Он взглянул на неё не без теплоты. Та ничего не сказала, но посмотрела на меня в смущении.

— Никто из них не упомянул Брешь, господин старший детектив Дхатт, потому что все они чертовски виновны. — Буидзе улыбнулся. — Эй, не поймите меня неправильно: они всего лишь люди, и они мне нравятся. Но не делайте из этого чего-то большего, чем оно есть.

Когда мы проводили их до дверей, Дхатту позвонили, что заставило его строчить заметки и бормотать. Я закрыл дверь.

— Это был один из сотрудников, которых мы отправили, чтобы доставить сюда Боудена. Тот пропал. Они добрались до его квартиры, но им никто не отвечает. Его там нет.

— Они говорили ему, что едут?

— Да, и сообщили о бомбе. Но он исчез.

— Я хочу вернуться и ещё раз поговорить с тем парнишкой, — сказал Дхатт.

— С унификационистом?

— Да, с Джарисом. Знаю, знаю, «это был не он». Верно. Вы говорили. Ладно, как бы то ни было, он что-то знает, и я хочу с ним поговорить.

— Вы его не найдёте.

— Что?

— Ему повезло. Он уехал.

Он отстал от меня на несколько ступенек и позвонил.

— Вы правы. Джариса нигде нет. Откуда вы это знали? Что за игру вы ведёте, чёрт возьми?

— Пойдёмте к вам в офис.

— Плевать на офис. Офис подождёт. Повторяю, как, чёрт возьми, вы узнали о Джарисе?

— Понимаете…

— Я начинаю немного пугаться ваших оккультных способностей, Борлу. Я не сидел сложа руки — как только услышал, что мне предстоит нянчиться с вами, посмотрел ваше досье, так что немного о вас знаю, знаю, что вас голыми руками не возьмёшь. Уверен, вы поступили так же, а значит, знаете обо мне то же самое. — Мне следовало бы так сделать. — Так что я был настроен работать с детективом. Даже с каким-то крутым парнем. Никак не ожидал встретиться с таким угрюмым причитающим мудаком. Как, чёрт возьми, вы узнали о Джарисе и почему вы защищаете этого маленького засранца?

— Ладно вам. Он позвонил мне ночью из машины или, думаю, из поезда и сказал, что уезжает.

Он уставился на меня.

— Какого чёрта он вам звонил? И какого чёрта вы мне ничего не сказали? Мы вместе работаем, Борлу, или нет?

— Почему он позвонил мне? Может, не был в восторге от вашего стиля ведения допроса, Дхатт. Работаем ли мы вместе? Я вот подумал, что смысл моего пребывания здесь состоит в том, чтобы послушно отдать вам всё, что я наработал, а потом смотреть телевизор у себя в номере, пока вы ищете плохого парня. Когда ограбили Боудена? Когда вы хотели мне об этом рассказать? Я не заметил, чтобы вы торопились выплеснуть всю ту хрень, что узнали на раскопках от Уль-Хуана, а у него должна иметься отборная информация — он ведь чёртов правительственный крот? Ну, это не большое дело, такие есть на всех общественных работах. Я возражаю лишь против того, что сначала вы меня срезаете, а потом спрашиваете: «Как вы могли?»

Мы вперились друг в друга. После долгой паузы он повернулся и пошёл к обочине.

— Выпишите на Джариса ордер, — в спину ему сказал я. — Наложите запрет на его паспорт, оповестите аэропорты и вокзалы. Но он позвонил мне только потому, что был в пути, чтобы сказать мне, что, по его мнению, произошло. Его телефон к настоящему времени, вероятно, разбит о рельсы посреди перевала Кукунис, на полпути к Балканам.

— Так что же, по его мнению, произошло?

— Оркини.

Он повернулся, с отвращением отмахиваясь от этого слова.

— Чёрт, вы вообще собирались рассказать мне об этом? — вопросил он.

— Я ведь и рассказал, разве нет?

— Он просто сделал ноги. Разве вам это ни о чём не говорит? Чёртов побег виновного.

— Что, вы говорите о Махалии? Бросьте, какой у него мотив? — спросил я.

И вспомнил кое-что из того, что рассказывал мне Джарис. Она не была одной из них. Они её выгнали. Я немного поколебался.

— Или вы имеете в виду Боудена? Зачем, чёрт возьми, и как, чёрт возьми, Джарис организовал бы нечто подобное?

