— А этот слой кварца очень большой?

— Относительно крупный… Местами его глубина достигает полутора метров, а кое-где — всего лишь сантиметров десяти… Что же касается площади залегания, то она тянется полосами от десяти до двадцати метров шириной с каждой стороны реки. Вот в этом месте слой великолепен, смотрите, как лихо трудятся наши бравые землекопы… На этом агрегате работают еще четыре женщины, которые целыми днями сидят на корточках в коробах, удаляя оттуда крупные камни, мешающие прохождению гравия. Есть четыре волочильщика песка. Они находятся в нижней части желоба, там, где оканчивается последний короб, вооружены изогнутыми мотыгами с длинными ручками и заняты удалением промытой земли, которую сбрасывают по обе стороны лотка. В общем, всего в процессе занято шестнадцать мужчин и четыре женщины.

— Рудопромывочный желоб должен быть очень прочным, — дополнил Анри, — чтобы он мог выдержать немалый вес гравия, а также женщин, выбирающих камни. Первые короба находятся на высоте более двух метров, считая со дна ямы, где роют землекопы, и падение может быть опасным, если желоб с его наклоном в пять сантиметров на каждом метре вдруг обрушится…

— Не пугайте понапрасну дам, — успокоил директор. — Вот глядите — каждый из коробов покоится на двух боковых распорках, а те укреплены на крюках из кованого железа. Крюки держатся на сваях из дерева мутуши, вкопанных в почву больше, чем на метр. А вы знаете их прочность, они соперничают с самим железом!

Раззадоренные присутствием европейцев, горняки налегали на кирки, с яростью обрушиваясь на породу, и одновременно распевали во всю глотку с неистовым пылом. Двое землекопов атлетического сложения, раздолбив изрядный кусок пласта, отбросили свои инструменты и вооружились лопатами, которые тут прозвали «каторжанскими». Длина их ручек составляла не менее двух с половиной метров. Со дна ямы землекопы с неподражаемой ловкостью выбрасывали полные лопаты гравия, попадая прямо на середину лотка, по которому струилась проточная вода. Эта удивительная точность и слаженная быстрота движения казались подлинным чудом. Одно удовольствие было наблюдать за этими силачами. Огромные лопаты пушинками летали в могучих руках, от непрерывных и ритмичных бросков молочно-белая вода в желобе вскипала фонтанчиками брызг.

При этом землекопы еще успевали издавать зычные фиоритурыnote 434. Своими орудиями они совершали настоящие фехтовальные выпады, и железо, описав в воздухе полуокружность, вонзалось в землю точно у босых ног.

Каждый бросок лопаты, отправляемый в желоб, ритмически сочетался с музыкальной фразой, которая повторялась без конца.

— Сами ке волоо! — вопил один из богатырей, и орудие труда взмывало вверх.

— Мун ла-о, бон-бон! — рычал в свою очередь второй, отправляя в желоб порцию породы.

— Сами ке волоо! — заводил первый.

— Мун ла-о, бон-бон! — повторял напарник.

— Что они говорят? — поинтересовалась мадам Робен.

— Что Сами — это вор, а люди там наверху — очень хорошие…

— А для чего?

— Это способ ритмизации движений, аналогичный напевам булочников или кузнецов. Иногда они слагают нескончаемые песни о своих радостях и печалях. Излагают жалобы и упреки, а бывает — вышучивают друг друга… Есть у них и сатирическая жилка, могут не пощадить самого патрона в своих импровизациях, которые называют словом «chante» или «dolo».

Сами, так называемый «вор», — это индийский кули, занятый на службе в доме… Что касается «мун ла-о бонбон», по-креольски — «люди наверху хорошие», это о вас, в такой своеобразной манере негр славит ваше великодушие.

И Дю Валлон крикнул землекопам:

— Хорошо, Фидель! Хорошо, Барон! Сегодня получите на ужин двойной «бужарон»!

