Кивнув, Харпер посмотрела на дверь в ванную.

– А потом она приказала Стенли разослать коробки по адресам, – сказала она. – Затем приехала во Флориду и убила Эми Каллан. Потом Каролину Кук. Понимая, что после убийства Кук станет ясно, что действует серийный преступник, и расследование передадут в Квантико, отделению Блейка. А уже там она лично позаботится о том, чтобы направить расследование не в ту сторону. Господи, как же я раньше это не поняла! Ламарр настаивала на том, чтобы вести это дело. Настаивала на том, чтобы продолжать им заниматься. О лучшем нельзя было и мечтать, так? Кто составил психологический портрет преступника? Она. Кто предложил мотив, связанный с армией? Она. Кто сказал, что нам нужно искать военного? Она. Она даже притащила тебя в качествепримератого, кого нам нужно искать.

Ричер молчал. Харпер, не отрываясь, смотрела на дверь.

– Но на самом деле единственной целью была Элисон, – продолжала она. – И вот, наверное, почему Ламарр сократила временной интервал. Потому что, опьяненная успехом, не могла больше ждать.

– Она заставила нас с тобой осуществить вместо нее наблюдение, – сказал Ричер. – Помнишь, Ламарр расспрашивала нас о доме? Она отказалась от интервала, поэтому у нее не было времени вести наблюдение самой, поэтому она заставила нас сделать это вместо нее. Помнишь? Дом стоит изолированно? Дверь заперта? Мы были ее глазами и ушами.

Харпер зажмурилась.

– В тот день, когда погибла Элисон, у Ламарр был выходной. Это было воскресенье. В Квантико царила полная тишина. Я даже не задумывалась об этом. Ламарр знала, что ее отсутствие в воскресенье никто не заметит. Знала, что в центре все равно никого не будет.

– Она очень умная, – согласился Ричер.

Харпер кивнула. Открыла глаза.

– И, полагаю, это объясняет отсутствие улик на месте преступлений. Ламарр знала, что мы будем искать.

– И она женщина, – подхватил Ричер. – Следователи искали следы мужчины, потому что Ламарр так им сказала. То же самое с машинами напрокат. Ламарр знала, что если кто-нибудь, проверяя списки, и наткнется на женскую фамилию, от нее отмахнутся. Что и произошло.

– Но на какую фамилию? Для того, чтобы взять машину напрокат, ей были нужны документы.

– И для полета на самолете тоже, – согласился Ричер. – Но, уверен, у Ламарр есть масса всяких документов. Документы тех женщин, которых ФБР отправило за решетку. Это можно будет установить, сопоставив даты и места. Безобидные женские фамилии, за которыми ничего не скрывается.

– Я сама передала это сообщение, помнишь? – угрюмо сказала Харпер.

– От агентства «Хертц». «Агентство проката машин ничего не дало – какая-то женщина разъезжала по делам.»

Ричер кивнул.

– Ламарр очень умна. Полагаю, она даже одевалась как жертвы, когда приходила к ним домой. Она следила за ними, и если жертва носила хлопчатобумажное платье, она надевала такое же. Если носила брюки, она тоже надевала брюки. Как сейчас, когда на ней надет старый свитер, как и на Симеке. Если где-то и будет обнаружен ворс, ему не придадут значения. Помнишь, Ламарр спросила у нас, как одевается Элисон? Времени на наблюдение нет, поэтому она спросила у нас, невинный вопрос как бы мимоходом. Элисон по-прежнему в хорошей спортивной форме, загорелая и одевается как ковбой? Мы ответили, да, и Ламарр наверняка отправилась к своей сестре в джинсах и сапогах.

– А лицо она ей оцарапала потому, что ненавидит ее.

Ричер покачал головой.

– Нет, боюсь, это моя вина. Я не переставал спрашивать, почему отсутствует жестокость. Поэтому она в следующий раз предоставила и жестокость. Мне надо было бы держать язык за зубами.

Харпер ничего не сказала.

– И вот как я понял, что Ламарр будет здесь, – продолжал Ричер. – Она с самого начала пыталась подражать такому человеку как я. А я сказал, что следующей навестил бы Симеку. Поэтому я понял, что рано или поздно Ламарр появится здесь. Но она оказалась расторопнее, чем я предполагал. А мы, наоборот, замешкались. Ламарр же времени даром не теряла, так?

