— Ну ладно тебе… Если будет ребенок, обязательно сообщи мне.

— Ага, обязательно. Вот еще растить твоего выродка на свои деньги.

Он убрал руку и глаза его опасно потемнели. Но Тесс уже было все равно. Какая же она дура! Вот правду говорят что все девчонки дуры. Правду говорят, что нельзя подпускать к себе мужчин! Нельзя ни за что! Возомнила уже, что раз они тут нежно целуются, мило болтают и занимаются всякими непотребствами, то он позовет ее с собой в столицу. Ведь подумала же, что между ними что-то большее чем «право»! Что этот графский сынок не такой как все дворяне. А вот он какой! Будет ребенок — заберу, а ты никому не нужна!

Тесс откинула простынь.

— Я еще нужна тебе?

Он молчал.

— Ну?! Говори нужна нет? Ты в своем праве. Будешь еще делать со мной это?

— Что на тебя нашло?

— Ничего! Раз нет, так и делать мне больше тут нечего!

Она стала поднимать одежду. Шеферд молча смотрел.

— Ну? Что молчишь?

Шеферд вздохнул и кивнул на дверь: иди мол.

Тесс надела панталоны и нижнюю сорочку, отвесила ему книксен.

— Спасибо за вашу щедрость, граф Шеферд. Всего наилучшего.

Выскочила в коридор и замерла. А может… Может позовет? «Тесс! Вернись!» — почти слышала она его голос.

Но все было тихо. Тесс постояла еще минуту и изо всех сил зажмурилась. Ну и пропади ты пропадом, Эверетт Шеферд!

Она быстро оделась — постыдно, торопливо, в коридоре — и пошла вниз. Вот только реветь еще не хватало! Не дождетесь, мистер графская задница.

Внизу ее встретил лакей со свечой. Жестом указал пройти в кабинет. В кресле у стены дремала старуха Хард, а за письменным столом сидела графиня-обортница. Просматривала какие-то бумаги, отдавала распоряжения замершему тут странному типу. На слугу был не похож, здоровенный, мощный.

«Божечки, тоже ведь оборотень» — упало сердце у Тесс.

— Не стоит вмешиваться, пока не поймем кто из них влез в это дело.

— Скорее всего Фетаро.

— Разумеется, Фетаро, — проворчала графиня и в лице проступило что-то волчье. — Без них не обошлось, но кто именно?

— Судя по урону, я бы поставил на Принца Крови, деогенса.

— Если это так, то нам нужно собрать Совет, а не готовить карательную… — она заметила Тесс. — Позже, Адар. Разбуди старуху.

Оборотень поклонился, толкнул кресло Хард.

— А? Что? Где? Уже?.. — заморгала она растерянно.

Оборотень вышел, графиня над свечкой грела сургуч. Судя по голубым искрам — не простой, а алхимический.

— Итак, как прошло?

— Все хорошо, ваша светлость. Капитан Шеферд отпустил меня.

Оборотница посмотрела на нее устало и раздраженно.

— Когда я задаю вопрос, я жду на него подробный и четкий ответ. — процедила она зло.

— Он кончил три раза. Внутрь меня. Достаточно подробно для вас или еще что-то? — ощерилась Тесс.

Хард подскочила и огрела ее тростью. Тесс скукожилась от боли.

— Да как ты смеешь! Кланяйся графине, тварь! Распускать язык!

От второго удара Тесс увернулась и схватив трость вырвала ее из рук старухи.

— Отойди от меня или убью! — Тесс замахнулась в ответ. — Мне восемнадцать и я больше не твоя собственность!

— Адар!

В дверь тут же вошел широкоплечий оборотень.

— Убери старуху.

— Да ваша, светлость, конечно ваша светлость… — залебезила Хард и поплелась к выходу. Дверь за ними закрылась.

Графиня сидела за столом и подниматься очевидно не собиралась. Тесс припомнила что она беременна, а вот ведь сидит глубокой ночью и пишет какие-то бумажки.

Женщина накапала сургуча на письмо и оставила оттиск кольца.

— Трижды?

— Да. — Тесс очень старалась не краснеть. Трость Хард все еще была у нее в руках и она не знала куда ее деть.

— У тебя есть раны?

— Нет. Хотя он не был нежен, если вам интересно.

— Не интересно.

Они встретились взглядами и Тесс фыркнула. Ну еще бы.

