На кухне Ники занял две чарочки, расплескал по ним ароматный напиток. Чокнулись, но выпили без тоста. Живой огонь разлился по венам, боль отступила.

— Так что тут у вас было?..

Ники кивнул, начал рассказывать…

Пока Аркадий валялся в беспамятстве, в субботу, в день Трофима Бессоника, интервенты снова напали на Гайтаново. На сей раз два корабля под английским флагом и один под французским на одних парусах прокрались в тумане почти к самой Бирже, и около пяти, когда лишь засерело, ударили полновесными бортовыми залпами. Первым же практически смело Бастион. Пока оглушенные и уцелевшие солдаты искали что и из чего выстрелить, английские и французские орудия разносили город. От взрывов гранат выбивало стекла в окнах, рушились стены. Горожане спасались в погребах, и огоньки свечей дрожали в такт с залпами, звенели банки. Война стала ближе — так, что ближе и не бывает. И жизнь казалась до безобразия бренной, совсем как этот дрожащий огонек: дунь — и погаснет. На церкви, что перед базаром одним ядром снесло крест, другое засело в стене Божьего дома.

Длился налет каких-то четверть часа, пока на Бастионе не нашли две исправные пушки и не ответили. Били почти в упор, и продырявили французскому кораблю фальшборт. Второй же залп дали вдогон — пары на иноземных кораблях уж были разведены и в дуэль вступать они не собирались.

Налет заставил многих горько рыдать: на Бастионе убило четверых солдат, еще дюжину покалечило. Средь гражданских потери оказались тяжелей: одного дворника пришибло картечью — видно, высунулся из дома, за что и поплатился. Еще одна семья в полном составе угорела в своем подвале после начавшегося пожара. Когда погасили огонь, полицмейстер заключил, что пожар начался из-за небрежности хозяйки, не убравшей от печи масло.

Началось еще с полдюжины пожаров, их потушили не без хлопот, но довольно быстро.

Нанеся удар, корабли удалились в море, оказавшись вне досягаемости уцелевших пушек. Где-то сутки они простояли западней города. Как понял Аркадий — ровно в том месте, где и в прошлый раз, когда Аркадий обнаружил переписку с берегом. После — ушли.

— Куда ушли?

Разливая по третей, Ники пожал плечами.

— Не знаю, я уезжал в имение. Говорят, разделились. Была еще бомбардировка Мариуполя, но там был будто бы только французский корабль.

От обиды Аркадию стало горько. Верно, английский лазутчик снова имел сношение с кораблем. Его можно было бы взять с поличным, а Аркадий потерял время, гоняясь за ветром в поле.

А бомбардировка — это были уже не шуточки. Ведь погибли люди, причем хорошо если бы только солдаты, но ведь смерть забрала людей совсем посторонним. И, верно, не нужна была эта бомбардировка и англичанам, если бы не имелось у них нужды дать знак своему агенту, что они снова тут. А вот если бы шпион был отловлен, и дал признательные показания, город был бы готов встретить супостата из всех щелей… В смысле — из всех стволов.

— Ники, дружище, плесни еще…

Осторожность требовала скорей уйти, любопытство требовало дождаться городничего. Рязанин действительно скоро вернулся домой, и даже не один, а с полицмейстером.

Сели пить чай. Аркадий старался держаться подальше, чтоб не выдать свое пьянство. Городничему же было не до того — он скрывал свой собственный перегар. Исподволь Аркадий полюбопытствовал, цел ли «Адамс» убитого штабс-ротмистра, не сообщали ли, куда выслать вещи покойного. Городничий ответил, что до сих пор револьвер покоится в глубинах несгораемого шкафа.

Аркадий вздохнул: рухнула надежда, что некто уже взял расследование в свои руки. И ответственность, знания, можно переложить на другого…

Говорили о городских делах:

— На сегодняшний месяц сбор средств для строительства убежища идет хорошо. К сентябрю, верно, управимся. Может, даже осенью начнем, с Божьей помощью, постройку. А в будущем надобно построить пожарную каланчу и учредить пожарную команду.

