Местами к парку и самой площадке вплоть до щебня и кустарника подходили тыльные стороны зданий, почти все находились в Уль-Коме (некоторые нет), и казалось, они борются против неё, против истории. Раскопкам Бол-Йеана оставалось около года, прежде чем непреодолимый рост города их задушит: деньги сокрушат границы из ДСП и гофрированного железа, и с официальным выражением сожаления и ссылками на необходимость в Уль-Коме, перемежаясь с Бещелем, вырастет ещё один деловой квартал.
Я проследил на карте расстояние и маршрут между Бол-Йеаном и офисами Уль-комского университета, используемыми отделением археологии Университета принца Уэльского.
— Эй!
Это был офицер милицьи, державший руку на рукоятке пистолета. Его напарник стоял в шаге сзади.
— Что вы делаете? — Они пристально смотрели на меня. — Эй.
Офицер сзади указал на мой значок посетителя.
— Что вы делаете?
— Меня интересует археология.
— Чёрта лысого! Кто вы?
Он щёлкнул пальцами, требуя документы. Несколько не-видящих бещельских пешеходов переходили на другую сторону улицы, вероятно, не осознавая этой сцены. Мало что более тревожно, чем неприятности в ближнем зарубежье. Было поздно, но некоторые улькомане находились достаточно близко, чтобы услышать наш обмен репликами, и не стали притворяться, что не слышат. Несколько человек остановились посмотреть.
— Я… — Я дал им свои документы.
— Тье Аддер Борло.
— Более или менее.
— Полицейский? — Они уставились на меня в полном замешательстве.
— Я здесь помогаю милицьи в международном расследовании. Предлагаю связаться со старшим детективом Дхаттом из Бригады убийств.
— Чёрт.
Они посовещались вполголоса, чтобы я не слышал. Один передал что-то по рации. Было слишком темно, чтобы снять Бол-Йеан на камеру моего дешёвого мобильника. До меня донёсся аромат какой-то чрезвычайно пахучей уличной еды. Он становился всё более главным кандидатом на запах Уль-Комы.
— Всё в порядке, инспектор Борлу. — Один из них вернул мне документы.
— Сожалеем об этом, — сказал его коллега.
Они выглядели обеспокоенными и ждали.
— Всё нормально. Я всё равно возвращаюсь в отель, офицеры.
— Мы сопроводим вас, инспектор.
Удержать их было невозможно.
Дхатт, явившийся за мной на следующее утро, не говорил ничего, кроме любезностей, когда вошёл в столовую, где нашёл меня пробующим «Традиционный уль-комский чай», который был приправлен сладкими сливками и какими-то неприятными специями. Он спросил, как мне понравился номер. Только когда я сел в машину и он рванул прочь от бордюра быстрее и неистовее, чем даже накануне его сотрудник, он наконец сказал:
— Зря вы так прошлой ночью.
Сотрудники и аспиранты уль-комской археологической программы Университета принца Уэльского размещались в основном в Бол-Йеане. Я прибыл на раскопки уже во второй раз менее чем за двенадцать часов.
— Я не назначал встреч, — сказал Дхатт. — Поговорил с профессором Рошамбо, руководителем проекта. Он знает, что мы снова приезжаем, но остальных я решил застать врасплох.
Ночью мне удалось всё осмотреть издалека, но вблизи стены загораживали площадку от наблюдателей. Милицья размещалась на постах снаружи, а охранники находились внутри. Значок Дхатта позволил нам пройти в маленький комплекс временных офисов. У меня имелся список сотрудников и аспирантов. Сначала мы зашли в офис Бернара Рошамбо. Это был жилистый мужчина лет на пятнадцать старше меня, который говорил по-иллитански с сильным квебекским акцентом.
— Мы все опустошены, — сказал он нам. — Я не знал этой девушки, понимаете? Только видел в общей комнате. Знал по репутации.
Его офис был переносным домиком, на временных полках стояли папки и книги, фотографии его самого на разных площадках раскопок. Мы слышали, как снаружи ходят и переговариваются молодые люди.
— Разумеется, мы окажем вам любую посильную помощь. Сам я многих аспирантов не знаю, не очень хорошо. У меня сейчас трое аспирантов. Один находится в Канаде, двое других, я думаю, вон там. — Он указал в направлении главного раскопа. — Их я знаю.
