— Пф-ф-ф-ф! — вот, теперь узнаю Тасю: улыбка тут же появилась на ее лице и глаза засверкали. — Очень в твоем духе! Заманить несчастную девушку из столицы в свои дебри и коварно использовать на ниве благоустройства обожаемой Дубровицы!

— Она еще и племянница главреда "Комсомольской Правды"! — поддал жару я. — Пять мешков насобирали, на "Козле" потом на свалку везли... А-а-а-а, я ж тебе не говорил — у меня теперь машина есть!

— То есть тызаставил ма-а-а-асквичку-мажорку убирать мусор, она осталась в восторгах и продолжает тебя домогаться? Умеете вы, товарищ Белозор, с молодыми-красивыми женщинами обращаться... То в баню заманите, то под мост...

— Ой-ой, можно подумать в баню я вас силком тащил, товарищ Морозова!

Товарищ Морозова перекинула винтовку за спину, взялась за лыжные палки и, послав мне воздушный поцелуй, укатила на лыжероллерах прочь. Что я там говорил про стрелковую стойку? Девушка на лыжах — тоже полный восторг. Наверное, дело всё-таки в девушке... Божечки, когда уже пройдут эти самые несколько дней?

***

Привалов-старший заявился на следующее утро, и он был вне себя. Мы уселись в беседке под полураздетым кленом, на котором дурными голосами перекрикивались вороны. Петр Петрович протянул мне пачку листов с напечатанным на машинке текстом — мою статью, потом достал из кармана "Мальборо" и зажигалку и смачно затянулся:

— Солдатовича перевели в Биробиджан! — из его рта и ноздрей клубами валил табачный дым, — Следователем по особо важным делам прокураторы Еврейской Автономной области! По собственному желанию! Черт побери, все регалии и награды при нем, будет у них там теперь Биробиджанский Мегрэ!

Я только тяжело вздохнул. Ну да, тогда, в будущем, поводом для расследования и суда над Солдатовичем как раз и стало дело Геничева. "Мегрэ" признали виновным в превышении служебных полномочий, пытках и сокрытии преступлений, однако в связи с амнистией в честь 70-летия Октябрьской революции уголовное дело в отношении него было прекращено, а самого следователя отправили на пенсию с сохранением всех званий и наград...

— По крайней мере, у нас его не будет, — а что я еще мог сказать?

— Слушай, Белозор... Статья твоя будет очень кстати, я прочел, но ты вот что — там, не называя имен, по этому великому сыщику пройдись хорошенько, чтобы другим неповадно было... Ты вроде как и правильно сделал, акценты сместил, чтоб не обострять, а ты обостри! Биробиджан всё-таки тоже так себе перспектива. А я уж порекомендую ее и в "На страже Октября", и в "Минскую правду" — пускай читают!"Советская Белоруссия" не возьмет — не то кино, а вот "Комсомольская правда" — вполне. Они журналистские расследования любят... Благо — это косяк прокурорских, а не наших, я в министерстве уже поговорил, они одобрили такую инициативу, давно пора всем немного встряхнуться. Так что прикроют тебя на самом высоком уровне. Можешь меня указать в качестве консультанта — пускай попробуют достать, зубы обломают!

— Петр Петрович, кстати, ко мне Югова заходила — как раз из корпункта "Комсомолки". Их директор на беседу зовет.

— Во-о-о-от! Давай, не упускай шанс! А когда зовет?

— Так сегодня-завтра, наверное...

Он, нахмурившись, посмотрел на меня.

— Боюсь я, Гера, что ты опять какую-нибудь дрянь отчебучишь...

— Да что я, маленький, что ли? — мне стало даже обидно, — Ну что я такого отчебучу? На машине туда и назад! Может, в цветочный еще заеду или за пирожными...

— Ладно, но машину я пришлю тебе сам. Можешь звонить в этот корпункт.

Я почти не удивился, когда на проходной спорткомплекса меня ждала знакомая "копейка". Николай сидел на капоте, и, увидев меня, издалека протянул руку и пошел навстречу:

-Ты прости, браток, ну откуда я мог знать...

— Да ладно, — отмахнулся я с досадой, — Понимаю, работа такая.

— Да не, не работа... Просто, ну... Коготок увяз, ну, и, сам понимаешь... — ему и вправду было неловко.

