— Эх, будь моя воля… — его рука непроизвольно потянулась к карману, но потом начальник охраны взял себя в руки. — Черт с вами, Белозор. Я запомнил. Я подожду марта. Но так и знайте — вы у меня под присмотром.

— Да ради всего святого! — эта фраза могла испугать меня месяца три назад, теперь я, что называется, пообвыкся.

Как там? Играешь в дурацкие игры — получаешь дурацкие призы. Иллюзий по поводу игр, в которые я волей-неволей ввязался у меня не было.

***

Машеров стол оценил. И гарнитур из двенадцати стульев — тоже.

— А ну-ка, товарищи, присаживайтесь, — он сделал нам всем приглашающий жест в сторону уникальной мебели. — Давайте проведем производственные испытания!

Два места остались свободными и Петр Миронович тут же усадил на них двух охранников. Немного помолчал, а потом сказал одно слово:

— Камелот! — и сразу получил в моем личном рейтинге плюс сто очков к уважению. — Забираю. Буду делегации принимать — обзавидуются. Гришкявичус скоро приедет, потом — Ляшко с Щербицким… У нас скоро все парткомы на Дубровицком мореном дубе будут заседания проводить!

Волков скалился довольно, и разве что руки не потирал.

— И вот эта идея с круглыми столами — продолжайте ее, продолжайте. У нас все равны — и первый секретарь, и рабочий, и комбайнер. Пусть привыкают. А то некоторые возомнили себя новой аристократией… Да, Валентин Васильевич?

Страшный Сазонкин откликнулся:

— Есть такое дело, Петр Миронович.

— Вот так. Ладно, едем к Рикку. Там и Рубан ваш меня заждался, так что — пора, пора! А стол — посылайте ко мне, очень понравилась эта ваша инициатива, так и знайте. Дам указание — пусть перспективные места по республике обследуют, изучат объемы древесины в реках, условия транспотировки… Будем у вас разворачивать производство, на вашей базе.

Видит Бог, если бы Волков не был так хорошо воспитан, он бы издал какой-нибудь торжествующий клич типа «Оу, ессс!», но — Волков есть Волков, он просто коротко кивнул, только глаза блеснули хищной желтизной.

Напоследок, уже выходя с территории ПДО и похвалив исключительные усилия по благоустройству территории, Машеров вдруг резко развернулся, глянул в лицо Василия Николаевич испытующе и спросил:

— Что, в Минск перебраться снова откажетесь? Ну-ну, не тороплю. У вас год сроку, налаживайте тут всё, готовьте преемника. Мне нужен человек в Минлеспроме, на самом высоком уровне. На сей раз отказа не потерплю!

В голосе Петра Мироновича лязгнул металл. Всё-таки несмотря на всё своё обаяние и благодушие, он в свое время руководил одним из самых эффективных партизанских отрядов Беларуси! Когда это было нужно — батька Пётр умел быть жестким. Как там? «Повыбиваю все зубы и вставлю новые…»

***

Рубан был совершенно обескуражен тем, что Машеров нарушил составленный план мероприятий и рванул сразу на заводы. А у дверей райкома ждал и народный коллектив с гармошкой, и хлеб-соль, и всё другое, соответствующее моменту.

Я видел это по лицу бывшего шефа — раскрасневшемуся, со вздувшимися на лбу венами. Но Петр Миронович со свойственной ему врожденной интеллигентностью двумя-тремя фразами избавился от витающего в воздухе напряжения, и вот уже они шли бок о бок с первым секретарем райкома партии и оживленно беседовали:

— … слыхал, Сергей Игоревич, у вас охота тут замечательная? Даже благородных оленей стадо появилось?

— Да-да, точно так, Стельмах наш, из БООР очень этим делом горит, настоящий энтузиаст! Браконьеров совместно с милицией егеря вывели, вот летом была крупная операция, может быть читали…

Машеров прищурился, припоминая, и полез во внутренний карман пиджака за сигаретами. Он вообще много курил.

Сазонкин предупредительно щелкнул зажигалкой, Петр Миронович затянулся.

— Это та история, где схрон с оружием нашли? Постойте-ка, это ведь снова ваш журналист раскопал, да? Белозор, это ведь ваша статья была?