Сидящие за столом дружно кивнули головами. Вопрос был для города важен. Многие переселившиеся в эти края были неприятно поражены нравом здешних жителей при пожарах. Ежели где-то в Тульской или Калужской губернии пожары тушились всем миром, можно сказать — весело, то в Гайтаново на пожар приходили скорей полюбоваться всполохами. И немудрено. В сложенных из дерева селах и деревушках при попустительстве могли пойти дымом половина дворов. А в приазовских городах дерево — только на пол и перекрытия, потому опасаться, что пожар переброситься в соседний двор, а, тем более, через улицу.

Идею о пожарной колокольне горячо поддерживал полицмейстер. До сего дня тушением пожаров занимались полицейские чины. И, следовательно, созданную пожарную команду хотя бы по первой поре подчинят ему. А это значило: новые люди, новые средства на их содержание. И что особенно приятно — новая власть.

Раззадорившись, полицмейстер был разговорчив без меры:

— А помните, я рассказывал про молебен о ниспослании дождя? Там едва еще еврейчика не зашибли до смерти. Ну помните же?.. Так вот! После молебна таки пошел дождь! Да с таким крупным градом, что он побил посевы и кур!

Дождя Аркадий не помнил, однако же это ничего не значило — он мог пройти клином, не задев город, или случиться, пока юноша валялся без сознания.

— Ну что сказать. Заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибет, — ответствовал городничий, попивая из блюдца чаек.

— А я так скажу: это Господь за своих мстит, — ответил Ники. — Иисус ведь из евреев!

— Это как? — удивился полицмейстер. — Я читал Писание, там он на русском изъясняется.

— Фу, Ники! Как не стыдно!.. — махнул городничий рукой.

Дым над городом даже в день летний не был чем-то необычным. Но в тот полдень он возник вместе с шумом, с рокотом — пусть и знакомым горожанам, но, вместе с тем, тревожным чуждым в этих местах.

Так шумели английские броненосцы — вспоминали горожане. Но на сей раз звук шел от сараев, что помещались по Торговой ближе к реке. На шум собралось, пожалуй, полторы сотни зевак. Как оказалось, купец Подопригора выполнил свое обещание, получил из Швейцарии паровую машину и сейчас испытывал ее. Паровая машина, первая в городе, встретила почти всеобщий отпор. Лишь дети относились к ней с осторожным любопытством, женщины жаловались, что от шума у них начинается мигрень, более прагматичные мужчины вспоминали, что паровые котлы имеют свойство взрываться.

Убеждения купца в том, что машина совершенно безопасна, не были услышаны.

Вечером купец пришел за заступничеством к городничему, но его также не получил.

— Что же ты, братец! С тобой только хлопоты! — качал головой городничий. — Жалуются, что ты шумишь. Опять же, чем ты свою машину топишь? Дровами?

— Дровами, — согласился купец.

— Ну вот! Уже пошли слухи, что на прокорм твоему железному аспиду пойдут все дрова в губернии, и придется спилить еще все деревья и кусты. Дескать весь Федоровский лес в трубу вылетит!

— Предрассудки.

— Может, и так. Но цены на дрова уже выросли на треть!

Заспорили, но не сговорились. Чем платить взятку, купцу оказалось проще вывезти часть своего производства за город, на хутор по Мариупольскому шляху.

Не застав работающий паровик в городе, Аркадий из любопытства выбрался на хутор. Купец юношу узнал, милостиво разрешил осмотреть работающую машину и даже зарисовать ее. При этом пояснял не без гордости:

— Двенадцать лошадиных сил! Моща такая, что девать некуда! Думаю, как война окончится, еще токарный станок из Англии выписать.

— Вы что-либо слышали о Голове Бога? — невпопад и вдруг спросил Аркадий.

— Признаться, не припомню. А должен был слышать?

Аркадий пожал плечами.

О своей поездке Аркадий в тот же вечер рассказал за чаем у Рязаниных.

Рассказ очень возмутил Николая: