— Ты поступил разумно, предупредив меня первым о событии, которое тебе хотелось скрыть от матери и братьев. Однако их тоже надо поставить в известность, и как можно скорее. Мы посоветуемся все вместе и тогда примем решение. Важен голос большинства.

Обеспокоенные необычным поведением Анри, обитатели усадьбы начали волноваться по поводу столь длительной беседы. Ледяным молчанием встретили они сообщение Робена.

Случай довольно редкий: Никола, который обычно давал выговориться своим юным друзьям и высказывался после всех, на сей раз первым нарушил молчание. Он поддался бессознательному порыву, который заставляет говорить против воли, если тебя вдруг осеняет мысль, кажущаяся бесспорной.

— Месье Робен, и ты, Анри, вы подумали обо всем, кроме одной вещи.

— Какой? — в один голос воскликнули оба.

— Эти четверо белых те, с кем нам пришлось уже иметь дело. Мы их вытурили с реки, а они нашли другую дорогу, примкнув к индейскому племени, и теперь зашли нам с тыла. Убежден, что так оно и есть. Эта мысль все время сверлила мне мозг, пока вы говорили; я напрасно уверял себя, что могу ошибаться. Поверьте мне, не ищите других вариантов. Суть в этом.

— Скорее всего, ты прав, Никола. Хоть и невероятным кажется подобный факт, мы должны принять его без возражений, пока не получим опровергающих доказательств.

— Черт бы побрал этого попрыгунчика-краснокожего с его россказнями о тайнах золота и всякими признаниями при луне! Лучше бы он откусил свой язык, чем втягивать нас в такую авантюру! Ах, месье, какое несчастье, что вы не позволили Анри нашпиговать четырьмя хорошими стрелами эту пернатую дичь! Уверяю вас, что ничего хорошего не приходится ждать от людей, которые так обращались с пленным. С какой бы радостью мы встретились с белыми людьми, честными искателями золота, а не отбросами каторги! Повторяю: я хотел бы ошибиться, но приходится утверждать, что это соседство создает нам неминуемую и серьезную угрозу.

— Но мы не можем атаковать без всякого повода?

— А если они нападут на нас первыми, разорят дом, подорвут основы нашего существования? Разве вы не знаете, что эти субъекты толкуют уважение к людям и справедливости как проявление слабости, как возможность успешнее добиться своей подлой цели?

— Ну, а если они лишь ненадолго появились в наших пределах и уберутся, когда выполнят намеченную программу?

— Тогда они возвратятся в большем количестве, и опасность только возрастет. Я отстаиваю первоначальную идею: пиф-паф, — парижанин изобразил пуск стрелы, — и ваших нет!

— Не будь таким нетерпимым, мой дорогой Никола, я согласен, что необходимо принять самые срочные и действенные меры. Мы должны как можно скорее выяснить местонахождение чужаков и постараться узнать их намерения. Задача трудная, но, надеюсь, выполнимая. Ведь нам приходилось оказываться в не менее сложных обстоятельствах, но всегда преодолевать преграды. Вот что я предлагаю. Мы вчетвером уйдем послезавтра — Анри, Эдмон, Эжен и я. Шарль с матерью остаются дома, при них Никола и Казимир, они терпеливо ждут нашего возвращения. Кэти также будет стеречь дом.

— А если во время нашей отлучки отряд негодяев тоже придет на разведку?

— Я предвидел такую ситуацию, дитя мое! Мы сейчас начнем строить хижину недалеко от реки, в совершенно уединенном месте. Наполним ее всем необходимым, скроем следы свои и разместим там наш резервный отряд. А «Добрая Матушка» останется как бы покинутой… Самое худшее, что может произойти — это найти ее однажды разграбленной до основания. Но мы снова все восстановим.

Этот план, простой и несложный в исполнении, получил общее одобрение. Хижину воздвигли недалеко от того места, где десять лет назад произошла смертельная схватка тигра с муравьедом, после чего появились в колонии маленькие Кэт и Мишо.