Харпер посмотрела на дверь в ванную. Поежилась. Отвела взгляд.

– А как ты догадался насчет гипноза?

– Так же, как и насчет всего остального. Я вроде бы понял, кто и почему, нокак– это оставалось совершенно невозможным. Поэтому я продолжал и продолжал думать. Вот почему мне нужно было уехать из Квантико. Мне требовалось спокойно подумать. На это ушло много времени. Но в конце концов осталась единственная возможность. Объясняющая все. Пассивность, покорность, содействие. То, почему места преступлений выглядели именно так. Жертвы выглядели так, словно убийца не притрагивался к ним и пальцем, потому что Ламаррдействительнои пальцем к ним не притрагивалась. Она снова погружала их в гипноз и приказывала, что надо делать, шаг за шагом. Они все делали сами. Вплоть до того, чтобы наполнить краской ванну и проглотить свой язык. Ламарр сама делала только то, что сделал я – вытаскивала язык, чтобы патологоанатом ничего не мог обнаружить.

– Но как ты догадался насчет языка?

Ричер ответил не сразу.

– Целуя тебя.

– Целуя меня?

Он улыбнулся.

– У тебя потрясающий язык, Харпер. Он заставил меня задуматься. Язык – это единственное, что подходит под объяснение доктора Стейвли. Но я не мог найти никакого способазаставитьчеловека проглотить свой язык до тех пор, пока наконец не понял, что это Ламарр, а она владеет гипнозом, и тогда все встало на свои места.

Харпер молчала.

– И знаешь еще что?

– Что?

– В тот самый первый вечер, когда мы с ней встретились, Ламарр хотела меня загипнотизировать. Она сказала, что это якобы для того, чтобы заглянуть в самые глубины моей памяти, но, несомненно, на самом деле она собиралась приказать мне с убедительным видом завести расследование в тупик. Блейк настаивал на том, чтобы я согласился, но я отказался, сказав, что Ламарр заставит меня бегать голышом по Пятой авеню. Это была шутка, но она оказалась страшно близка к правде.

Харпер поежилась.

– Когда Ламарр остановилась бы?

– Думаю, после еще одного убийства. Шести было бы достаточно. На шести можно было бы остановиться. Песчаный пляж.

Харпер подошла к нему и присела рядом на край кровати. Посмотрела на Симеку, застывшую под халатом.

– С ней все будет в порядке?

– Надеюсь, – сказал Ричер. – Она чертовски крепкая девчонка.

Харпер взглянула на него. Его рубашка и брюки были мокрые, испачканные краской. Руки были зеленые по самые плечи.

– Ты весь промок, – рассеянно промолвила она.

– И ты тоже. Еще хуже, чем я.

Харпер кивнула. Помолчала.

– Мы оба промокли. Но, по крайней мере, теперь все кончено.

Ричер промолчал.

– Отпразднуем наш успех, – сказала Харпер.

Обвив мокрыми руками ему шею, она притянула его к себе и поцеловала в губы. Ричер ощутил во рту ее язык, который двигался, вдруг остановился. Харпер отдернулась от него.

– Странное чувство, – сказала она. – Теперь я больше никогда не смогу делать это без того, чтобы у меня не возникали всякие плохие мысли.

Ричер ничего не сказал.

– Ужасная смерть, – продолжала Харпер.

Посмотрев на нее, он улыбнулся.

– Когда падаешь с лошади, надо вставать и снова садиться в седло.

Подхватив ладонью ее затылок, Ричер привлек ее к себе. Поцеловал в губы. Мгновение Харпер оставалась застывшей. Затем начала отвечать. Поцелуй продолжался долго. Наконец она оторвалась от него и робко улыбнулась.

– Иди буди Ламарр, – сказал Ричер. – Арестовывай ее, начинай допрос. Тебя ждет большое дело.

– Она не будет со мной говорить.

Ричер посмотрел на лицо спящей Симеки.

– Будет. Скажи, что если она откажется, я сломаю ей руку. А если она будет и дальше упорствовать, я начну тереть кости друг о друга.

Поежившись, Харпер отвела взгляд. Встала и вышла в ванную. В спальне стало тихо. Ни звука, только дыхание Симеки, ровное, но шумное, словно механизм. Харпер отсутствовала долго. Наконец она вернулась, бледная как полотно.