— Твои деньги я положу на счет в банке на твое имя. Если отдам сейчас, эта старуха их попытается украсть.

— С-спасибо, — пробормотала Тесс. Благодарить у нее получалось хуже чем дерзить.

— Если у тебя будет ребенок от моего сына, ты отправишь письмо в столицу на главный почтамп для семьи Шеферд. Сразу как только поймешь что беременна, это ясно?

— Да. Уж будьте уверены, отправлю.

Графиня пристально поглядела на нее.

— Если я узнаю, что ты избавилась от ребенка, то умрешь. Старуху я тоже предупредила, но она видно не вняла. Адар втолкует ей, что пока не станет ясно, что ты не понесла, ты представляешь для нашей стаи потенциальный интерес. Мы бережем всех волчат, даже от таких как ты.

— Таких как я? — рассмеялась Тесс, но смех этот был горький. — И чем же я так плоха?

— Воспитанием. Вернее, его отсутствием.

У Тесс губы задрожали, но она не стала отвечать. Ага, воспитанием! Когда подыхаешь с голоду воспитание та-ак сильно пригождается в жизни!

— Я могу идти?

— Ступай. И держись подальше от оборотней. Мой сын, — в голосе ее зазвучала гордость. — Умеет держать себя в руках, но любой другой порвал бы тебе глотку за твои дерзости. Учти это, если хочешь выжить, девочка. Женщина должна казаться мягкой.

Тесс присела и вышла из комнаты. «А не засунуть ли тебе свои советы в свой оборотнический зад, сука?» — вот что ей хотелось бы сказать, но разумеется она промолчала.

*три года спустя*

«Я ни за что не умру здесь».

Тесс не знала, но так говорили себе все, кто попадал в «умиральню». Эти шесть палат государственной богадельни имени святого Карла в их славном городе Междуречье считались местечком последней воли. Врачи захаживали сюда не чаше священников. Отсюда никто не выходил своими ногами.

Терезу Доплер вкатили в палату номер четыре на каталке, потому что ходить она могла уже с трудом. Удар каталки об обшарпанный дверной проем, скрип ржавых колес — вот такими фанфарами приветствовало ее последнее пристанище.

«Ни за что. Я ни за что не умру здесь. Этому не бывать!» — твердила она про себя снова и снова. — «Да скорее Матерь всего сущего отсосет у Огненного царя преисподней чем я, Тесс Доплер умру тут от банальной чахотки! Не бывать этому!»

Санитары переложили ее исхудавшее тело, в котором душа держалась только усилием воли, на постель и ушли.

Терезе показалось, что все, кто раньше испустил на этой койке дух жадно тянут к ней мертвецкие ледяные руки.

«Нет. Я тут не умру. Нет! Да пошли вы, неудачники!»

Кругом кашляли. Этот звук последние шесть месяцев преследовал Терезу повсюду. Ей было всего лишь двадцать лет и она не собиралась сдаваться.

Когда она заболела, то делала вид что это только простуда и она вполне может и дальше справляться со всеми делами. Днем она мыла посуду в таверне «Три кабана», потом разносила посылки и письма с местной почты, а темной ночью с ватагой борзых мальчишек из родного приюта не гнушалась и банальным воровством и разбоем.

Ей некогда было думать о совести, бессмертной душе и прочей ерунде, о которой вещали в проповедях святоши. Она работала и воровала без сомнений, потому что знала свои перспективы. Стоило остаться без денег и ей светил бордель на улице Поющих цветов. Пару раз сборщики прямо на улице спрашивали чья она и с кем надо поговорить, чтобы ее купить. Тереза первому выбила зуб, а второго столкнула в помойную яму. У нее была репутация бешеной стервы и ее это устраивало полностью Уж лучше быть бешеной стервой на улице Прачек, чем послушной нежной девочкой в Поющих Цветах.

Деньги за свою «первую ночь» Тесс потратила на жилье и лекарства для Анри. Она выписала лучшие снадобья из столицы и купила ему тот самый прогрессивный тренажер, на котором он снова учился ходить под руководством местного доктора. Сто пятьдесят марок в час, между прочим… Но на брата Тесс денег не жалела, чего стоили его слезы когда он держась за поручни все-таки прошел сам первый метр. Тесс тоже плакала, хотя мало что в жизни могло ее растрогать.