– Это должно было бы его беспокоить. И это действительно его беспокоило. Попав в Квантико, Ричер сразу же попытался связаться с вами по телефону. Позвонил на работу, домой, на сотовый. Вечером снова проделал то же самое. Он звонил, звонил, звонил, и никак не мог вас застать. Он очень беспокоился.
Джоди взглянула на Ричера. У нее на лице мелькнуло выражение тревоги, даже вины.
– Наверное, мне следовало обо всем его предупредить.
– Ну, это уже вам решать. Я не собираюсь учить вас, как налаживать взаимоотношения. Но вот что любопытно: затем Ричер перестал беспокоиться. Перестал вам звонить. Почему же? Ему стало известно, что вы находитесь в полной безопасности в Лондоне, в Англии?
Джоди начала было отвечать, но остановилась.
– Принимаю ваше молчание за отрицательный ответ, – продолжал Дирфильд. – Вы тревожились по поводу Петросяна, поэтому предупредили всех на работе молчать о том, где вы. Так что у Ричера были все основания считать, что вы по-прежнему находитесь в городе. Но внезапно он перестал беспокоиться. Ричер понятия не имеет, что вы в полной безопасности, потому что находитесь в Лондоне, в Англии; но, может быть, он знает, что вы в полной безопасности по какой-то другой причине, например, потому что ему известно: Петросяну недолго оставаться помехой.
Джоди снова уставилась в пол.
– Ричер человек умный, – сказал Дирфильд. – Я думаю, он свистнул какому-то своему дружку, чтобы тот выпустил в Чайнатауне лису в курятник, а сам стал спокойно ждать, пока китайские банды сделают то, что они обычно делают, когда кто-то лезет в их дела. И Ричер считает, что он остался в стороне. Он уверен, что мы никогда не отыщем его дружка, он не сомневается, что китайцы не побегут жаловаться к нам на то, что их притесняют. И еще Ричер знает, что в тот момент, когда старина Петросян помимо своей воли чересчур близко познакомится с мачете, сам он будет сидеть взаперти в своей комнате в Квантико. Вот какой он умный.
Джоди молчала.
– Но Ричер чересчур самоуверен, – продолжал Дирфильд. – Он перестал пытаться связаться с вами за два дня до того, как Петросян сыграл в ящик.
На кухне наступила тишина. Дирфильд повернулся к Ричеру.
– Ну как, я попал в самую точку?
Ричер пожал плечами.
– Почему кто-то должен беспокоиться насчет Петросяна?
Дирфильд улыбнулся.
– О, разумеется, мы не можем ни о чем говорить вслух. Мы никогда не признаемся в том, что Блейк хоть словом обмолвился с вами об этом. Но, как я уже сказал мисс Джекоб, информация – великая сила. Я просто хочу быть на все сто процентов уверен в том, что именно произошло. Если это вы разворошили осиное гнездо, просто признайтесь в этом, и, возможно, я лишь похлопаю вас по плечу за отлично выполненную работу. Но если на самом деле все произошло совершенно случайно, нам необходимо об этом знать.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Ричер.
– Итак, почему вы перестали звонить мисс Джекоб?
– Это касается только меня.
– Нет, это касается всех, – возразил Дирфильд. – В первую очередь, это касается мисс Джекоб, я прав? И меня тоже. Так что расскажите мне все. И не спешите радоваться, Ричер, что вы уже выбрались из глухого леса. Несомненно, Петросян был тем еще мерзавцем, но его смерть по-прежнему остается убийством, и мы можем повесить на вас очень убедительный мотив, на основании того, что в тот вечер вас видели в переулке два заслуживающих доверия свидетеля. Можно будет предъявить обвинение в сговоре с неизвестными лицами. Если вести дело аккуратно, вы проведете в тюрьме два года, лишь дожидаясь судебного разбирательства. Быть может, присяжные в конце концов вас все же оправдают, но кто может знать наперед, что придет в голову присяжным?
Ричер ничего не ответил. Джоди встала.
– Мистер Дирфильд, немедленно покиньте эту квартиру, – сказала она. – Я все еще представляю интересы мистера Ричера, и здесь не место для подобных разговоров.
Медленно кивнув, Дирфильд огляделся вокруг, словно впервые заметив обстановку кухни.