Как мадам Робен и его братья, Шарль проявил самый живой интерес ко всему увиденному и услышанному. Не без пафоса он предался воспоминаниям:

— Как далеко шагнули эти чудесные установки от бедных ивовых тарелок, которые мы трясли изо всей силы, чтобы найти хоть несколько крупинок золота! И только подумать, нам это казалось верхом мастерства! Но все-таки старые орудия труда принесли нам удачу. Теперь я бы хотел узнать внутреннее устройство рудопромывочного желоба. Меня удивляет ваше заявление, что вы не теряете ни крупицы золота. Ведь как бы мы ни старались в те времена, а все равно теряли добрую треть золотого песка. Ваш метод, наверное, очень сложный…

— Наоборот, он самый простой. Песок попадает в короб, где вода его измельчает, разъединяет. Внутри короб выложен листовым железом с мельчайшими, как у решета, дырочками, и эта жесть отстоит на восемь миллиметров от деревянного дна. Она поддерживается спереди двумя ромбовидными цапфами, а сзади — деревянной перекладиной. Кроме того, ее опорами служат на обоих концах по два кулачка, которые сжимаются во время прохождения породы и не дают жести сорваться с места.

Нет необходимости говорить, что золото притягивается к ртути при простом контакте. Время от времени ее бросают в короба. Она медленно протекает под металлическую пластину и накапливается у перекладины, где проточная вода все время заставляет ртуть двигаться. Вы знаете, что все тела, включая железо, плавают на поверхности ртути. Тем более — кусочки породы… И все то, что не является золотом, скользит по жидкому металлу и сносится прочь водой, а золото, поглощаемое по дороге, соединяется с ртутью мгновенно. Этот процесс называется амальгамированием.

Заметьте, что пластина с ртутью имеется в каждом коробе, так что амальгамация происходит по всей длине желоба. Если по какой-то, почти немыслимой, случайности крупинка золота ускользнет из пятого, шестого короба, даже из десятого, то она неизбежно задержится в двенадцатом совершенно особым способом. Он называется кассой, и вполне заслуженно. В самом конце желоба расположен ряд литых пазов, глубиной от восьми до десяти миллиметров, и эти пазы заполнены ртутью. Так что ни одна крупица золота, даже самая ничтожная, не избежит контакта с такой ловушкой. Драгоценный металл останется в «кассе».

— А велика ли его выработка?

— В этом месте сказочно богатая. Здесь мы находимся в «кармане» и берем около двух килограммов из четырех кубометров. Вы увидите лотки стоимостью пять, шесть франков… А в среднем доходность на речке Фидель — семьдесят пять сантимов с одного лотка.

— Лафлер, — окликнул директор индуса, занятого волочением песка, — и ты, Апаво! Намойте каждый по одному лотку!

Рабочие без промедления приступили к делу и весьма скоро подошли к гостям со своими деревянными тарелями, на дне которых ярко светилось абсолютно чистое золото. Его стоимость, которую можно было определить на глаз, вполне подтверждала данную директором оценку.

Дю Валлон, который и сам за это время успел намыть еще один лоток, сорвал три пальмовых листа, высыпал на них поровну содержимое из трех лотков, после чего свернул листья пакетами и обвязал тонкой лианой, по обычаю гвианских рудокопов.

Затем он с элегантностью настоящего придворного вручил эти пакеты каждой из трех женщин со словами:

— Когда сувереныnote 435 посещали свои города, то обычно им подносили ключи от городских ворот в знак глубокого почтения и преданности. А вы — королевы золотых россыпей. Соблаговолите же принять первые плоды своих владений!

Юноши-робинзоны и глава семейства улыбками одобрения оценили находчивость директора. Мадам Робен и ее приемные дочери, смущенные и растроганные, с удовольствием приняли предложенные подарки. Но директор не изменил своему серьезному и торжественному тону:

— Примите в знак глубокого уважения и преданности это самородное золото, единственно достойное вас! Его от всей души дарят вам верные подданные…