— Не знаю ни того, ни другого, — сказал Дхатт. — Кто поймёт, что заставляет этих мудаков делать то, что они делают? Всегда найдётся какое-то чёртово оправдание, какая-нибудь заговорщическая хреновина.

— Не имеет смысла, — осторожно сказал я. — Это… Ладно, прежде всего это он позвонил мне отсюда.

— Я это понял. Чёрт, вы покрывали его…

— Я этого не знал. Не мог утверждать. Он сказал мне об этом, когда позвонил прошлой ночью. Подождите, подождите, Дхатт: прежде всего, зачем ему было мне звонить, если это он её убил?

Он уставился на меня. Через минуту повернулся и остановил такси. Открыл дверцу. Я смотрел. Такси стало косо поперёк дороги: уль-комские машины сигналили, проезжая мимо, бещельские же водители беззвучно огибали этот протуб, причём законопослушные не ругались даже шёпотом.

Дхатт стоял отчасти снаружи, отчасти внутри, а таксист пытался протестовать. Дхатт сказал что-то резкое и показал ему своё удостоверение.

— Не знаю зачем, — сказал он мне. — Это предстоит выяснить. Но, чёрт, это уже немного чересчур, верно? То, что он сбежал?

— Будь он в этом замешан, ему не было бы смысла привлекать моё внимание хоть к чему. А как бы он смог переправить её в Бещель?

— Позвонил своим тамошним друзьям, они и переправили…

Я пожал плечами: мол, может быть, но сомнительно.

— Как раз таки бещельские унифы дали нам первый ключик ко всему этому, парень по имени Дродин. Я слышал о ложных следах, но мы ничем таким не располагали, что можно было бы пустить по ложному следу. У них нет ни мозгов, ни связей, чтобы узнать, какой угонять фургон, — у тех, с кем я сталкивался.

Плюс в любом случае агентов полищай там больше, чем их самих. Если это были унифы, то какое-то их тайное ядро, которого мы до сих пор не видели.

— Я говорил с Джарисом… Он испуган, — продолжал я. — Не виновен: испуган и опечален. Думаю, он был ею увлечён.

— Ладно, — сказал через некоторое время Дхатт.

Посмотрел на меня, дал знак садиться в такси. Несколько секунд он оставался снаружи, отдавая по телефону распоряжения так тихо и быстро, что я ничего не мог разобрать.

— Ладно. Давайте сменим пластинку.

Когда такси тронулось, он стал медленно говорить:

— Кого колышет, что творится между Бещелем и Уль-Комой, правильно? Кого колышет, что говорит мне мой начальник или что говорит вам ваш? Вы полицейский. Я полицейский. Давайте это запомним. Мы работаем вместе, Борлу? В этом деле, которое с каждой минутой становится всё более хреновым, я буду доволен любой помощью, а как насчёт вас? Кстати, Уль-Хуан ни хрена не знает.

В заведении, куда он меня привёз, расположенном очень близко к его офису, не было так темно, как это было бы в бещельском полицейском баре. Атмосфера в нём была здоровее. И всё же я не стал бы заказывать там приём по случаю свадьбы. Время, если не ошибаюсь, шло рабочее, но помещение оказалось заполнено более чем наполовину. Вряд ли все посетители из местной милицьи, но я узнал в лицо многих из конторы Дхатта. Они тоже меня узнали. Навстречу Дхатту раздались приветствия, и я последовал за ним мимо шепотков и этих столь очаровательно откровенных Уль-комских взглядов.

— Одно несомненное убийство, а теперь два исчезновения, — сказал я, очень внимательно за ним наблюдая. — И обо всех известно, что они занимались именно этим.

— Нет никакого чёртова Оркини.

— Дхатт, я этого и не утверждаю. Вы сами говорили, что есть такие вещи, как культы и сумасшедшие.

— Серьёзно, хватит. Самый культовый сумасшедший, который нам попался, только что улизнул с места преступления, и это вы предоставили ему свободу передвижения.

— Сегодня утром мне следовало рассказать об этом первым делом, я прошу прощения.

— Вам следовало позвонить ещё ночью.

— Даже если бы мы смогли его найти, думаю, у нас нет достаточных улик, чтобы его задерживать. Но я прошу прощения.

Я протянул к нему руки с раскрытыми ладонями. Некоторое время я на него смотрел. Он с чем-то боролся.