– Да, разумеется, мисс Джекоб. Так что, вероятно, нам придется продолжить этот разговор в более подходящем месте. Возможно, завтра, возможно, на следующей неделе, возможно, в следующем году. Как правильно заметил мистер Блейк, нам известно, где вы живете.
Он развернулся. Песок на его ботинках громко захрустел в тишине. Его шаги удалились через гостиную; входная дверь открылась и захлопнулась.
– Значит, ты убрал Петросяна, – сказала Джоди.
– Я его даже пальцем не тронул, – возразил Ричер.
Она покачала головой.
– Эти отговорки оставь для ФБР, хорошо? Ты подстроил, организовал, спровоцировал его смерть – не знаю, как правильнее это назвать. Ты его убрал – это верно так же, как если бы ты сам выстрелил в него.
Ричер промолчал.
– А я предупреждала тебя не делать этого, – продолжала Джоди.
– Бюро ничего не сможет доказать.
– Неважно. Разве ты не понимаешь? Оно можетпопробоватьдоказать. И Дирфильд не шутил насчет двух лет за решеткой. Обвинение в бандитских разборках? Любой суд поддержит его обеими руками. Никаких освобождений под залог, постоянные переносы рассмотрения дела, прокурор будет потирать руки от радости. Это не пустая угроза. Ты у ФБР в руках. О чем я тебе уже говорила.
Ричер молчал.
– Зачем ты это сделал?
Он пожал плечами.
– По многим причинам. Сделать это нужно было обязательно.
Наступило длительное молчание.
– А мой отец согласился бы с тобой? – наконец спросила Джоди.
– Леон? – сказал Ричер. Его мысли вернулись к фотографиям из папки Козо. Свидетельствам творчества Петросяна. Снимки убитых женщин, уложенных в позы фотомоделей из модных журналов. Изувеченных, растерзанных. – Ты шутишь? Леон поддержал бы меня, не раздумывая ни секунды.
– И сделал бы то, что сделал ты?
– Скорее всего.
Джоди кивнула.
– Да, вероятно, ты прав. Но посмотри вокруг, хорошо?
– Что я должен увидеть?
– А что ты видишь?
Ричер огляделся.
– Квартиру.
– Мою квартиру, – кивнула она.
– Ну и?
– Я здесь родилась и выросла?
– Разумеется, нет.
– А где я выросла?
Он пожал плечами.
– Как и я, на военных базах, разбросанных по всему свету.
Где мы с тобой познакомились?
– Ты сама прекрасно это знаешь. В Маниле. На военной базе.
– Помнишь то бунгало?
– Конечно, помню.
Джоди кивнула.
– И я тоже помню. Крохотное, пропитанное вонью, и с тучами тараканов размером с ладонь. И знаешь что? Это было лучшее место, где я жила в детстве.
– И?
Она указала на свой кожаный чемоданчик, набитый юридическими бумагами.
– Что это?
– Твой чемоданчик.
– Совершенно верно. Не винтовка, не карабин, не огнемет.
– И что?
– А то, что теперь я живу в квартире в Манхэттене, а не на военной базе, и вместо стрелкового оружия ношу чемоданчик.
Ричер кивнул.
– Мне это прекрасно известно.
– А знаешь, почему?
– Полагаю, потому, что ты этого хочешь.
– Вот именно.Потому что я этого хочу.Я сделала сознательный выбор. Сама. Я выросла в армии, как и ты, и если бы захотела, могла, как и ты, стать военным. Но я не захотела. Я захотела учиться в университете, на юридическом факультете. Я захотела устроиться на работу в крупную фирму и со временем стать партнером. И почему?
– Почему?
– Потому что я хотела жить в мире, где правят законы.
– В армии законов предостаточно, – заметил Ричер.
– Это не те законы. Я мечтала о гражданских законах, Ричер. Цивилизованныхзаконах.
– И что ты всем этим хочешь сказать?
– А то, что я много лет назад навсегда рассталась с армией и не хочу в нее возвращаться.
– Никто и не предлагает тебе вернуться в армию.
– Но с тобой мне начинает казаться, что я снова в армии. И дажехуже. Ты расправился с Петросяном? Я не желаю жить в мире, где действуют такие законы. И тебе это прекрасно известно.