Мне пришлось снова выйти на свет Божий и развести руками:

— Под чутким руководством Сергея Игоревича. Он ведь газетой нашей до последнего времени кировал, так что…

— Послушайте, в последнее время ваш «Маяк» гремит по республике, чуть ли не районка номер один! — польстил нам Машеров, а мы спорить не стали.

Хотя, конечно, районкой номер один была «Минская Правда». С Минским районом особенно не повоюешь. Да и в нашей области были другие крепкие газеты, что тут скрывать? Но слышать такое от руководителя БССР было очень приятно — всё-таки мы все, провинциальный дубровицкие журналюги, и наборщики, и верстальщики и кто угодно еще — все очень старались делать свою работу хорошо. Ну, может быть кроме старой клуши Порфирьевны, но и она выжимала из себя столько, сколько могла.

— А давайте поступим так, — махнул рукой Петр Миронович. — Пройдемся по городу, осмотримся, с людьми пообщаемся, дойдем до редакции, тут ведь недалеко, верно? А там — я обещал интервью. Минут двадцать у нас будет, успеем! Как, Валентин Васильевич, нормально?

Сазонкин, к которому обратился Машеров, был явно не в восторге, но коротко кивнул, и проговрил только:

— Обед…

— Обед будет ждать! В «Волне»! — тут же выдал Рубан. — Всё на высшем уровне!

Машеров только кивнул и закурил еще одну сигарету.

***

Пять минут размеренной прогулки по Советской, и Петр Миронович оказался окружен людьми. Пожилыми, молодыми, детьми и родителями, работягами и интеллигентами — всеми, кто шел по своим делам в этот осенний день. Они, черт побери, его любили! Тут не было подобострастия, или низкопоклонства перед высоким чином. Не было и ажиотажа, который возникал в будущем во время визитов недозвезд, которым непонятно кто присудил это звание… Это больше всего походило на встречу старшего родственника, которого давно не видели, и теперь, повстречав, спешат выказать поддержку и уважение. Батька приехал!

Он пожимал руки, душевно здоровался, задавал самые обычные вопросы: о городе, о жизни, о здоровье, много улыбался — и просто заряжал людей энергией!

— Я смотрю, город похорошел с тех пор как я у вас гостил последний раз, — говорил он какой-то аккуратной бабушке в кружевном платочке. — Как вам кажется?

— Да, жить стало веселее, Петр Миронович, смотрите какие дома яркие, веселые! Так и мы стараемся, клумбочки там, цветочки, что уж можем… Оно одно к одному, когда советская власть для народа, так и народ для советской власти!

— Это вы замечательно сказали! А с медициной как у вас?

— А хорошо, больница вон новая строится, глядишь — заживем! Только далековато, лучше бы в центре…

-Так может там воздух лучше? Что там, сосны? Сосны — для легких полезно. Ну я съезжу, посмотрю перед тем как в Минск возвращаться… Съездим?

Рубан судорожно кивал, и частил:

— Там у нас автобусный парк как раз через дорогу, маршрут городской будет до самой больницы, мы это заранее предусмотрели…

— Ну, молодцы, молодцы!

Окружаемый толпой народа, Машеров шел дальше, и улыбался, и никого не боялся, и даже дал закурить какому-то мужику в полосатой рубашке, который замер посреди тротуара, растерянно теребя пустую пачку из-под "Астры" в руке. И, знаете что? Мне вдруг стало кристально ясно: если кто-то из ныне живущих и сможет построить тот самый «социализм с человеческим лицом» — то это именно он.

Батька Пётр.

Написано с большой любовью ко всем женщинам, с сочувствием ко всем влюбленным и с пониманием того, что всякое мнение — это всего лишь мнение.

Машеров, кажется, от интервью остался в легком удивлении, и при этом — был весьма доволен. По крайней мере, когда дело дошло до экскурсии по городу, то он усадил меня рядом с собой в служебную машину, и мы продолжили в том же духе — беседовали о том о сём, не скатываясь в официальщину. Вроде бы даже я не особенно много дичи нёс, старался держать себя в руках.

Он с удовольствием послушал о наших, дубровицких достопримечательностях, посетовал вместе со мной по поводу скудости исторических памятников и горячо поддержал идею Дворца спорта. Он вообще был заядлым любителем спорта, и хотя больше уважал футбол, мысль о Федерации дворового бокса показалась ему занятной.