— Ладно, ладно, Коля. Поехали в город. Кста-а-ати! На обратном пути за цветами заглянем?

Тут же лицо этого проходимца расплылось в масляной улыбке:

— А как же, а как же!

— Вам не кажется, что вы зарываете свой талант в землю? — спросил директор корреспондентского пункта "Комсомольской правды" в Минске.

Старовойтов Михаил Иванович, так его звали. Седой, смуглый, поджарый, в отличном сером костюме и черной рубахе без галстука, этот мужчина выглядел настоящим хозяином жизни. Наверное, он думал, что свой-то талант не зарыл в землю. Нет, как человек он мне понравился. Приятный товарищ, настоящий джентльмен. Но слова эти бесили — и в той жизни, и в этой. Так говорили врачам из нашей районной больницы — тому же Тихановичу. Переезжайте, мол, в Минск, не закапывайте талант. Май постоянно твердила — "я в этом захолустье хороню свой талант!" Шестипалый подкатывал ко мне еще в Гомеле — мол, "Гера, Дубровица — это не ваш уровень! Не зарывайте талант в землю!"

Появись в провинции хороший кондитер, учитель, фитнес-тренер, музыкальный руководитель, певец, кто угодно — тут же разыгрывается одна из двух диаметрально противоположных драм: или — "я суперзвезда, и целуйте мне ноги, в вашем смрадном провинциальном болоте нет никого, кто дорос бы до моего уровня", или — "не закапывайте свой талант в землю". Что в семидесятых, что в две тысячи двадцатых — всё та же формула Эскобара.

Успокойтесь, милочка, да какая вы суперзвезда? Так, дирижер самодеятельного хора. И, кроме Дубровицы, и нахрен нигде не нужны. Таких суперзвезд в столицах пруд пруди, и пробились они там или потому, что родились с серебряной ложкой в заднице — в нужной семье и в нужном месте, или — благодаря везению.

Нет? Ну, это даже не смешно. Неужели действительно кто-то считает, что, например, певец, занявший четвертое место в телевизионном вокальном конкурсе, поет хуже, чем тройка победителей? Ну, не повезло человеку. Хуже петь он от этого не стал. Вторая драма, кстати, разыгрывается, когда этот, который занял четвертое место, возвращается домой в провинцию и начинает с удовольствием петь по кабакам и от души руководить народным хором. И в какой-то момент вместе со своим хором занимает наконец первое место на республиканском конкурсе самодеятельных коллективов. Тут-то и появляется такой Старовойтов и говорит: "Вам не кажется, что вы зарываете свой талант в землю?"

Господи Боже, серьезно? Алкаши и бабули из Дубровицы менее достойны того, чтобы лечиться у хороших врачей, читать интересные статьи и слушать отличные песни, чем алкаши и бабули из Минска? Что за снобизм? На самом деле всех таких жалельщиков и противников закапывания таланта в землю обычно выбивал из колеи один простой вопрос: " А вы, может быть, денег на переезд хотите мне предложить и жилье в столице?"

Так что я спросил практически именно это:

— Вы что, работу мне предложить хотите? — и ехидно на него глянул.

Старовойтов ответил мне прямым, как шпага, взглядом голубых глаз:

— Да.

— А тогда... Что? — я поперхнулся заготовленной язвительной фразой, — В смысле?

— Югова тут до июля. Стаж получит — и в Москву переведут, сам понимаешь, — это я понять действительно мог и потому слушал Старовойтова очень внимательно, — Брать еще одну золотую девочку или мальчика я не хочу. Мне нужен кто-то всеядный и готовый замарать руки — в отдел журналистских расследований. Сверху дали добро, "Комсомолка" теперь эдакий клапан для выхода социального напряжения, как и "Фитиль". У нас есть неофициальное разрешение долбить по среднему уровню, понимаешь? Не трогаем верхушку партии и правительство, разоблачаем перегибы на местах. В Белорусской ССР так и вообще начал действовать режим наибольшего благоприятствования. Отчасти — благодаря тебе. Петр Миронович критики не боится, его народ любит... В общем — мне нравится, как ты работаешь. У главреда я "добро" получу до Нового года. Зоя говорила — статья у тебя есть уже? Хочу, чтобы у нас она была первой.