— А как насчёт Родригез?
Он посмотрел на меня, давая понять, что сбит с толку.
— Иоланды? Одной из аспиранток? Её вы видели?
— Она не входит в мою тройку, инспектор. Боюсь, что я не так уж много могу вам сказать. Есть ли у нас… Она что, пропала?
— Да. Что вы о ней знаете?
— О боже мой. Пропала? Я ничего о ней не знаю. Махалию Джири я, конечно, знал по репутации, но мы с ней буквально словом не перекинулись, разве что когда я приветствовал новую группу аспирантов несколько месяцев назад.
— Гораздо раньше, — сказал Дхатт.
Рошамбо уставился на него.
— Вы правы — за временем не уследишь. В самом деле? Я могу вам сказать о ней только то, что вы уже знаете. Её руководительница, вот кто может реально вам помочь. Вы встречались с Изабель?
Он велел секретарше распечатать список сотрудников и аспирантов. Я не сказал ему, что такой список у нас уже есть. Когда Дхатт не предложил его мне, я взял сам. Судя по именам и в соответствии с законом, двое из археологов, перечисленных там, были улькомане.
— У него есть алиби в отношении Джири, — сказал Дхатт, когда мы вышли. — Он один из очень немногих, у кого оно есть. За большинство, знаете ли, никто не может поручиться: это было поздно ночью, так что, по крайней мере, насчёт алиби все они пролетают. Он говорил по телефону с коллегой из другого часового пояса примерно в то время, когда её убили. Мы это проверили.
Мы искали офис Изабель Нэнси, когда кто-то окликнул меня по имени. Опрятный человек слегка за шестьдесят, с седой бородой и в очках, торопился к нам между временными домиками.
— Инспектор Борлу? — Он посмотрел на Дхатта, но, увидев уль-комские знаки отличия, снова обернулся ко мне. — Я слышал, вы можете приехать. Рад, что мы с вами пересеклись. Меня зовут Дэвид Боуден.
— Здравствуйте, профессор Боуден. — Я пожал ему руку. — Как раз с удовольствием читаю вашу книгу.
Он был ошарашен. Помотал головой.
— Я так понимаю, вы имеете в виду мою первую книгу. Никто никогда не говорит о второй. — Он отпустил мою руку. — За это вас арестуют, инспектор.
Дхатт смотрел на меня с удивлением.
— Где ваш офис, профессор? Я старший детектив Дхатт. Хотел бы поговорить с вами.
— У меня его нет, старший детектив Дхатт. Я бываю здесь только раз в неделю. И я не профессор. Обычный доктор. Можно просто Дэвид.
— Как долго вы пробудете здесь сегодня утром, доктор? — спросил я. — Мы сможем перемолвиться с вами словечком?
— Я… конечно, если вы хотите, инспектор, но, как я уже сказал, у меня нет офиса. Обычно я встречаюсь с аспирантами у себя на квартире.
Он дал мне карточку, а когда Дхатт задрал бровь, вручил такую же и ему.
— Там мой номер. Я подожду, если хотите, мы, вероятно, сможем найти место, чтобы поговорить.
— Значит, вы приехали не для того, чтобы с нами встретиться? — спросил я.
— Нет, это случайность. При обычных обстоятельствах я бы сегодня вообще не приехал, но вчера не явилась моя аспирантка, и я подумал, что найду её здесь.
— Ваша аспирантка? — спросил Дхатт.
— Да, мне доверили только одну. — Он улыбнулся. — Вот потому и офиса нет.
— И кого же вы ищете?
— Её зовут Иоланда, старший детектив. Иоланда Родригез.
Он пришёл в ужас, когда мы сказали ему, что она недоступна. Попытался что-то сказать:
— Она пропала? После того, что случилось с Махалией, теперь Иоланда? Боже мой, офицеры, вы…
— Мы с этим разбираемся, — сказал Дхатт. — Не делайте поспешных выводов.
Боуден выглядел потрясённым. Схожие реакции мы наблюдали и у его коллег. Мы поочерёдно обошли четырёх учёных, которых смогли найти на месте, в том числе Тау’ти, старшего из двух улькоман, молчаливого молодого человека. Только Изабель Нэнси, высокая, хорошо одетая женщина с двумя парами очков разных диоптрий на цепочке на шее, знала, что Иоланда исчезла.