал сесть Аркадию на пуфик, но сам остался стоять.
— Слушаю вас, — говорил он на русском чисто, без малейшего акцента, тщательно выговаривая каждую букву. — Чем могу быть полезен?
— Это касается ваших друзей. Тех, кого убили… Я знаю, кто это сделал… Ну как… Не совсем знаю…
Пока Аркадий шел сюда, он придумал целую речь, но она вылетела из головы от неожиданностей.
— Я думаю… Мне кажется…
— Вы думаете, или вам кажется? — улыбаясь, спросил.
— Я думаю, что мне кажется… Мы с вами ищем одного человека. Кроме ваших друзей, он убил еще двоих… И, кажется, я знаю, как его лучше найти…
Атаман широко улыбнулся:
— Денег не дам.
— Мне нужны не ваши деньги. Мне нужна ваша сила…
— Тогда я вас слушаю.
…Бастионом командовал подполковник, извлеченный из забвения по случаю войны. Был он уроженцем здешних мест, изрядно пил и от того почтения к нему не имелось никакого. Зато Николая, не смотря на молодость и скромный чин, многие считали заезжим героем, почти знаменитостью.
В тот день к Николаю заглянул молодой патриот с очередным планом спасения отечества. Рязанин-младший вчера весь вечер пил с приятелем — гусаром-александрийцем, заглянувшим в город по пути на Дунай, где дрался его полк. Гусар был пьян доныне, а Николай — неопохмелен, а потому был настроен сказаться больным и отослать посетителя, или, хотя бы, спихнуть его на какого-то из Петров. Но городничий тому решительно воспротивился: патриот приходился сыном какому-то купцу, и обижать визитера Николаю было строжайше запрещено.
Потягивая лафит Рязанин-младший слушал речь посетителя:
— Мы напрасно отказываемся от ведения войн в небе. А ведь еще пятьдесят лет назад человек не только поднялся в воздух, но и благополучно сел. Мы могли бы сформировать флот из воздушных шаров, кои с попутным ветром проникали бы в глубину враждебных стран. Недостижимые для неприятеля, российские храбрецы могли бы с воздуха бомбардировать вражеские города, мануфактуры.
— А ежели ветер переменится, чьи мануфактуры жечь прикажите? — спросил Николай. — Свои?.. Но это полбеды. Англия — страна островная. И храбрецы, промахнувшись по острову, погибнут в океане.
Но разве это могло остановить патриота?
— Земля, как известно, круглая, и облетев мир, они вернутся в родные края. К тому же, можно провести молебен о ниспослании благоприятного ветра.
— Молебны проводятся и без того, но не слишком пока нам помогают. Видать, и на земле у Господа свой помысел, а уж что говорить про небо?..
— Но сотни смельчаков с радостью пожертвуют своими жизнями…
— Они-то пожертвуют, да при таком раскладе смельчаки быстро закончатся. И с кем тогда воевать прикажете? С трусами и подлецами? В общем, юноша…
«Юноша» напрягся, хотя едва ли был старше Аркадия.
— Недодуман ваш проект. Недодуман… Думайте, как возвращать воздухоплавателей. Голубей, может, почтовых приспособить, дабы они к дому шары тянули…
И «Юноша» удалился не то задумчивый, не то сбитый с толку.
Николай, допив вино, спустился в зал, где застал своего отца и полицмейстера, прибывшего к нему на доклад.
— Шиш! Не бельмеса не петрит, бушмат от бушлата отличить не может, а все туда же — отчизну спасать! — возмутился Николай.
Но по лицам старших понял: что-то произошло.
— Кто-то умер? Опять шпион?..
— Твой приятель Аркадий опять куролесит. Оказывается, сегодня ночью чумаки скрутили человека, высадившегося с английского корабля. Аркаша с греком уже печатают свою газетенку и попытались отбить телеграмму в Екатеринослав. Едва успели перехватить, — сообщил городничий.
Ники засмеялся:
— Ай-да Аркадий! Я говорил, что он далеко пойдет?..
— Был у чумаков, — сообщил полицмейстер. — Англичанина держат за своими телегами. Согласны нам выдать только в обмен на убийц чумаков — живыми или мертвыми.
— Ну, так в чем же дело! — лихо ответил Ники. — Везите англичанина в город, пытайте, бейте, он вам выдаст шпиона. А на него уже всех собак повесить можно!
— Не согласятся! Это же чумаки! Цепкие, что твой клещ! — засомневался городничий.
— Согласятся! Целуйте крест, говорите, что к утру скажете, кто убийца.
Чумаки, как ни странно, согласились.
Ближе к вечеру возле лагеря чумаков появился полицейский фургон — деревянная коробка на четырех колесах без окон и с дверью, закрывающейся на навесной замок. Доселе он стоял на заднем дворе полицейского участка для особых случаев — обычно арестованные в Гайтанове вину имели малую и перевозились в обычной телеге.
Однако же этот самый особый случай, похоже, наступил.
К двум конвойным полицейским из шатра вывели пленника — со связанными за спиной руками, в башмаках, в простых штанах и вышитой свитке с поднятым воротником.