Мадам Робен, привыкшая за долгое время к бесконечным перипетиямnote 261 жизни лесных изгнанников, спокойно отнеслась к уходу мужа и троих сыновей. Она верила в их опыт и неустрашимость. Никола сперва огорчился, что его обрекли на бездействие, но вскоре успокоился, ведь ему предстояло охранять свою благодетельницу. Он проводил четырех путников до границы «Доброй Матушки» и медленно возвратился, тщательно уничтожая следы.

Наш славный друг парижанин был неплохим телохранителем. Никто не узнал бы в этом коренастом молодце с выпяченной грудью, с кирпичного цвета лицом, ясным и смелым взором того наивного путешественника, который десять лет тому назад так всему удивлялся в этом загадочном тропическом лесу. Он уже чувствовал себя здесь, как в Париже, и приспособился к первобытной жизни удивительно быстро. С луком он обращался не хуже любого краснокожего, след брал, как заправский охотник, и не было ему равных в разгадывании хитростей агути, ягненка или броненосцаnote 262.

Надо было видеть, как бережно расправлял он смятую травинку, цеплял на место лиану, кончиком пальца осторожно поправлял случайно поврежденный муравейник, одним словом, придавал местности первозданный вид, способный обмануть самое изощренное зрение. Когда он, торжествуя, вернулся в хижину и горделиво произнес: «Все в порядке!», мадам Робен и юный Шарль нисколько не усомнились в своей полной безопасности.

Что касается всегда радостно озабоченного Казимира, то его широкая и добрая улыбка говорила об удовлетворенности старого негра. Он гордился своими учениками, особенно Никола, который позже всех поступил на «курсы робинзонов». Так что благодушный старик повторял безустанно и с удовольствием: «Компе Никола давно обогнал негра, у него нет соперников в мире, кроме муше Анри».

В это же время Робен с сыновьями медленно, но уверенно продвигались по следу, обнаруженному Анри. Они шли индейской цепочкой, не обращая внимания на жару, не производя ни малейшего шума, который мог бы нарушить своеобразную тишину лесного океана. Как бы играючи, они несли на могучих плечах гамаки, продукты, оружие. Бесстрашные колонисты давно привыкли к походным условиям жизни со всеми ее причудами, как доблестные солдаты

Африканского корпусаnote 263 в силу постоянной напряженности обстановки выработали у себя способность к быстрым и неожиданным переменам обстоятельств, чем удивляли даже самих арабов.

За весь день сделали только одну остановку на берегу реки, чтобы перекусить. Меню отшельников состояло из горсти размоченного в воде куака да маленького кусочка копченого мяса, и только раздразнило бы аппетит у обыкновенного человека.

Но в гвианских лесах люди воздержанны. Тем более что тяжело нести с собой слишком много провизии.

Солнце клонилось к закату. Было около пяти вечера. Через час раскаленное светило скроется, день резко сменится ночью без мягкой полосы сумерек. Настало время позаботиться о стоянке, чтобы не быть захваченным темнотой врасплох. В обычное время робинзоны привесили бы свои гамаки к первым попавшимся деревьям в метре от земли, держа оружие под рукой. К несчастью, они находились в глубине непроницаемой чащи из огромных деревьев, плотно укрывавших развесистыми ветвями влажную и жирную землю. Мы говорим «к несчастью», потому что и утром и вечером эти участки леса остаются затопленными одним из тех ливней, чья невероятная мощь не поддается никакому описанию.

Днем от солнечного жара возникают густые испарения, плотные как лондонские туманы. Это облако, насыщенное миазмамиnote 264 — настоящий саван для европейцев, — медленно поднимается сквозь кроны. Волны его тяжко плавают до вечера, малоподвижные и как бы зацепившиеся за самые высокие верхушки. А когда пылающая шевелюраnote 265 лучей исчезает и температура резко снижается, эти постоянно нарастающие тучи разрываются шкваломnote 266 дождя, хлещущим по листьям, каскадами стекающим по стволам, скручивающим лианы и превращающим землю в озеро. Такое явление наблюдается дважды в день в местах наибольшей плотности леса. Только раскорчевка может предотвратить повторный ливень.